Сквозь бездну - Ярослав Коваль

— Согласен. Такой вопрос — вы… ты полагаешь, что у меня с восприятием боя проблемы?

— Не могу сказать. Самый первый день… У большинства бывают проблемы в первый день. У нас есть ещё одна ночь, и, помедитировав с помощью Энии, думаю, ты справишься. Наутро она посмотрит, как у тебя всё обстоит. В ближайшие дни, если возникнут какие-то сложности в твоём новом положении, ты сможешь обратиться к нам, мы тебе поможем. Но, думаю, никаких сложностей не возникнет. Хотя бы первые два дня лучше делать комплекс упражнений, чтоб адаптироваться с новым состоянием.

— Вы… Ты полагаешь, что всё готово?

— Да. Впрочем, покажет ночная медитация. Ты сам можешь определить, действительно ли ты готов.

— Постараюсь. Но…

— Я поговорю с тобой утром. Эния!

— Да, отец, — девушка появилась рядом словно из-под земли. Правда, теперь меня уже не пугало то, как бесшумно передвигаются представители семейства Одей. — Идём, Серт.

— Эта последняя медитация почему-то произвела на меня намного большее впечатление, чем первая, именно потому мне не сразу удалось войти в нужное состояние. Эния нервничала, напрягалась, но действовала упорно, явно не собираясь ни сдаваться, ни винить меня. И, в конце концов, я с её помощью поднялся в те сферы, которые были предназначены для того, чтоб разобраться в себе. И именно сейчас эта потребность была самой значительной.

Головокружительным было это путешествие сквозь собственное самоощущение. Я осознавал изменения, произошедшие со мной, и словно бы воочию увидел, насколько огромный объём знаний и навыков был усвоен мною необъяснимым образом за эти десять дней. Не только умение держать в руках оружие, нападать и защищаться — но и искусство воспринимать происходящее вокруг меня в те минуты, когда внимание полностью поглощено боем.

Да и мироощущение тоже претерпело изменения. Может, дело было в том, что все эти знания и умения ложились в моё сознание и мышцы при самом активном участии местных обитателей? И теперь я осознал, что совершенно новыми глазами смотрю на сословие воинов в целом. И раньше понимал, что они занимают вполне определённое положение в иерархии государства, но именно сейчас я не столько понял, сколько ощутил этот факт.

Понятия, ранее усвоенные, но не оценённые, вдруг сложились в единую картину. Многие из частей этой картины были мне не особо интересны, например, то, что касалось фамилий. Как я мог понять, прожив в Империи столько времени, низшие слои населения права на фамилию не имели. Конечно, какое-нибудь ремесленное семейство могло прославиться своим мастерством и продукцией, и таким образом подняться до статуса Семьи. Символом этого положения становилась фамилия. То же самое происходило иной раз и с династиями торговцев, мелких землевладельцев.

Воины имели право на фамилию с того момента, как обретали положение чуть более высокое, чем статус рядового в армии или просто телохранителя, просто охранника. Я, например, уже имел на неё право, но пока положение моё не было определено — то ли мне предстояло именоваться Солором-младшим, то ли образовывать свою Семью. Это я осознал с внезапной остротой, как приятной, так и нервирующей. Права и почёт никогда не даются просто так. Об руку с ними идут обязанности, и многие из них могут показаться мне, чужаку, не стоящими преимуществ.

Мне стал понятен и долг воина в структуре имперского общества, представление о котором каждый выходец из воинского сословия впитывал с детства. Да что там говорить о потомственных воинах! Суть их долга прекрасно представляли себе и все остальные обыватели. Из сословия воинов выходила новая аристократия, если удачно складывались звёзды, и обстоятельства тому благоприятствовали. Никто другой — ни торговец, ни ремесленник, ни, упаси боже, крестьянин или вольноотпущенник — не мог даже мечтать о титуле. Ни при каких обстоятельствах. А воин — мог. Мечтать…

Я поднялся из медитации утром, освежённый как никогда, и совсем другой, чем тот, каким ступил на территорию, принадлежащую школе семьи Одей. Теперь я чётко представлял себе, на что способен, и это воодушевляло.

Ещё пару часов Равесмал объяснял и показывал мне комплекс упражнений, которые необходимо было делать каждое утро, разъяснил также, каким именно тренировкам посвящать вечер. Упомянул он и о других важных для поддержания формы манипуляциях. После чего, помолчав и смерив меня взглядом, уточнил, требуются ли мне советы по уходу за мечом, по его хранению и выбору. Ещё пара часов ушла на осмотр части коллекции холодного оружия, принадлежащей семье Одей, предметов, необходимых для поддержания всего этого богатства в порядке, приспособлений для заточки закалённого клинка и так далее.

