После капитализма - Сергей Кургинян

Официоз сильно ошибается во всем, что касается собственного обустройства на Западе. Но тем хуже для него. Мы же обустраиваться на Западе не собираемся. Мы хотим победить вместе со страной или погибнуть вместе с нею. И мы верим в победу. Мы не ищем себе отдельной уютной гавани. Россия — тот корабль, с которого мы не побежим.

Да, этот корабль находится в плачевном состоянии. Да, впереди ужасные испытания. Ну и что?

Мы принимаем вызов. И потому обращаемся к обществу с этим манифестом, взыскующим исторической, глобальной ответственности.

Мы адресуем свой манифест тем, кто прозрел. Кто уже понял всю постыдность и губительность «импульсов», благодаря которым Россия сбилась со своего исторического пути. Кто хочет вернуть Россию к самой себе — к собственной правде и подлинности.

Остальные тоже прозреют — но слишком поздно. Вот почему так важно, чтобы прозревшие сейчас нашли в себе силы для стратегического ответа на страшные вызовы. Чтобы уже сейчас были полностью осмыслены гримасы последнего двадцатилетия. Чтобы были извлечены фундаментальные уроки. Чтобы произошедшее не повторилось более никогда. И чтобы в этом «никогда» было искупление позора последнего двадцатилетия.

На основе извлеченных уроков нужно незамедлительно вырабатывать новый концептуальный и стратегический курс. Он же — новый исторический проект, спасительный и для России, и для всего человечества.

Но проекта мало. Нужен субъект, который способен этот проект осуществить.

Проект — сейчас или никогда.

Субъект — сейчас или никогда.

Сейчас или никогда — главный лозунг нашей эпохи. Потому что потом уже будет поздно. Потому что потом уже не будет никакого «потом» для тех, кто любит Россию.

Тем, кто осознал все это или готов к подобному осознанию, — наш новый и последний манифест.

Мы обосновали уже, почему «последний».

Почему «новый», мы обоснуем сейчас.

Глава 7

Только ли крах иллюзий?

Продолжая обсуждать содержание современной эпохи, мы категорически отказываемся сводить ее к констатации краха капиталистических иллюзий. Нужна аналитика, позволяющая выявить генезис этого краха, его структурно-функциональные особенности, его последствия и возможные пути выхода из него.

Именно для этого нужна методология, основанная на синтезе Маркса и Вебера. Результаты ее применения к анализу современной ситуации таковы.

Буржуазия как класс сформировалась в недрах феодального общества.

Феодализм допускал и даже поощрял создание подобного класса.

Феодалам нужны были кредитующие их торговцы. Но еще больше им нужны были зачатки будущего промышленного производства.

Рыцарь не мог обойтись без кующего ему доспехи оружейника. Королю для победы в войнах нужны были не только пики и мечи, но и мушкеты, пушки, корабли. А также многое другое.

Задолго до победы капитализма сформировался неизбежный исторический компромисс между феодалами и буржуа. Успехи науки и техники, порожденный этим рост промышленности — постепенно склоняли чашу весов в сторону буржуа.

Политическим оформлением этой тенденции стали великие буржуазные революции. Но они — при всей их беспощадности и радикальности — лишь дооформили то, что уже имело место. Буржуазия к этому моменту уже полностью состоялась. Буржуазные семьи восходили по лестнице успеха, исповедуя дух скромности, трудолюбия и законопослушания. Этому способствовало оформление в недрах христианства новой религии — протестантизма.

Нельзя никоим образом приукрашивать триумфальное шествие к власти класса капиталистов. Этот класс никогда не чурался грабежа. Многие буржуазные состояния формировались на основе торговли рабами, пиратства, чудовищного ограбления колоний. И все же тот фундамент, на котором было возведено величественное здание западного, а впоследствии и восточного капитализма, не был криминальным.

«Мы трудимся, а вы занимаетесь кутежами», — говорили буржуа феодалам.

«Мы живем скромно, а вы утопаете в роскоши», — говорили они, демонстрируя свои скромные коричневые сюртуки, свой экономный образ жизни, свою культуру, свои жилища.

Какие бы криминальные черти ни населяли тихий омут восходящей буржуазии, суть этой буржуазии была антикриминальной.

