Рассказы - Демина Карина

Ничего не должно отвлекать принцессу от ожидания. Разве что вышивка, бусинка к бусинке, на тонкую нить, на жесткую ткань, по расчерченному кем-то узору. Вышвырнуть бы… в окно, и платье это дурацкое тоже, ей совершенно не идет белый цвет, и ждать она не умеет… стыдно.

А нитки снова запутались, сплелись в легковесный разноцветный комок, совсем как тот, которым птиц ловят. И она тоже, как птица, в башне этой, по вычерченному узору… нелепому обычаю… дождаться спасителя, того, у кого смелости хватит… и ведь все же знают, что не придет никто… а если и придет, то не станет рисковать жизнью, чтобы вызволить из заточенья… еще год-другой и совет, решив, что старинный обычай исполнен, даст согласие на заключение династического брака… нужно лишь подождать. Снова подождать.

А рыцари… их не бывает… сказка для влюбчивых принцесс… чтобы было легче ждать.

Ветер, забравшись в комнату, толкнул склянку с бисером, разноцветные стеклянные капли дождем посыпались вниз, добавляя переменчивому морю еще немного красок.

Н’гаи замолчала и, спрыгнув со стола, осторожно потрогала кефирное пятно на полу.

– Ну и о чем эта сказка?

– О принцессе. Об ожидании. О глупых обычаях и вычерченных кем-то узорах… – Н’гаи с задумчивым видом облизала лапу. – Нет, все-таки кефир – это гадость. Как ты его пьешь?

– Не знаю… привычка такая.

Н’гаи понимающе мурлыкнула и удалилась, предоставляя мне возможность убраться. Привычка… правило, обычай… а действительно, почему я кефир пью? Ведь не люблю же.

Н’гаи-Кутуми лежала на постели, свернулась пушистым клубком и мурлыкала что-то себе под нос. За окном молодой зеленью закипала весна, наломать бы влажно-желтых ивовых веток с мягкими серыми пуховками соцветий и, поставив в вазу, долго-долго наблюдать за тем, как распускаются нежные листья, распрямляются, растягиваются, наливаясь призрачной силой воды и… умирают.

Не знаю, раньше мне не было больно смотреть на то, как умирают букеты, не важно какие: пышные розы, фарфоровые каллы, шелковые ирисы или те же весенние котики. Привяли, усохли, потеряли былой вид – в мусорное ведро и не думать…

– Люди вообще редко думают о неприятном, – заметила Н’гаи, приоткрывая зеленый глаз. – Вы любите мгновенья, тогда как сложенное из них время пугает. Вы любите правду, но предпочитаете говорить о ней, а не ее… правда, иногда случается, что между правдой и не-правдой разницы нет. Хочешь историю?

Пожалуй, да. Вечер сегодня такой, подходящий для странных кошачьих сказок.

Наверное, она оказалась здесь случайно, слишком уж нелепо выглядел ангел, бредущий по проселочной дороге. Полустертой позолотой на белых перьях пыль, полутряпкой-полусаваном короткое платье, босые ноги и растрепанные волосы. И в противовес две вдавленные в жесткую землю колеи, кое-где приукрашенные серо-зелеными травяными проплешинами, а по бокам – зеленые стены кукурузного поля. Солнце в зените, пышет теплом, переплавляя воздух в раскаленное марево, дышать которым невозможно.

Наверное, я брежу… ангелов не бывает, тем более на сельских дорогах. Но идти одному тоскливо и, догнав ангела, я поздоровался:

– Привет.

– Добрый день, – вежливо ответила она, вытирая пот со лба. Лицо обыкновенное, миловидное, доброе… на Машку из Курчатовки похожа, правда, у Машки глаза зеленющие, кошачье-стервозные, а у этой – бледно-голубые, ну точно вода речная. А о чем дальше-то говорить?

– Жарко сегодня…

– Очень. – Улыбается, а между передними зубами щербинка. Разве ж у ангелов такие зубы бывают? И кожа вон покраснела, потом чесаться станет или и вовсе облезет… – Вы не подскажете, как пройти на небо?

– На небо? – Точно брежу… – Нет. Не знаю.

– Жаль, – она вздохнула, и сложенные за спиной крылья чуть вздрогнули… вот бы потрогать, по виду на гусиные похожи, только перья уж больно белые… наверное, неудобно ей вот так… и тяжело.