Когда было осмотрено, пощупано и опробовано всё, что сын Болхата счёл полезным дать мне осмотреть, пощупать и опробовать, я наконец выбрался из особняка, к ожидающему меня у дверей экипажу. Я ждал увидеть там только людей Аштии, но обнаружил её саму, перелистывающую в папке листы плотной желтоватой бумаги — кажется, подобную здесь изготавливали примерно теми же методами, которыми у меня на родине делали папирус.

— Как ты? — полюбопытствовала она, стоило мне усесться на свободное место лицом к ней.

— Нормально. Только мышцы побаливают.

— В этом нет ничего удивительного.

— Да, мне сказали, — я с любопытством смотрел на неё. — Ты хочешь проверить, чему я успел обучиться?

— Аштия захихикала.

— Теперь не мне тебя, а тебе меня проверять можно. По уровню-то. Если хочешь, можешь через пару недель с Ниршавом помериться.

— Он тоже здесь обучается?

— Приедет завтра. Я сочла, что это честно. Если уж мой штабист хочет овладеть искусством меча на уровне мастера, зачем мне ему мешать? Наоборот, помогу. Он первые дни после обучения будет в эйфории, с удовольствием с тобой померяется силой.

— Думаешь?

— Я Ниша знаю как облупленного. Уж он такой, какой есть, — женщина рассмеялась. — Ну что ж… Пара дней на отдых — и лагерь тебя ждёт. Две сотни человек. Тренировки уже начались. Тебе предстоит пройти с ними все этапы подготовки и выбрать сотню в основной состав, остальных — во вспомогательный.

— Что-то серьёзное затевается?

Взгляд Аштии стал таинственным.

— Начиная офицерскую карьеру, запомни на будущее: таких вопросов никогда нельзя задавать. Тебе всё сообщат своевременно. То же, что тебе знать не надо, не следует ни знать, ни-тем паче! — обсуждать с кем-либо. Поверь, тебе непременно сообщат всё, что следует, без информации в должный момент не останешься.

— Прошу прощения. Да, конечно.

— Как бы там ни было, тебе предстоит служить в регулярной армии, ты и твои люди должны быть готовы к отправке в бой по тревоге в любой момент. Это ты тоже должен понимать.

— Понимаю.

— Всё остальное тебе разъяснят там — и подчинённые, и вышестоящие, — Аштия снова усмехнулась и уткнулась в бумаги. — Видишь ли, я, конечно, не выпячивала, но и не скрывала того факта, что именно я тебя поставила на это место, что ты — мой человек. Придираться к тебе не будут, помочь постараются. Всё остальное зависит от тебя.

— Это я уже понял.

— Такие вещи лучше помнить неукоснительно. Тогда проще совладать с обстоятельствами. А это тебе подарок, — она отложила бумаги и, повернувшись, сняла с полки за спинкой сиденья длинный кожаный чехол. — Возьми. Этот меч стоит того, чтоб им владел мастер, пусть и свежеиспечённый.

— Спасибо. Но, боюсь, я пока не в состоянии оценить твой подарок по достоинству. Опыта недостаточно.

— Да оставь, — улыбнулась Аштия. — В подарке важно удовольствие, получаемое дарителем… Вот и твой новый дом. Гляжу, твоя супруга уже успела обустроиться. Она хорошая хозяйка, тебе повезло.

— Мне повезло, это верно.

Я выбрался из экипажа. Дом, который я запомнил чужим, немного сумрачным и необжитым, изменился. Чисто вымытые стёкла весело поблёскивали, ставни были сняты все до единой, крышу кто-то успел слегка вызеленить — не столь густо, как на домах по соседству, но несколько чахлых кустиков уже перегибались через край. С балюстрады длинного балкончика на втором этаже свисало шёлковое переливчатое покрывало — и красиво, и, если присмотреться к окрестным домам, можно сделать вывод, что так принято. На крыльце (довольно широком и удобном) мельтешили сразу три полненькие женские фигурки. Одна из них, заметив, как я вылезаю из экипажа Аштии, кинулась в дверь с криком: «Госпожа! Госпожа! Господин вернулся!»

«Наверное, Моресне приятно именоваться госпожой, — подумал я, кивком прощаясь со своей работодательницей, теперь ещё и хорошим другом, а по сути — почти уже родным человеком, в чью семью мне, возможно, придётся войти в качестве названого брата. — Ну, наконец-то я дома…»