Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы - Валентина Антипина

Более тысячи литераторов добровольно ушли на фронт или работали военными корреспондентами. 962 писателя были награждены боевыми орденами и медалями, 417 пали смертью храбрых[41].

Частично восстановить динамику количественного и качественного состава ССП позволяет анализ данных, представленных в издании «Союз писателей СССР. Справочник на 1950–51 гг.»[42]. В нем содержатся данные о 1804 членах ССП по СССР, включая сведения о 1118 писателях Российской Федерации. Безусловно, эти сведения не полные, но их репрезентативность обоснована тем, что они охватили более чем 50 процентов членов организации.

К своему второму съезду (1954 год) Союз советских писателей насчитывал 3695 человек (3142 члена и 553 кандидата)[43].

На протяжении рассматриваемого периода, то есть за 20 лет, численность ССП выросла за счет приема новых членов примерно на 1000 человек (на 25 процентов). К тому же не следует забывать, что многие члены ССП погибли во время Великой Отечественной войны (примерно 15 процентов). Кроме того, писатели не избежали репрессий. Из 571 делегата Первого съезда советских писателей было репрессировано примерно 180 человек (около трети).

Подавляющее число членов ССП составляли мужчины. Доля женщин выросла от 3,6 до 10 процентов (ко Второму съезду писателей).

Формы организации повседневной жизни писателей, воспринятые ССП и Литфондом, уходят своими корнями в дореволюционные годы и ранний советский период. Например, старейшая литературная организация Всероссийский союз поэтов (ВСП) в период Гражданской войны проводил поэтические встречи, организовал бесплатную столовую для всех нуждающихся литераторов, издал несколько сборников стихов. Кроме этого, литераторам выдавались безвозмездные ссуды, а желающим предоставлялись помещения для работы. При ВСП были подсобные предприятия: кафе, кинематограф и столовая, на выручку от которых он и осуществлял свою деятельность[44].

В период подготовки I съезда писателей начала работу комиссия по приему писателей в ССП. В нее вошли Вс. Иванов, П. Павленко, К. Федин, Н. Асеев, Ф. Гладков и А Афиногенов, а председателем был назначен П. Юдин.

15 августа 1934 года на собрании партгруппы Оргкомитета ССП Юдин заявил: «Заявления о принятии в СП написали буквально все писатели. Не осталось ни одного писателя, за исключением Анны Ахматовой, которые не подали бы заявления в Союз. Только она одна не подала такого заявления»[45].

Грешным делом заметим, вряд ли Оргкомитет Союза имел возможность с такой скрупулезностью подсчитать всех своих писателей — дело в принципе неосуществимое. Но идея власти — объединить всех писателей в одной организации — несомненна. Объединить и «подкормить», укрепить их позиции в литературной среде. На наш взгляд, верно подметил в своей диссертации А. Георгиев: «Устранение конкуренции было выгодно слабым в творческом отношении художникам и организациям их объединяющим. И, прежде всего, представителям пролетарского направления в искусстве»[46].

Многие писатели шли в ССП для того, чтобы получать различные льготы и привилегии. Причем подобных мотивов не особенно стеснялись. Поразителен пример Л. Ивановой, которая боялась, что в создаваемый писательский союз ее не примут, и просила «содействия и сочувствия»: «Я не могу не говорить, потому что мне умирать надо, потому что я с вами писателями — уже 10 лет, с 18-ти лет, и если вы меня выбросите из этого будущего Союза Советских Писателей, я пущу себе пулю в лоб». При этом назвать свои произведения потенциальная «самоубийца» не смогла, так как ничего не написала. Причиной своего литературного «молчания» она назвала плохие жилищные условия.

В очереди за заветными корочками выстроились куплетисты, либреттисты… Участник II пленума Оргкомитета ССП Никонов, говоря о жаждущих любой ценой попасть в члены Союза, сравнил их с очередью, которая «…напоминает давку около какой-нибудь столовой или закрытого распределителя»[47].

Была сделана безуспешная попытка провести дискуссию о том, кого следует, а кого не следует принимать в ССП. «Литературная газета»[48] отреагировала на нее вяло, а на местах она оказалась как бы и вовсе ни к чему. Причину подобного поведения литераторов неплохо объяснил А. Георгиев: «В среде литераторов существовало отчетливое понимание того, что вопрос решен политическим руководством принципиально — место в Союзе предоставлено тем, кто трудится на литературном поприще и поддерживает советскую власть»[49].

