Саласюк От июня до июня - Неизвестно

- Для российских жолнежей. Полонез Огиньского «Прощание с Родиной», - произнес с грустью и заиграл.

Дина слушала волнующую музыку, а думала только об одном: как предупре­дить идущую сюда роту, как?! Она должна это сделать, обязана.

- Пан Владислав, - сказала она, когда тот закончил играть, - по дороге сюда идет рота советских солдат - более двухсот человек. Они не знают, что здесь нем­цы. Их надо предупредить. Как выйти, чтоб немцы не заметили? Я должна их предупредить!

Владислав подумал минуту.

- То можно зробить. У моей хозяйки пани Казимиры есть жвавый хлопчик - Юзик, годов, мабыть, двенадцать. Пишите письмо пану командиру, Юзик хутка доставит.

- Нельзя писать. Если немцы его схватят с письмом? Надо на словах. Вы, пан Владислав, его сюда приведите, с костельной башни покажите, где немцы поста­вили пулеметы, все объясните, и пусть он бежит. Кругом. А как отбежит подаль­ше, уже выйдет на дорогу.

Владислав усмехнулся.

- О, этих хлопцев не трэба учить, як збегчы и дзе сховацца! Яны у гэтай справе мастаки. Вы оставайтеся в костеле, а я хутка пойду. Как русские говорят: одна нога здесь, другая там.

Отвел Дину в костельный придел, указал на книги. Через минуту широко ша­гал по улице. Но уже через некоторое время Владислав спешно вернулся, почти вбежал в костел.

- Там стреляют! Там, на той дороге, откуда должны идти чырвоныя жолнежи!

Дина подхватилась к выходу, но Владислав крикнул «наверх!», и они стреми­тельно закружились по винтовой лестнице, громко стуча каблуками. Вбежали на самый верх и устремили взоры туда, в конец дороги, к горизонту. А ничего не видно в летнем мареве, только слышно, как быстро-быстро бьет автоматическая пушка и в беспощадной злобе заходятся пулеметы.

Мотоциклы с немцами, стоявшие на краю деревни, умчались в сторону боя, а через какое-то время из-за горизонта выползла, увеличиваясь в размерах механи­зированная колонна.

- Немцы, - сказал Владислав.

Дина всё уже поняла: немецкая колонна нагнала роту на марше и .

Разум отказывался осознавать происшедшее. «Не может быть, - говорила она себе, - не может быть». Она не хотела поверить в то, что погибли все.

- И Софку убили?.. - вслух сказала она.

- Какую Софку? - не понял пан Владислав.

- Нет, это, наверное, другие, другие - не наша рота.

Владислав непонимающе глянул на Дину.

Тем временем механизированная колонна вошла в село. Впереди катились мотоциклы, следом несколько бронетранспортеров, два легких танка и с десяток грузовиков с солдатами. Не останавливаясь, колонна проследовала через площадь в сторону железнодорожной станции, а мотоциклисты разъехались в разные сто­роны. Немцы громко, по-хозяйски разговаривали, смеялись, заиграла губная гар­мошка.

К месту расстрела советских солдат перед костелом подъехали две подводы, под присмотром немца четверо местных крестьян загрузили на них тела красно­армейцев и через площадь повезли в сторону кладбища.

А советские военнопленные по-прежнему стояли на коленях. Наконец со сто­роны станции подъехал мотоциклист и громко крикнул начальнику конвоя, чтоб пленных вели на погрузку. Раздались команды, крики, пару раз коротко ударили автоматы, и рабы, которым разрешили встать с колен, понуро двинулись в сторону станции, освобождая площадь. Переодетые в советскую военную форму немцы тоже куда-то подевались, но улицы по-прежнему оставались безлюдными - жите­ли боялись выходить из домов.

Дина еще долго стояла на костельной башне, глядя туда, где погибла «ее» - так она теперь о ней думала - рота. Но представить себе среди убитых Софу не могла. Эту трогательно наивную, часто загадочно улыбающуюся, симпатичную девушку представить неживой было невозможно. Это было неправильно, неверно, проти­воестественно... Давно спустился вниз пан Владислав, а Дина все стояла.

Наконец она решила что делать. Быстро спустилась по лестнице, вышла на улицу и пошла туда, где часа два назад погибла ее рота. За деревней брусчатка кончилась, и она шла босиком, держа в руках туфли и узелок со своими вещами, по горячей мягкой пыли.

Началась гроза - моментальная, хлесткая. Дина безостановочно шла под до­ждем, ускоряя шаг. Место гибели роты оказалось ближе, чем она рассчитывала. Издали она увидела огромное количество убитых солдатиков - как бежали по полю вправо от дороги, к лесу, так их и положили.

