Вижу вас из облаков - Литвиновы Анна и Сергей

– Ее привезли уже в коме. Мы сделали все, что могли.

– Но теоретически – очнуться она может?

– Теоретически все бывает. Описан случай, когда пациент через девятнадцать лет в себя пришел. Но иллюзий лучше не питать. Это только в кино: красавицы проспят полжизни, а потом просыпаются здоровы, молоды и прекрасны. Или сериал я американский смотрел – очнулся, с койки вскочил и сразу побежал с врагами драться. Реальная жизнь печальней. После дня в коме шансы на полное выздоровление еще есть. Но прошла уже неделя. Даже если она придет в себя – скорее всего, останется глубоким инвалидом. Парализация – полная или частичная. Психические нарушения. А муж там такой, – он поморщился, – что возиться с ней не станет.

– Это я уже поняла, – вздохнула Таня.

– Кстати. Из больницы мы будем вынуждены ее выписать.

– Ээ… то есть как? Куда? – опешила Садовникова.

– Куда родственники скажут. В частное лечебное учреждение. Или домой.

Таня вспомнила пациентку – с трубками во рту и носу, подключенную к аппарату ИВЛ, и в растерянности спросила:

– Но кто будет за ней ухаживать – дома?

– А кто за ней будет ухаживать здесь? – парировал врач. – У меня средний медперсонал на две ставки работает. А ей нужно раз в два часа положение тела менять. Специальные мази от пролежней накладывать трижды в день. Кормить парентерально. Подмывать, слизистую обрабатывать. Поймите, милая девушка, – он сердито отодвинул чашку, – в реанимации я ее больше двух недель по регламенту держать не могу, а в отделении смотреть за ней некому.

– Разве можно выписать из больницы человека в коме? – искренне удивилась Татьяна.

– Угрожающее жизни состояние мы купировали. Сейчас ей в первую очередь нужен хороший уход. А его обеспечить в условиях нашего стационара невозможно.

Тут он прав.

– А если нанять для нее сиделку?

– Предлагали супругу. У нас девочки подрабатывают, частным образом. Он отказался. Сказал, дорого.

– Скотина, – не удержалась Таня.

– Не судите опрометчиво, – укорил доктор. – У меня одна пациентка после автокатастрофы больше года в коме пролежала. Родные за нее бились. Сиделка круглосуточно, шарлатанов каких-то приводили, разговаривали с ней, любимую музыку слушать давали. Куча денег, сил и надежд. В итоге все равно умерла.

– А у Сизовой… сколько шансов в сравнении с ней?

– Никто вам не скажет. На боль реагирует, еще кое-какие реакции сохранены. Но с каждым днем надежд на выход в ясное сознание все меньше.

– Скажите, пожалуйста, – вкрадчиво спросила Татьяна. – Это вообще нормально, что у такой молодой – и вдруг инсульт?

– Мы же не знаем, что ему предшествовало. Возможно, у пациентки гипертония имелась. Не диагностированная или непролеченная. Плюс общие факторы: гиподинамия. Алкоголизация. Стрессы.

– А вы анализы брали у нее?

«Англичанин» посуровел:

– Вот это поворот. Проверить меня решили? Или в мисс Марпл сыграть?

– Может, я, конечно, дилетант, но считаю: если инсульт у человека до семидесяти – это явно не просто так.

– А вы статистику посмотрите. Тяжелые мозговые нарушения сейчас очень помолодели.

– Но ее точно не отравили ничем?

– Слушайте, почему я вас до сих пор не выгнал?

– Так брали анализы или нет?

– Естественно, брали. Никакого яда или иных подозрительных субстанций. Но муж сказал: она накануне очень сильно понервничала.

– Понятно.

По грозному виду доктора Таня поняла: время сматывать удочки. Спросила максимально кротко:

– Что сыну-то ее сказать?

Врач вернул на переносицу псевдозолотое пенсне. Шумно, безо всякого английского лоска, прихлебнул чаю. Ответил жестко:

– Не знаю, что для ребенка лучше. Запомнить маму красивой и молодой или смотреть, как у нее изо рта слюна капает.

– Но… вы пока не собираетесь отключать аппараты?

– Не имеем права.

– А как это вообще происходит?

– Должна наступить смерть мозга. Чтобы ее диагностировать, собирается консилиум. Оценивают клинические признаки, проводят дополнительные исследования, делают контрольную энцефалограмму.