Союз писателей неоднократно предпринимал попытки «очистить» свои ряды. В 1938 году было принято постановление ССП, в котором говорилось: «С целью освобождения Союза Писателей от излишнего балласта и создания творчески жизненного состава Союза, считать необходимым пересмотреть списки членов и кандидатов ССП…»[50] В ходе пересмотра списков выяснились интересные подробности. Так, в ССП состоял чувашский писатель Григорьев, который давно ничего не писал. Основание числиться в ССП он приобрел тем, что в 1933 году опубликовал несколько стихотворений в газете «Канаш». Здесь надо отметить, что и сам Григорьев не очень настаивал на звании писателя и не захотел явиться на заседание Президиума ССП, где рассматривался вопрос о его пребывании в ССП[51].

О том, как зачастую проходила процедура приема в ССП, красноречиво свидетельствует письмо В. Герасимовой и А. Караваевой члену Политбюро ЦК ВКП(б) А. Андрееву от 2 марта 1938 года. В нем они пишут: «На другой же день на заседание президиума по важному вопросу приема в союз новых членов пришел… только один член президиума. Принимаемые в ССП должны были голосовать сами за себя»[52].

В 1937 году о курьезном случае при приеме в Союз писателей рассказал В. Ставский: «Обсуждали на комиссии кандидатуру Кальма. Люди спорят, один говорит за, другой — против, один говорит хороший, талантливый человек, принять, другой говорит: какой талант, он кроме репортерских заметок ничего не пишет. Спор идет одну четверть часа, вторую четверть часа.

Наконец кому-то приходит в голову посмотреть анкету. И оказывается, что спорят о Кальме, о нем, а в анкете написано Кальма, — она, — детский писатель»[53].

На всем протяжении деятельности писательской организации обоснования принятия того или иного литератора в ССП зачастую имели мало отношения к творчеству. Например, в 1944 году В. Вересаев писал некоему Дмитрию Алексеевичу о детском писателе И. Масиленко. В письме он просил о его приеме в ССП: «Сейчас у него одного легкого совсем нет. Два года пролежал… Страдает постоянными легочными кровотечениями… Для него пройти в Союз, это вопрос существования. Те небольшие льготы, которыми пользуется член Союза, могут его спасти от смерти»[54].

Руководство ССП признавало, что в их организации много лишних людей, и в марте 1953 года в записке в ЦК КПСС отмечало две волны, которые привнесли в Союз много посторонних:

«Поблажки, допущенные при массовом приеме (в 1934 году во время организации ССП. — Я А), в дальнейшем вошли в практику работы Союза писателей… при приеме в ССП — снижались требования к вновь поступающим, благодаря плохому изучению вновь принимаемых, а зачастую и из непринципиальных, приятельских отношений.

Много случайных людей… попало в Союз писателей в годы войны и в первые послевоенные годы — в силу стремления большого числа лиц… проникнуть в Союз для получения материальных преимуществ, связанных с пребыванием в нем»[55].

Правда, необходимо отметить, что данное обращение в ЦК КПСС А. Фадеева, А. Суркова и К. Симонова носило антисемитский характер и явные отголоски борьбы с «безродными космополитами» 1949 года, так как в нем делался акцент на то, что большинство «засоряющих» организацию — евреи.

В Постановлении ЦК ВКП(б) 1925 года «О политике партии в области литературы» литераторов 1920-х годов условно разделяли на три категории: крестьянские, попутчики (то есть те, кто активно не высказывался против советской власти, но и не полностью соглашался с ее деятельностью) и пролетарские писатели. К середине 1930-х годов крестьянские писатели были, по сути, приравнены к антисоветским (тем, которых в СССР не осталось, которые уехали за границу). Затем эта схема перекочевала в литературоведческие и исторические труды[56]. Пользуясь этим делением, необходимо иметь в виду, что оно подвижно и умозрительно. Политические настроения зависели от изменяющейся политической ситуации, а интеллигенция никогда не была однородна.

Ко времени подготовки I съезда советских писателей антисоветские писатели (или те, кого к ним причисляла власть) либо эмигрировали, либо оказались в сталинских лагерях, либо прекратили свою активную деятельность. По существу, и к моменту образования ССП, и в дальнейшем сохранялись две категории литераторов. Идейные взгляды и ценностные основы творчества пролетарских писателей оставались неизменными — апологетика существующего строя, деятельности партии и правительства. Попутчики же чаще прибегали к мимикрии, старались уходить от острых тем. Но подобная схема отражает только глубинную политическую подоплеку, и то лишь весьма условно. До начала тридцатых годов советская литература оставалась, безусловно, полифоничной и многоголосой. Несмотря на то, что сначала по ней гуляла «рапповская дубина», а затем литературный процесс оказался в тисках партийно-государственной машины.