Демон и Бродяга - Виталий Сертаков

– Кузнец, оглох, что ли? Эй, так и будем подыхать?!

«А что я-то могу?» – хотел огрызнуться Артур. Такого острого чувства беспомощности он не испытывал очень давно. Пожалуй, пятнадцать лет, с того дня, когда Качальщики нагло выкрали его из каравана папы Рубенса и увезли в лес.

Увезли вместе с молоденькой Надей ван Гог и едва ли не насильно сделали мужем и женой…

Совершенно не ко времени президент представил жену и детей. И от нахлынувшего, теплого, болезненного, бесконечно далекого… его посетило горькое отчаяние.

Неужели это конец?

Неужели все закончится так бездарно и бессмысленно, под ножом вшивого дикаря, да еще в такой дали от дома, что никто не найдет тело? Неужели стоило биться за выход страны к океану, за победу над флотом Карамаза, за нерушимость границ и подохнуть только потому, что какой-то придурок из зеркала сочинил неразрешимую загадку? Разве не проще было принять предложение настоятелей в храме Девяти сердец и вернуться в собственную молодость, к молодой счастливой жене?..

Артуру казалось – он сейчас с радостью отдал бы ногу или руку за возможность мгновенно перенестись домой, к Наде. И гори они огнем, эти Малахитовые врата, эти турки и монголы и старец, с его абсолютно неясными перспективами…

Слепые палачи с ворчанием набросились на следующего пленника. Непонятно было, по какому признаку они выбирают жертву и как вообще ее находят. Разве что по запаху? Коваль не видел, кого они там схватили, сняли с кольев и потащили вниз, к яме.

Очевидно, степные шаманы для таких вот ответственных операций готовили особую когорту слепых бойцов. Вероятно, их отбирали у родителей-кочевников в раннем возрасте, ослепляли и учили только одному – беспрекословному подчинению. Коваль с восхищением следил за тем, как двигались слепцы. Замечательная в своей жестокости и предусмотрительности идея! Незрячий вряд ли выдаст место, которое никому нельзя показать, незрячий никогда не видел золота, его не пьянили переливы драгоценных камней и улыбки красоток. Его не надо убивать после того, как спрятаны и зарыты сокровища, его можно оставить рядом, творя любые безобразия, занимаясь развратом или, напротив, пытая невинных жертв. А если у слепых детишек развивать боевые навыки, развивать их способности к восприятию на слух и на ощупь, то результаты окажутся более чем интересные…

Парня потащили вниз, к белому знамени, и почти сразу вспыхнули еще два костра. Долговязый орал и брыкался, пока его не перевернули навзничь и не залили в рот густую коричневую жидкость, подозрительно похожую на смолу. Парень, видимо, обладал изрядной силой, ему удалось скинуть с себя двоих мучителей, но подбежали другие и одолели несчастного. Его уложили ничком, вывернули руки и прикрутили щиколотки к запястьям так туго, что тело человека выгнулось дугой.

На пленнике распороли рубаху, оголили грудь и бросили его в такой беспомощной позе подле костра. Откуда-то выскочила лохматая тетка, голая по пояс, вся разрисованная красной краской и облепленная пухом. Мотив шаманской песни тут же изменился, женщина затянула свою мелодию. Похоже, что она подражала кудахтанью курицы и крику петуха. Она размахивала чем-то мохнатым, пестрым, подпрыгивала, трясла обвисшей грудью. Когда блики костра упали на ее сморщенное, искаженное от крика лицо, стало видно, что в руках у нее обезглавленная курица, и кровь, выплескиваясь из горла птицы, оставляет на теле шаманки все новые разводы.

В басовитый хор мужчин нестройно вплелись несколько высоких женских голосов. Пели что-то вроде:

– Эййэ хылээ-де-ырр…

У Коваля появилось ощущение, будто в темечко загоняют гвоздь. Бесконечно повторяющийся на трех нотах заунывный мотив, обрывающийся на подъеме, хлопки и резкий звон бубнов и тошнотворно-сладкая вонь запретных трав, щедро высыпаемых в костры, сводили с ума.

– Кузнец, ты слышал? – наклонилась Варвара. Чтобы перекричать толпу завывающих фанатиков, ей приходилось изо всех сил напрягать голосовые связки. – Им нужно окропить знамя, Кузнец! Это могила Тэмучина, степняки бредят им! Отец мне говорил, что…

Что говорил папа Малиновский, Артур так в тот момент и не узнал. Женщина потрясла над головой петухом, оросила себя и дрожащего связанного парня дождем багровых капель. Тем временем рабы медленно разворачивали знамя. Для льняной тряпки, пролежавшей в склепе больше тысячи лет, знамя сохранилось подозрительно хорошо. Хотя в нем имелось немало прорех и обветшали края, в целом символ страшной эпохи выглядел вполне сносно. Между камнями шустро вбили девять жердей, протянули между ними веревку. Знамя больше походило теперь на неровно подвешенный парус, потерявший свой корабль. С ткани сыпалась мелкая белая пыль, что-то вроде талька или песка. Сумасшедшая бабка, тряся грудями, забралась под знамя, и, пока прислужники расправляли реликвию, она превратилась в неопрятный скачущий пельмень.

