Пушкин. Изнанка роковой интриги - Юрий Дружников

Как соотносится рождение собственных детей няни с рождением детей Пушкиных? Вопрос не праздный, ибо кто выкормил поэта грудью? Когда Пушкин родился, Арине был 41 год, через два года она овдовела и больше не рожала. Детям Арины Родионовны от Федора Матвеева в год рождения Пушкина было: Егору 17 лет, Надежде – 11, Марии (оставившей нечто вроде примитивных воспоминаний) – 10 лет. Последний сын Арины, Стефан, родился, скорее всего, в конце 1797 года, тогда же (20 декабря 1797 г.) родилась старшая сестра Пушкина Ольга, и из деревни в дом Пушкиных взяли Арину, потому что у нее было молоко. Пушкин родился через полтора года, когда она уже выкормила или кончала кормить его сестру. Скорее всего, у Арины молока уже не было, и ее отправили в деревню. Грудью тогда кормили долго. Дочь Арины Марья вспоминала: «Только выкормила Ольгу Сергеевну, а потом к Александру Сергеевичу была взята в няни»[40]. Свидетельство неточное. Для Александра Сергеевича привезли другую кормилицу.

Выражение «няня Пушкина» вбирает в себя как минимум двух женщин. По свидетельству сестры, Ольги Павлищевой, у поэта было две няни, обе Яковлевы. Скорее всего, и первая нянька была взята из деревни, принадлежавшей Марии Ганнибал. Несколько фамилий на всю деревню были, да и сейчас еще остаются нормой.

Первой нянькой поэта была Ульяна (Улиана) Яковлевна или Яковлева (рождения, возможно, 1767 или 1768 года, может быть, вдова, год смерти неизвестен)[41]. Она кормила его грудью от рождения, или, как сообщает советский источник, чтобы избежать вопроса кормления грудью, Ульяна «первые два года играла большую роль»[42]. Через год и десять месяцев после Пушкина родился его брат Николай (шесть лет спустя умерший), а еще через четыре года брат Лев. Ольга пишет, что «родился Лев Сергеевич, и Арине Родионовне поручено было ходить за ним: так она сделалась общею нянею»[43]. Однако Ульяна оставалась с Пушкиным до 1811 года.

После Ольги Арина вынянчила Александра и Льва, но кормилицей была только для Ольги. Набоков вообще называет Арину Родионовну «более точно, старая няня его сестры», а потом «бывшая няня его сестры»[44]. Не одна она, конечно, была няней. Прислуги в доме Пушкиных было много, кормилиц без труда находили в деревне и отсылали обратно, но этой няне доверяли больше других. Мать Пушкина, когда нуждалась в ней, разрешала ей спать не в людской, а в господском доме. Позже прислуживать господам взяли и дочь няни Надежду.

Детям Арины разрешили поселиться в сельце Захарове. В 1811 году Захарово продали. В семье Пушкиных родились и умерли младенцами Софья, Павел, Михаил и Платон. Неизвестно, нянчила ли Арина кого-либо из этих детей[45]. Родители, когда Пушкин попал в лицей, уехали из Москвы в Варшаву, где Сергей Львович получил должность. Арину отправили в Михайловское.

В замыслах автобиографии Пушкина имеется строка: «Первые впечатления. Юсупов сад, землетрясение, няня». Замысел остался нереализованным, и можно спорить, какую няню поэт имел в виду описать во время землетрясения 1802 года. Посмотрим формальное употребление им слова «няня». Согласно «Указателю поэзии Пушкина» Томаса Шоу, слово «няня» в разных падежах поэт употребил в стихах 23 раза, из них в «Онегине» 17 раз, остается 6[46]. В «Словаре языка Пушкина», включающем письма и черновики, слово «няня» отмечено 36 раз; из них в «Онегине» 19 и еще 17 слов за всю жизнь поэта.

Значение Арины Родионовны в истории русской литературы базируется на нескольких тезисах, и основной из них – сентиментальный: поэт любил няню и ввел ее в свои произведения. Действительно ли она играла важную роль в его жизни?

В услуженье барину

Прикинем время их общения. Первое лето в своей жизни Пушкин провел в Михайловском, куда его привезли вскоре после рождения; лишь осенью родители уехали в Петербург. Когда она начала его нянчить, неясно, но «на седьмом году», пишет Бартенев, «няню и бабушку сменили гувернеры и учители»[47]. Вряд ли они виделись, когда Арину в ноябре 1817 года привезли в город нянчить последнего родившегося у Пушкиных ребенка – Платона. С ним отправились в Михайловское, где он вскоре умер. В 17-м и 19-м годах летом Пушкин приезжал в Михайловское отдыхать, и в эти посещения она его видела, «если она была там в это время», – Набоков подчеркивает если[48]. Привязанность к ней, или, как пишут, его любовь к няне, а значит, и роль ее в его жизни относятся к Михайловской ссылке, которая продолжается два года. Он жил в большом, господском доме, а няня во флигеле, где была баня, или в девичьей. После ссылки, через два месяца, поэт снова съездил ненадолго в деревню, а в 1827 году еще раз.