– Я вот заблудилась. Иду, иду, и все в никуда… – ангел всхлипнула и спешно вытерла слезу ладошкой, оставив на щеке грязно-песчаный след.

– А если взлететь?

– Думаете? – она обернулась и, чуть расправив крылья, посмотрела на них с явным удивлением. – Взлететь…

– Ну да, ангелы же летают.

Правда, ангелов я видел только на иконах, и были они не женского полу, но уж больно охота было поглядеть, как она летать станет. В конце концов, если уж бредить, то с размахом.

Некоторое время шли молча, ангел обдумывала мое предложение, я боролся с искушением выдрать перо на память.

– Знаете, по-моему, вы правы… должен же быть в крыльях какой-то смысл?

– Высший, – буркнул я, убирая руки в карманы подальше от искушения.

– Высший, – она рассмеялась. – Верно. Выше, не вперед, а вверх… подняться… мне самой следовало понять, но… спасибо вам огромное!

Поднявшись на цыпочки, ангел поцеловала меня в щеку…

Взлететь не удавалось, поначалу я остался из-за того же любопытства, ну и чтобы еще немного продлить бред столь замечательный … потом… она подымалась, падала, разбивая локти и колени, и снова подымалась… натужно хлопали крылья, раздирая жестокий воздух, мертвой белизной падали перья… по блеклым дорожкам катились слезы, уже без стесненья и попытки утереть, на грязном платье-саване появлялись черные и красные пятна.

Черное – земля. Красное – кровь.

Мне было жаль ангела, я хотел помочь, но не знал как… я же просто человек и летать не умею. Вот перья подбирать могу, слезы вытирать и врать, что когда-нибудь у нее все выйдет, главное не сдаваться.

Наверное, из меня вышел плохой советчик… но крылья же были! И небо было! И солнце! И плачущий ангел, у которого почти не осталось сил взлететь. Еще немного и она умрет, а я буду виноват в том, что подсказал неверную дорогу… отступить?

Но тогда какой смысл в крыльях?

Высший.

И протянув ей флягу с остатками воды, я в сотый за сегодняшний день раз соврал:

– Давай, теперь у тебя получится, я верю, что непременно получится! Нужно лишь постараться!

Н’гаи замолчала и отвернулась, делает вид, что потеряла всякий интерес к моей особе. Знаю, ждет вопроса, и задаю:

– А дальше что было? Она взлетела?

– Может, да. Может, нет… – Н’гаи вытянулась на кровати и, вонзив когти в одеяло, принялась нервно царапать ткань. – С одной стороны, в крыльях определенно есть какой-то смысл, с другой, не у всех крылатых хватает сил, чтобы взлететь… впрочем, глупости все это… сказки… в жизни так не бывает.

– Чего не бывает?

– Ангелов, – наставительно заметила Н’гаи. – Тем более нелетающих. И людей, которые видят то, что не положено людям… спи, лучше.

Этот вечер неуловимо отличался от прочих, быть может, оттого, что сегодня мне было как-то особенно одиноко… нет, обычно тишина и отсутствие необходимости быть вежливой успокаивали, но сегодня… Глядя в окно на черное покрывало ночи я особенно остро ощущала пустоту своей квартиры.

– Вздор, – мяукнула Н’гаи, запрыгивая на батарею. – Ты себе все придумала и теперь страдаешь. Вы, люди, вообще обладаете потрясающей способностью не замечать того, кто рядом с вами…

Ответить? А что? Не знаю, поэтому просто провожу рукой по шерсти, Н’гаи выгибает спину и отвечает благодарным мурлыканьем.

– Ну хочешь, я тебе сказку расскажу? Веселее станет.

– Привет!

– Добрый день, – она вежлива, впрочем, как обычно; подвигается, уступая место. Нынешнее облако маловато, но так даже лучше, ближе к ней, хотя знаю – ей не нравится, и поэтому сажусь на самом краю, хотя, признаться, бездна под ногами несколько нервирует.

– Как дела?

Вежливый вопрос, на который последует вежливый ответ. Мне плевать на слова, лишь бы голос слышать… слушать… вечно мог бы, но времени всего лишь до утра, заранее считаю минуты, предвидя ненавистное «до свиданья». Свиданья случаются редко, а чтобы настоящее… и не мечтаю.