Тут произошла очередная заминка. Оказалось, что до конца расправить чудовищный флаг не могут, край полотнища был стянут тугими шнурами. Шнуры разрезали, Ковалю показалось, что из складок знамени что-то выпало, какой-то маленький предмет, его тут же подобрали и унесли куда-то в сторону.

Выпавший предмет забрал высокий сутулый человек с вытянутым назад черепом и уродливо изогнутой шеей. Коваль видел этого мужчину пару секунд, ему показалось, что на темечке у того не волосы, а хохолок из длинных, грязно-белых перьев. И рожа похитителя сильно отдавала чем-то птичьим – хищная, вытянутая вперед, словно клюв…

Похожий на лебедя мужчина не задержался у костра. Он спрятал находку под одеждой и кинулся вниз по склону.

– Хувайлид! – позвал Артур. – Хувайлид, сволочь, ты где?! Погибнем ведь, выручай, бабочка чертова!

Слепцы сняли со второго пленника веревки, перевернули его и распяли между забитыми в каменистую почву крюкам. Варвара молилась шепотом, Лука хихикал. Возле спящего Бродяги появились двое с черными лицами, запрокинули ему голову, насильно влили в глотку новую порцию самогона. Одежда старца промокла, в воздухе резко понесло сивухой.

Шаманы начали новый танец и новую песню. Вход в могилу продолжал расширяться, вниз спустили еще несколько ламп. Стало очевидно, что нижняя каменная кладка представляет собой потолок, часть купола, опирающегося на квадратные колонны. Колонны уходили куда-то вниз, дно склепа скрывалось в тени. Вниз осторожно спустили крепкую лестницу с широкими деревянными ступенями, затем вторую и сбросили несколько толстых канатов.

Рядом с измазанной в белом песке и перьях женщиной появился широкоплечий мужчина, одетый в одну лишь медвежью шкуру. Нет, это была не совсем медвежья шкура. Шерсть, видимо, выстригли и обваляли в совиных перьях. Артур узнал того кадра, который поил его в шатре самогоном. Круглая безухая голова, вся в пучках перьев, непонятно, то ли приклеенных, то ли у него волосы росли так, черный нос крючком, едва не достающий до подбородка, когти на руках…

Задние лапы медведя волочились за ним по земле, человек подпрыгивал, приседал, крутился волчком и снова изображал разъяренную птицу, распустившую крылья. Прочие гости праздника кружили с такой скоростью, что профессиональных ледовых фигуристов давно бы стошнило.

Шаманы давно выпали из реальности. Порядок на курултае поддерживали те, кто не вошел в главный круг, человек восемь помоложе, тоже с накрашенными лицами, но без хлыстов и без огромных меховых шапок. Под командой одного из младших адептов кандальники короткими рывками тянули канаты. Очевидно, снизу, из ямы, поднимали что-то очень тяжелое, мышцы рабов вздулись, плечи дрожали, ноги разъезжались.

Последующее произошло настолько внезапно, что соседи Артура не сразу сообразили. А когда до измученных людей дошло, какая участь их ждет, поднялся дикий вой и стон. Кто-то отчаянно матерился, кто-то плакал и звал маму, кто-то плевался и хохотал, как Лука.

Человек-сова ударом ножа вспорол грудь первой жертве, ловким движением запустил под кожу руку и вырвал сердце. Затем он размахнулся и широким движением облил знамя. Получилось своеобразное граффити. Артур мог лишь надеяться, что первая жертва умерла быстро.

Слепые слуги вернулись и уверенно накинулись на Луку. Ряд бритых стражников разорвался, пропуская их, и снова сомкнулся. Лука заорал, как поросенок под ножом. Его тонкий истошный крик резал уши. Варвара молилась в голос.

– Сволочи, будьте вы прокляты! – выкрикивали в темноте русские пленники.

– Чтоб вам сдохнуть, ироды!

– На том свете сочтемся, погань вонючая!

– Слышь, Кузнец, а ты – мужик ничего! – Варвара улыбнулась сквозь слезы.

– Ты тоже молодчина!

Артур про себя решил, что сумеет остановить себе сердце, чтобы не дожидаться начала процедуры. Он никак не мог определить, вытащили из внутреннего кармана зеркальце или нет. Во всяком случае, Хувайлид не подавал признаков присутствия. Он и прежде часто пропадал без предупреждения, но никогда еще не оставлял своего протеже перед лицом явной смерти.