Любовь его к няне подтверждается рядом источников. Сестра Ольга уточняет: он любил ее с детства, а оценил в Михайловском. Потрясающая точность пушкинских характеристик людей (Арине Родионовне 68 лет) не оставляет никаких сомнений, что это было так:

Подруга дней моих суровых,Голубка дряхлая моя…

Два стихотворения начинаются со слова «Подруга»: «Подруга думы праздной», обращенное к чернильнице, и это, обращенное к няне, – неоконченный отрывок. Стихотворение брошено на полуслове; Пушкин не публиковал его, печатается оно с обрезанием последней строки «То чудится тебе…».

Как заметил Котляревский, «Пушкин подкрашивал воспоминания»[49]. Перечитаем михайловскую переписку поэта, множество раз цитированную в подтверждение дружбы с Ариной Родионовной. Упоминания няни сперва перетекают у Пушкина из жизни в письма, затем в творчество, и биографу трудно разделить жизненные факты и литературные преувеличения. «Знаешь ли мои занятия? – делится он с братом (ноябрь 1824 г.). – До обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки няни и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания».

Тридцать лет спустя Анненков напишет: «Арина Родионовна была посредницей, как известно, в его сношениях с русским сказочным миром, руководительницей его в узнании поверий, обычаев и самых приемов народа…». И еще: «Александр Сергеевич отзывался о няне, как о последнем своем наставнике, и говорил, что этому учителю он обязан исправлением недостатков своего первоначального французского воспитания»[50]. Основополагающее заявление Анненкова. Но сам Пушкин, в отличие от его биографа, нигде не называет няню ни посредницей, ни руководительницей, ни последним наставником, ни учителем. Кстати, слов «проклятое французское воспитание» у Пушкина тоже нет, у него «недостатки проклятого своего воспитания». Из этого заявления поэта следует, что Арина Родионовна, будучи его няней, как и родители, в детстве воспитывала его не слишком хорошо. Пушкин противоречит пушкинистам, утверждающим огромную положительную роль Арины Родионовны в формировании ребенка-поэта.

В письме Дмитрию Шварцу, чиновнику канцелярии в Одессе, Пушкин пишет (декабрь 1824 г.): «…Вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны; вы, кажется, раз ее видели, она единственная моя подруга – и с нею только мне не скучно». В письме приятелю Вяземскому (январь 1825 г.) – об этом же: «…Валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни». И в «Евгении Онегине»:

Но я плоды моих мечтанийИ гармонических затейЧитаю только старой няне,Подруге юности моей.

Все эти отзывы о няне – после скандала с отцом, когда родители уехали и Александр Сергеевич остался один. «Читаю только старой няне», – потому только ей, что еще не наладилось постоянное общение с обитателями Тригорского. Блистательны с детства лежащие в памяти строки из хрестоматийного стихотворения «Зимний вечер». Однако настроение поэта в бурю, которая мглою небо кроет, и даже текст письма, написанного морозной зимой, в начале михайловской ссылки, будучи без меры обобщенными, искажают реальный образ жизни поэта в деревне, сужают его досуг до постоянного проведения времени только с няней. Как бы ни было ему с ней легко и комфортно, она скрашивала его вынужденное одиночество.

Важное письмо к Николаю Раевскому-сыну. «Покамест я живу в полном одиночестве: единственная соседка, которую я посещал, уехала в Ригу, и у меня буквально нет другого общества, кроме старушки няни и моей трагедии; последняя подвигается вперед, и я доволен ею». Выходит, по письму, что ему приходилось коротать время с Ариной Родионовной покамест, за отсутствием Осиповой и ее компании.

Печален я: со мною друга нет,С кем долгую запил бы я разлуку…Я пью один…

Друга нет, пью один. И через несколько строк повторяет: «Я пью один…». Это обращено к лицеистам после года пребывания в Михайловском. О няне больше не пишется. Алексей Вульф вспоминает, что стол Пушкина был завален сочинениями Монтескье и других авторов. Есть много свидетельств очевидцев, что поэт целыми днями и, конечно, вечерами, а то и ночами пропадал в Тригорском. Поставьте себя на место двадцатипятилетнего любвеобильного молодого человека: стали бы вы слушать долго, да еще ежедневно, нянины сказки, когда в трех верстах дом полон жизнерадостного женского смеха и флирта?