Дождь кончился. Застрекотали кузнечики, зазвенели жаворонки, но она словно ничего не слышала, шла в смертельной тишине, наклоняясь, всматриваясь в лица убитых. Капитан лежал близко от дороги, рядом с ним человек пятнадцать. Вид­но, они пытались организовать оборону. Да куда там - с винтовочками в чистом поле против бронетехники и пулеметов. Остальные бежали, спасаясь, в лес. До­бежал ли хоть один? Дина обошла всех, но Софы нигде не было. Здесь, на поле, ее не было! Не увидела Дина среди убитых и того чернявого солдатика-украинца, который держал в своих больших крестьянских руках девчоночью ладошку, как неслыханную драгоценность, и говорил Софке о ее длинной линии жизни.

Значит, они спаслись? Но где их искать? Идти в лес, кричать, звать? Она до­шла до леса. Прошлась по его краю, далеко не заходила, боялась заблудиться. Немного покричала. А в ответ ей только птицы пели в этом счастливом, мирном, июньском лесу. Постояла в сомнении, послушала и направилась назад. И вдруг Дина увидела на повороте дороги - в этом не было сомнения! - свою Софку! Это она, ее платье!

- Софа! - крикнула что есть сил и бросилась бежать напрямик по полю к ней навстречу. - Софка!

Фигура на дороге остановилась, издала щенячье-рыдающий звук и бросилась с дороги навстречу Дине прямо по полю.

Они кинулись друг другу в объятья, словно родные после долгой разлуки. Они рыдали, словно внезапно получившие жизнь и свободу приговоренные к смерт­ной казни узники. Дина, осознавая, что опасность вовсе не миновала, потащила подругу к лесу, и уже там, скрывшись за кустами и деревьями от глаз, которые могли бы их видеть с дороги, они рассказали друг другу свои истории. Конечно же, первой потребовала объяснений Дина.

- Рассказывай, рассказывай же поскорее, что с тобой произошло, почему ты одна, как все было? Ну, говори!..

Утирая слезы, Софа робко улыбалась.

- Рассказывать нечего, Дина. - Она покраснела и опустила глаза. - Как вы уе­хали, я сходила на пруд, постирала свое белье, искупалась, вернулась на хутор и легла поспать на сеновале.

- Как же они тебя забыли?

- Не знаю, я ведь никому не сказала, что пойду на сеновал. Проснулась, когда танки немецкие мимо проезжали. И побежала следом.

- А твой солдатик этот, где он? Среди убитых его нет. Я, во всяком случае, его не видела.

- Васенька? - просияла лицом Софка.

- А! Его зовут Васенька. Ты что, влюбилась?

- Когда мы вернулись с пруда, его старшина позвал.

- Так вы вместе ходили на пруд - вдвоем?

- Да. Но ты не подумай ничего такого!

- И вместе купались?

Софа опустила голову, и по ее щекам покатились крупные слезы.

- Что ж теперь плакать. - жестко сказала Дина. - Нашли время. Такая война началась, столько людей гибнет, а они тут - «линия любви», «линия любви».

- Он такой ласковый, такой нежный и такой сильный. - Софа закрыла лицо ладонями и говорила, давясь слезами. - Он мне такие нежные слова говорил, как никто никогда в жизни. Он меня звал «лапушка» и «Сонюшка-солнышко». - И, счастливо улыбаясь, робко поглядела на Дину.

Дина передернула плечами. Помолчала, подумала.

- Может, вы и правы. - раздумчиво сказала. Но о себе знала, что пока идет война, пока эти фашистские убийцы есть на белом свете, ни о каких «амурах» и всяких там «шурах-мурах» не может быть и речи.

- Ну ладно! - сказала, поднимаясь с земли. - Пойдешь смотреть на наших?

Софа отрицательно покачала головой.

- Нет, я опять плакать буду. Мне жалко их.

- А твой Васенька, наверное, спасся. Слышишь? Нет его среди убитых.

- Да, - сказала Софа, лицо ее при этом нежно посветлело, а в глазах засияло счастье. - Я знаю, я душой чувствую, что он жив.

Удивленная ответом, всей реакцией Софки на упоминание имени этого малоиз­вестного им солдата, Дина долго потом недоумевала: когда та успела влюбиться, втюриться до такой степени - ведь не более суток они побыли рядом друг с дру­гом, да притом на глазах двух сотен человек?

И все-таки они еще раз вышли к дороге и собрали у погибших их документы. Завязали их в платок - получился отдельный емкий узел. Потом Дина вернулась в пристанционное село, зашла в костел, там шла вечерняя служба. Дождавшись ее окончания, она подошла к пану Владиславу и пожилому настоятелю костела.

- Здесь документы убитых у дороги российских солдат, - сказала она им. - Со­храните до победы. Красная Армия придет - отдайте.

- Я тоже верю в нашу общую победу над германцем, - ответил священник. - Мы все сделаем как надо. И жолнежей поховаем.

- А куда вы пойдете теперь, пани Дина? - спросил Владислав.