«Это феодал добывает деньги разбоем или дворцовым угодничеством, а мы трудимся, копим деньги, передаем свои скромные накопления детям, которые накапливают больше таким же честным трудом — и так из поколения в поколение», — вот что говорили буржуа всем другим слоям феодального общества. Сказанное не было ложью. Общество имело конкретные социальные доказательства того, что честный труд, цепкость, ум, расчетливость, способность к продуманному риску являются основополагающими чертами нового восходящего класса.

Сравним все это с проектом нашего «Треста „Даешь капитализм“».

В советском обществе, в отличие от общества феодального, буржуазия не могла формироваться в виде нового законопослушного класса, имеющего свои нормы, свои ценности, свои принципы, свои идеалы и, наконец, свой Проект.

Сколько денег мог накопить за свою жизнь законопослушный советский высокооплачиваемый специалист? Мог ли такой, сколь угодно высокооплачиваемый, но законопослушный специалист накопить хотя бы миллион рублей? Даже если академик откладывал по тысяче рублей в месяц (а это почти фантастический вариант) и осуществлял свою деятельность, находясь в статусе академика, 30 лет (а это тоже почти фантастический вариант), он мог накопить 360 тысяч рублей.

Представители творческой интеллигенции — писатели, кинорежиссеры, киносценаристы, художники и так далее, — проявив все качества пушкинского скупого рыцаря, могли, наверное, накопить несколько больше. Но в истории СССР нет представителей этих профессий, проявлявших подобные качества и тяготевших к подобным накоплениям.

Внимательный анализ перечня всех высокооплачиваемых профессий показывает, что законопослушный слой советских граждан, обладавших высокой и сверхвысокой способностью накапливать средства, вряд ли превышал тысячу человек. А совокупный потенциал накопления, безусловно, не превышал 1 миллиард рублей.

Между тем, для осуществления проекта «Треста ДК» нужно было ускоренно скупить основные фонды, стоившие гораздо больше триллиона рублей.

Тем самым Трест должен был либо отказаться от своего проекта ускоренного построения капитализма в России, либо допустить скупку основных фондов далеко не законопослушными гражданами, принадлежащими к трем категориям.

Первая — так называемые цеховики. Это советские граждане, работавшие на грани или за гранью нарушения закона. Чаще всего за гранью. И все же это была самая законопослушная из тех групп, на которые «Трест ДК» мог опираться в своем проекте. Потому что представители этой группы хоть что-то производили. Пусть левым способом, пусть из незаконно добываемых товаров. Кроме того, представители этой группы, все время находясь в зоне крайнего риска, обязаны были в какой-то степени дистанцироваться и от местного коррумпированного аппарата, и от стопроцентного криминала, теснейшим образом связанного с отечественными спецслужбами. В противном случае цеховик погибал или сгнивал в тюрьме.

Расшаркиваясь и перед криминалом, и перед коррумпированными чиновниками, цеховик не мог себе позволить оказаться в предельной зависимости от данных категорий своих коллег. Много ли цеховиков преуспело за годы реализации проекта «Треста ДК»? В лучшем случае речь идет о десятках по-настоящему преуспевших представителей этой категории.

Вторая категория — ничего не производящие спекулянты. В советском обществе существовала жесткая социальная регуляция цен. Поэтому любой советский торговец, решивший продавать свои товары хотя бы на рынке, имел огромную прибыль, ничего не создавая. Если первую категорию можно назвать темно-серой, то вторая уже относится к черной.

Третья категория — совсем уж черная — это воровские общаки.

Выводя за скобки более сложно построенные начальные капиталы (спецслужбистские в том числе), мы приходим к выводу, что приватизация, осуществленная «Трестом ДК», была по определению криминальной. Но и выведенные нами за скобки более сложно построенные начальные капиталы тоже были криминальными.

Итак, буржуазия, которая медленно взрастала в недрах феодализма, — вне зависимости от того, идет ли речь о буржуазии западной или восточной, — была по существу некриминальной. А буржуазия, которую взращивал «Трест ДК», была криминальной. И не могла быть другой.

Продажа предприятий за бесценок или даже раздача их даром, конечно, имела место. Но и этот тип приватизации ничего не менял по существу в «цвете» ускоренно создаваемого российского капитализма.