– Мите можно будет хотя бы с ней попрощаться?

Доктор мягко сказал:

– Давайте пока что надеяться на лучшее.

Садовникова вытащила кошелек, вытряхнула всю наличность – тысяч пятнадцать, разными купюрами. Попросила:

– Давайте, пожалуйста, наймем для нее сиделку. За счет… нашей волонтерской организации.

Доктор взглянул проницательно, но ничего не сказал. Вдавил кнопку селектора. Потребовал:

– Машу пригласите ко мне.

Кивнул Тане:

– Деньги сиделке лично отдайте.

Хоть и не англичанин – но джентльмен.

Максим научился жарить яичницу в седьмом классе. Но сейчас, в свои тридцать девять годков, опять ее сжег. Просто затмение какое-то. Или Женька (хоть и лежит без сознания) на него порчу насылает?

Четыре хороших деревенских яйца пропали, вонь на всю кухню, и Митю чем кормить теперь? Он чертыхнулся.

Арчи вокруг стола крутится, колотит об пол хвостом. Тоже голодный. При Женьке было заведено, чтобы только специальные корма, но кому теперь ездить за ними? А доставка в деревню изрядных денег стоит. Так что пришлось Арчи перейти на простецкую собачью еду из сельпо – не нравилось, морду кривил, загребал, словно кот. И сейчас в миске завалялось со вчерашнего дня – опять выбрасывать.

Угольки из яичницы перестали шипеть. Прежде чем выбросить, отделил небольшую часть, кинул псу. Арчи смел в момент, глядит умильно, еще просит. Быстро элитная спесь слетела – вместо суперпремиума готов горелую яичницу глотать. Но больше давать не стал. Мало с Митькой хлопот – еще собаку придется лечить.

Соседка по выходным не помогала, и Максим с неудовольствием предвкушал очередную тоскливую субботу. Ковыряться на кухне, вести Митю гулять, слушать его бесконечное: «Когда мама вернется?»

Да, удружила жена, ничего не скажешь. Надо ж было: между землей и небом зависнуть! И что дальше делать? Врач вон вчера сказал – растением, в дреме, Женька хоть десять лет еще проживет. Но ему-то как быть? Работать, хозяйствовать, Митю поднимать. И безо всяких перспектив – формально считается женатым.

Жена, когда ребенка обсуждали, клялась – игрушку лично для себя заводит. И слово сдержала – бессонные ночи, колики и прочая хлопотня Максима вообще не касалась. С Митькой общался, только когда сам хотел, а едва сын начинал подхныкивать, Женька подскакивала, забирала. Вырастила в итоге тепличный цветок, плаксу. Кто мог подумать, классический маменькин сынок в итоге на его плечи свалится?

«Не буду ничего готовить. Хлеба в тостере пожарю, колбасы порежу – пусть ест», – решил Максим.

Но приготовить упрощенный завтрак не успел – звонок в калитку. Кого еще черти несут? Опять, что ли, из правления явились насчет борщевика вдоль забора ругаться?

Максим сунул босые стопы в дачные галоши, пошел открывать. Вот те ну те! У забора пижонский «Инфинити» стоит. А у калитки – фря. Вся такая столичная, гармоничная, сумка из крокодила. Но сиськи нормальные. Волнуется, взгляд заискивающий:

– Вы Максим Юрьевич?

– Ну.

Ладная девка. И, похоже, горячая.

– Меня зовут Таня. Ваш адрес дали в больнице, где Евгения лежит.

– И чего дальше? – насторожился.

Сглотнула, начала торопливо объяснять:

– Я из волонтерской организации. Мы помогаем семьям, кто в трудную ситуацию попал. Знаю, что вы один с ребенком остались, работаете, бабушек нет. Вот я и приехала. Могу обед приготовить. С Митей поиграть. Свозить его куда-нибудь, если нужно.

Он взглянул с сомнением:

– Ты ради нас – на «Инфинити» – приперлась из Москвы за шестьдесят километров?

Чутка расслабилась. В глазах искорки полыхнули:

– Имелись варианты поближе, но меня не привлекло. Зачем мне таджикские погорельцы или мать-одиночка с шестью детьми? Лучше до вас прокатиться. Все равно суббота.

Да, с кисломордой соседкой не сравнить. И помощь на халяву всегда кстати. Но нет ли подставы какой?