Однажды на севере - Филип Пулман

Когда они снова сели, Сигурдссон сказал:

— Замечательный прием! Многообещающе, не правда ли?

— Никогда не видел ничего подобного, — ответил Ли.

Он откинулся назад и стал прислушиваться к речам.

Вскоре после этого, его, казалось, разбудил рев возбужденной толпы. Приветствия, рукоплескания, крики одобрения, отражались эхом от стен большого деревянного зала, когда Ли, непонимающе моргая, стал хлопать вместе с остальными.

На сцене стоял Поляков в черном пальто, с тяжелой бородой и красными щеками,  один его кулак лежал на трибуне, а другой он держал на сердце. Его глаза ярко сверкали, а деймон, очень похожий на ястреба, но Ли никогда раньше не видел такой породы, сидел на трибуне и поднимал крылья, пока они не раскрылись до конца.

Ли прошептал Эстер, завернутой в пальто:

— Сколько времени я спал?

— Не считала.

— Ну, черт возьми, что этот дипломат говорил?

— Не слушала.

Он украдкой взглянул на Ольгу и заметил, что ее спокойный любящий взгляд был недвижимо направлен на отца. Выражение лица Ольги не изменилось даже тогда, когда кандидат внезапно ударил по трибуне кулаком, заставив тем самым своего деймона взлететь и пролететь несколько кругов вокруг его головы, прежде чем расположиться на плече Полякова.

— Это должном возыметь эффект, — подумал Ли, но Эстер бормотала: — Как долго они репетируют это перед зеркалом?

— Друзья, — кричал Поляков. — Друзья и граждане, друзья и люди, мне не нужно предупреждать вас об этом коварном вторжении. Мне не нужно предупреждать вас, потому что каждая капля человеческой крови в ваших человеческих венах уже предупреждает вас инстинктивно, что не может быть никакой дружбы между людьми и медведями. И вы знаете точно, что я имею в виду, и вы знаете, почему я должен говорить именно так. Не может быть никакой дружбы, не должно быть никакой дружбы, и при моем правлении, я обещаю вам, положив руку на сердце, не будет никакой дружбы с этими жестокими и бесчеловечными...

Остальная часть предложения была потеряна, поскольку, должно быть, предназначалась именно для того, чтобы потонуть  в шуме, криках и свисте, которые поглотили его, словно большая волна.

Поэт уже был на ногах, размахивая руками над головой от волнения, и кричал: «Да! Да! Да!»

С другой стороны от Ли дочь кандидата хлопала в ладоши как маленькая девочка, её жесткие пальцы были обращены в одном направлении, когда она соединяла ладони.

Казалось, что речь подошла к своему завершению, потому что Поляков и его люди покидали сцену, а другие начинали пробиваться вдоль рядов стульев, собирая пожертвования.

— Не давай этому ублюдку ни цента, — сказала Эстер.

— Даже если бы я и хотел этого, то не нашел бы денег, — пробормотал Ли.

— Разве это не великолепно? — восхищенно прокричал Сигурдссон.

— Это самая яркая ораторская речь, которую я когда-либо слышал, — ответил Ли. — Многое из этого застряло в голове, хотя я и не знаю местной ситуации, но он умеет убеждать, и это факт.

— Следуйте за мной, и я представлю вас. Господин Поляков будет рад познакомиться.

— О, нет, нет, — торопливо проговорил Ли. — Было бы неправильно отнимать время у человека, ведь я даже не смогу за него голосовать.

— Нисколько! На самом деле, я знаю, что он очень хочет встретиться с вами, — сказал Сигурдссон, понизив голос для большей конфиденциальности и крепко схватив аэронавта за рукав — У него есть для вас работа, — прошептал он.

Одновременно Ольга сжимала другой рукав Ли.

— Мистер Скорсби, действительно, поезжайте и встретьте папу! —  сказала она. Её глаза были настолько велики и настолько искренни, ее губы настолько мягки, а помимо глаз и губ были ещё тонкие завитки волос и сладкое сердце, что Ли почти потерял рассудок и поцеловал ее тут же. Какое значение имело то, что её мозг был размером с виноградинку? Ведь это не мозг был у него в руках. У ее тела был свой собственный вид интеллекта, так же, как и у его, и эти тела могли многое сказать друг другу. Голова кружилась; он был полностью убежден.

— Ведите меня к нему, — уверенно сказал он.

В комнате за сценой находилась группа мужчин с бокалами и горящими сигарами в руках, а в центре этой группы стоял Поляков. Небольшая обшитая деревом комната была наполнена смехом и ревом поздравлений.

Как только Поляков увидел свою дочь, он покинул своих товарищей и схватил ее в объятия.

— Тебе понравилась речь отца, моя маленькая конфетка? — поинтересовался он.

— Это было замечательно, папа! Все были в восторге!

Ли огляделся. На столе около камина лежала модель странно выглядящего оружия — своего рода мобильное орудие на бронированном грузовике — и Ли было любопытно изучить его вблизи, но ближайший мужчина увидел пристальный взгляд аэронавта и стремительно накрыл модель куском сукна. Ли догадался, что это то самое оружие, о котором говорил Васильев и очень жалел о том, что так заинтересованно взглянул на него и даже не успел толком изучить его. В этот момент он снова почувствовал прикосновение руки поэта, повернулся и услышал слова Сигурдссона кандидату:

— Иван Дмитриевич, — сказал поэт, — Интересно, могу ли я представить вам мистера Скорсби из Техаса?

— О да, папа, — поддержала поэта Ольга. — Мистер Скорсби рассказывал мне об очень неприятных медведях, которые живут в его стране...

Поляков погладил дочь по щеке, вынул сигару изо рта, и пожал руку Ли в кости —  ломающий захват. Ли почувствовал это и отплатил той же монетой, на том их соревнование и завершилось.

— Мистер Скорсби, — сказал Поляков, обнимая Ли за плечо и отводя его в сторону, — рад встрече, действительно рад. Мой хороший друг Сигурдссон рассказал мне все о вас. Вы — человек, которому сопутствует удача — я могу сказать это. Вы — человек действия — я вижу это. Вы — проницательный судья — я ощущаю это. И если я неправ, то прямо сейчас вы можете поправить меня. Действительно ли я прав?

— Во всех деталях, сэр, — ответил Ли. — Каково ваше предложение?

— Люди вроде меня, — объяснил кандидат, понизив голос, — время от времени оказывается в большой опасности. Этот город очень чувствителен к малейшему раздражению, мистер Скорсби, нестабильное и непредсказуемое место для каждого, кто разжигает страсти просто из интереса и, как ни прискорбно говорить это, из обиды и неприязни. Ах, да, в их числе, например, находятся некоторые личности, которые боятся и презирают мою принципиальную позицию по вопросу медведей. Я не должен говорить ничего больше, — добавил он, крепко высморкавшись. — Я уверен, вы понимаете, что я имею в виду. Я не буду забегать вперед, но есть те, кто может попытаться сместить меня, силой, если это будет необходимо. И я не боюсь встретить силу силой. У вас есть оружие, мистер Скорсби. Готовы ли вы использовать его?