Цель и смысл жизни в авиации - Владимир Пономаренко

В пользу сказанного есть и включенный личный опыт наблюдателя, который позволил мне пусть на мгновение, но увидеть (подсмотреть), что человек во внеземных условиях обязательно использует подключение интеллекта к разумности мироздания. Удалось понять, что в предложенных жестких условиях эксперимента ведущим резервом, сохраняющим человеческое и профессиональное лицо, выступает духовность. В свете всего вышеизложенного, вновь и вновь переосмысливая результаты тех необычных экспериментов, спустя годы формулирую основные программные положения для будущего аргументированного объяснения роли духовных потенций в условиях, когда жизнь в опасности.

Во внеземной экстремальной среде обитания эволюционные и приспособительные функциональные механизмы адаптации вступают в противоречие с интеллектуальными формами преобразования опасной ситуации в продуктивное действие. Имеет место противоречие между физической характеристикой сигнала, воспринимаемого сенсорной сферой, и смысловой, оценивающей его значимость. Данный конфликт далеко не всегда разрешается в пользу сознания. Отсюда исподволь возникло убеждение, что человек в полете – это пусть не во всем, но другой человек. И ему лишь при наличии земного запаса психического многого не достичь.

В полете при воздействии неземных смысловых раздражителей типа динамических сил перемещения в пространстве, знакопеременной гравитации, трансформации видимого мира в ложный, разрушения фундаментальных констант, придания времени и пространству личностного смысла и, наконец, многообразия сюрреалистических ощущений и видений создаются новые прижизненные доминанты, формирующие другой образ мира, особую форму духовного его осознания.

Общение в смысловом и чувственном контакте с небесной стихией вносит в сознательную деятельность принципиально новые добавки, как то: духовное корректирующее управление разумностью, информационную связь интеллекта с энергетикой Вселенной, наполнение мотива к полету неиссякаемой любовью как духовным средством общения с Вселенной через красоту. В этом состоит проявление духа в материи, что и составляет свойство космического сознания (P. M. Бекк). Наличие космического сознания в XXI в. будет характеризовать уровень развития духовности и живой этики человека доброго.

Востребованность науки психологии будет повышаться по мере познания ею духовных сил индивида и общества, путей благоразумного единения научного и религиозного сознания в интересах познания образа духа в субъективной жизни человека развивающегося, действующего, обновляющегося. Духовный образ-пульсар и есть та бесконечность бытия в пространстве и вечность времени духа, которые всегда будут способствовать вере, надежде, любви. Познаем истоки силы духа – значит научимся управлять и собой, и социумом в земных и вселенских ипостасях и не погибнем в борьбе за «воздух прожиточный» (О. Э. Мандельштам).

В интересах подкрепления гипотезы о сознании как стратегическом резерве надежности остановимся на внутреннем, бытийном, рефлексивном, духовном уровне сознания. Методом зондирования содержательной стороны духовных сил изберем внешне выражаемое психическое состояние.

В научной психологической литературе последних лет излагались новые взгляды на отражение окружающего мира в сознании. Имелся в виду мир предметный, мир знаний, мир переживаний и представлений, мир ценностей. Сформулирована концепция о трехуровневой структуре сознания: бытийной, рефлексивной, духовной. К сожалению, эти продуктивные идеи во многом истощают себя в доказательстве противоборства индивидуального и коллективного. Коллективное, общественное представляют как монстра, подавляющего индивидуальное. Во время общения с элитной психологической мыслью порой ощущаешь нарочитый декаданс, изолирующий думающего от предмета думания.

Вместе с тем в профессиональной деятельности индивидуумов сознание, подсознание, сверхсознание всегда представлено общественно значимым смыслом труда.

В свое время мне пришлось изучать вопрос о причинах выживания летчика в очень сложных аварийных ситуациях, когда к человеку предъявлялись не только служебные, но и этические требования. Именно личностные этические нормы (совесть, честь, долг) довлели тогда над сознанием и действиями. Улиц, которые выходили победителями из таких ситуаций, где должны были погибнуть, я обнаруживал много сходного. Именно «сходность» структуры личности, страсть и любовь к полету, потребность к самосовершенствованию, интеллектуальный тренинг в области предвидений, способность к преобразованию подпороговой информации, пропускание своего «я» через «ты», «они» позволили им в доли секунды сделать именно то, что спасало им жизнь.

В психическом состоянии как феномене духовном нас интересует собственно субъект, его осознаваемые и неосознаваемые переживания и действия. Практическая психология всегда остро нуждалась в методологической поддержке при исследовании сознания или других эпифеноменов душевных движений в силу того, что не все ее результаты можно дать потребителю в руки как вещь. Вот уж воистину то, чем является «вещь в себе», и было по-настоящему духовным основанием самости личности. Отсутствие у экспериментатора профессиональных навыков наблюдателя приводило к неудовлетворенности результатами психологических исследований, полученных без «строгих измерительных приборов», без количественных замеров конкретных психологических процессов, состояний, что толкало некоторых практиков на упрощенчество, приводило к утрате позиции психолога. Не измеряй неизмеримое…

Например, вместо психического состояния исследуется лишь его фон: эмоциональный тон ощущений, измеренный через вегетативные показатели. Конечно, вегетативные реакции могут выступать функцией состояния, но ведь функция конкретного органа в системе психического отражения есть часть, а не целое.

Тем не менее часто в прикладных исследованиях физиологическая реакция, опосредствующая психический процесс, принимается за сам психический процесс отражения. Потому-то порой в психофизиологии труда за причину ошибок оператора принимают следствие – эмоциональную напряженность.

Опыт наших исследований поведения человека, его познавательных процессов, ошибок восприятия и суждений, причин срыва деятельности в ситуации с явной угрозой для жизни или здоровья привел к выводу, что субъект в экспериментальных условиях далеко не всегда адекватно отражает реальность. Эта особенность проявляется при выполнении совмещенных действий, характеризующихся многоцелевой детерминацией в условиях доминирования одного из действий. Возникающий при этом образ будущего результата доминирующего действия как бы «гасит» образы, регулирующие другие действия. Иначе говоря, ведущий образ-цель, выступая как ориентир и регулятор поведения, сужает зону общей ориентировки и тем самым может порождать неадекватное отражение целостной задачи управления объектом и, следовательно, неосознаваемые ошибки.

В данном случае представляется, что опыт экспериментальных исследований подтверждает следующее теоретическое положение психологии: результат отражения может выступать в различных формах и функциях как ориентир, знание и регулятор поведения. Именно в этом последнем случае мы можем понять причину ошибок в поведении, порожденных неадекватным отражением реальности. С точки зрения практики обеспечения надежности действий это означает, что есть внешние условия, провоцирующие неосознанность ошибки, в генезисе которой не последнее место занимает психическое состояние. Оно и придает образу-цели функцию субъективного отношения к отражаемому явлению.

Отличительной особенностью исследований психических состояний является разнобой в понятийном аппарате, методах и показателях, используемых представителями разных школ. Каждая школа по-своему трактовала проблему. Представители физиологических школ сводили психические состояния к функциональным состояниям, представители общей психологии связывали состояния с активно действующей личностью, авиационная и медицинская психологии связывали психические состояния с состоянием здоровья и нарушением деятельности. Поскольку психология труда изучает действующего человека, выполняющего определенную профессиональную задачу, постольку нас интересует, прежде всего, как, каким образом психические состояния включены в те основные формы психической деятельности, с помощью которых человек реализует поставленную им цель. И далее, как психические состояния в деятельности «вовлекают» психические процессы, как они «распределяют» их по времени и силе при решении конкретных задач?