Траурный кортеж - Василий Доконт

Следующую паузу гном затянул намеренно.

«— Вот же артист, сир! Какой драматический эффект! Слышно, как пчёлка жужжит у головы Бушира…»

«— Какая ещё пчёлка, Капа!? Зима же!»

«— Ну и что! А мне слышно!»

— Рядовой Ахваз! — прокричал Эрин, нарушив тишину. — Выйти из строя! Ко-о-о мне-е!

Время, казалось, остановилось, ожидая, пока Ахваз спешится, и через ряды конных дворцовых стражей и пехоты цветного полка выберется на середину пустого пространства. И замрёт по стойке смирно перед первым соргонским рыцарем.

— Ты слышал кодекс соргонских рыцарей, солдат. Согласен ли ты с его текстом?

— Так точно, сэр Эрин!

— Готов ли ты следовать этому кодексу и в мирной жизни, и в жестоком бою?

— Так точно, сэр Эрин!

— Опустись на колено, солдат! Я, князь Ордена рыцарей Соргона, волею Его Величества короля Василия наделённый правом принимать в Орден лучших бойцов Соргона, за характер и мужество, проявленные тобой при выполнении задания командира, а также в смертном бою с заведомо более сильным противником, из которого ты вышел победителем, этим мечом посвящаю тебя в рыцари Ордена…

Гном взял со стола меч и поочерёдно коснулся его лезвием сначала левого, потом правого плеча Ахваза. Затем открыл шкатулку и вытянул из неё длинную золотую цепь с гербовым щитом.

— Как рыцарь Ордена, ты имеешь право набирать собственный воинский отряд и водить его в бой под своим знаменем. Эта золотая цепь — доказательство твоей принадлежности к Ордену, — Эрин надел цепь на шею Ахвазу. — Встань, брат по оружию. Вручаю тебе также золотые шпоры и свидетельство рыцаря…

Из шкатулки были извлечены шпоры и свиток, перевитый зелёным шнуром с двумя сургучными печатями: печатью Ордена и печатью короля.

— Будь достоин звания соргонского рыцаря, брат!

— Клянусь честью!

Василий нетерпеливо шевельнулся на троне. Гном заметил:

— Хотите что-то добавить, сир?

— Да, хочу, сэр Эрин. Я должен сдержать слово, данное королём. Вашим заданием было привести помощь попавшему в засаду отряду короля Фирсоффа, не так ли сэр Ахваз?

— Так точно, сир!

— И король обещал вам нашивки сержанта, если вы сумеете выполнить это задание. Вы помощь привели. В том, что она не поспела к сражению — вашей вины нет: вы всё сделали правильно. Поздравляю вас с производством в сержанты, сэр Ахваз.

— Служу Короне и королю, сир!

«— А меня он первой назвал! Вот так-то, сир!»

«— Дети и женщины — всегда вперёд. Рыцарское правило, Капа».

— Сержант Котах! — продолжал вызывать Эрин. — Выйти из строя! Ко-о-о мне-е! — а нерешительно мнущемуся с ноги на ногу Ахвазу гном сказал:

— Стань здесь, брат, — и показал на место позади себя.

Котах трудно шагнул вперёд, пошатнулся, но подхватившие его руки отстранил, и тяжело двинулся к центру, к Эрину.

«— До чего же он ещё слаб после ранения, сир, не выдержит, упадёт!»

«— Выдержит, Капа. Для него этот день, возможно, самый важный в жизни — обязательно выдержит».

Бывший разбойничий ватажек добрёл таки до князя Ордена без посторонней помощи, ответил на вопросы достаточно громко — все слышали, и грузно опустился на левое колено по команде Эрина. Лицо Котаха, покрытое свежими рубцами шрамов, стало землисто-серого цвета, из прокушенной от напряжения губы на снег закапала кровь. Но посвящение он выстоял, только подняться сам уже не сумел.

— Обопрись на мою руку, брат, — поспешил ему на помощь Эрин, — это теперь не зазорно. Главное ты уже выдержал.

После слов «Клянусь честью» Котах присоединился к Ахвазу, отойдя за спину гнома, где смог незаметно держаться за стол. Раттанарский следопыт с готовностью подставил своё плечо с другой стороны, помогая Котаху достоять до конца церемонии.

— Полковник Бушир! Ко-о-о мне!

«— Сир, а кто у нас теперь Бушир? Священник или военный? Что-то много на одного: и служитель, и полковник, и рыцарь».

«— Он — Бушир, Капа! И этого мне достаточно. А что касается прочего — должностей, чинов, профессий — то каждый несёт, сколько может. Не будет справляться сам — найдёт помощников, как я ищу их, хотя должность у меня только одна — король».

Эрин, между тем, продолжал штамповать рыцарей — так назвала этот процесс Капа. Король не согласился:

«— Какая же это штамповка, дорогуша, если их можно по пальцам пересчитать? Рыцари, похоже, товар штучный».

Действительно, число посвящённых гномом оказалось невелико, чуть больше половины десятка. И были это, в основном, соратники короля, люди из самого близкого его окружения. Кроме Ахваза, Котаха и Бушира, Орден пополнили только Готам, Брей и Астар.

Позже, когда отшумело в адрес рыцарей дружное солдатское «Хо-о-о!», король спросил у Эрина, не повлияло ли, случайно, на выбор кандидатов их знакомство с ним, Василием?

— Нет, сир, — ответил неподкупный князь. — Я отбирал лучших. Разве не то же доказывает шкатулка, которая ни разу не оказалась пустой? Безо всякой заминки она выдавала и свидетельства, и цепи, и шпоры. А я, сир, постоянно волновался, открывая её: вдруг она не согласна с моим выбором…

Завершилась церемония неожиданным для публики выходом старого ковродела Чхогана. Протолкавшись к едва живому от усталости и боли Котаху, он прокричал ему фразу, от которой у бывшего разбойника сразу помокрели глаза:

— Сынок! Тебе и твоим друзьям вход в Скирону открыт: мы не в праве отворачиваться от проливших за нас свою кровь воинов. Таково слово жителей нашего города!

«— Давно бы так! — подвела итог Капа. — Одобряю!»

Через час после церемонии выехал в Раттанар Илорин с почтой, в сопровождении полусотни дворцовых стражей. Рыцарь и сержант, Ахваз отправился с ним, как лучший следопыт и разведчик: король опасался, что путь вестника будет далеко не лёгким. Даже полусотни солдат могло оказаться недостаточно для успешного завершения миссии.

Ближе к вечеру капитан Паджеро увёл в Раттанар печальный обоз с телами короля Фирсоффа и его свиты. К ним добавились и тела раттанарцев Брашера, погибших при защите скиронских Храмов в день прихода Василия в Соргон. Король настоял, чтобы обоз сопровождали гномы сэра Эрина и почти все дворцовые стражи Раттанара: незнание точной обстановки в королевстве толкало его на, возможно, излишние меры предосторожности. О сражении под Раттанаром верный сэр Эрин так и не известил своего монарха, пребывая в неопределённости: что можно открыть королю из гномьих тайн, а что — нельзя, без риска быть обвинённым Старейшими в предательстве. Подробностей он, правда, и сам не знал — ему был известен один только факт случившейся битвы, но и этого вполне хватило князю, чтобы чувствовать свою вину перед Василием.