Тринадцатая стихия - Анджей Ваевский

– И всё равно ты ублюдок, – бросила она, успокаиваясь, поняв, что опасность миновала, и, унимая бурю в мыслях и чувствах. Те же руки, которые несколько минут назад несли смерть на острие клинка, осторожно подняли Тари с земли. Аш прижал ее к себе и понес обратно в дом. И ей было уютно в этих сильных, хоть и ненавистных руках. Но всё же зерно мести начало пускать свои ростки в душе эльфийки.

– Ну, ублюдок. Я же не спорю, – равнодушно произнес сумеречник, усадив девушку обратно на постель,

– Оденься вот, – и протянул ей светло-голубую тунику из тонкого гладкого льна, настолько легкого, что напоминал шелк. Эльфийка мгновенно оделась – она уже устала постоянно выставлять напоказ свое тело. Туника пришлась впору; широкий кант по вырезу, краю рукавов и низу был богато расшит незабудками. Аш протянул такой же расшитый широкий пояс и пару сандалий из тонких ремешков на мягкой, но крепкой кожаной подошве.

– Откуда это? Как на меня шито, – совсем по-детски удивилась Тари. Туника была более чем симпатичной.

– На тебя и шил. Пора обедать, – буркнул эльф, выходя из комнаты.

– Сам шил? На меня? – изумленно прошептала девушка, присев на край кровати. Произошедшее на поляне и только что, во дворе, отодвинулось в какой-то дальний край сознания. Она отказывалась понимать и этого странного друида, и то, что ее так неотвратимо тянуло к нему.

Глава вторая.

Вслед за незаметно пролетевшим летом мягкими лапами по лоскутному одеялу рыжих листьев пришла осень. Развесилась рябиновыми кистями, пропахла грибами, закурлыкала прощальными песнями перелетных птиц.

– А куда улетают птицы, если мир так мал?

– Глупая, это не мир мал, это всего лишь обжитая часть его мала. Никто не ходил за горы, все боятся.

– А ты?

– А мне без надобности.

Она привыкла, смирилась со своей участью и привыкла. Он не был ни злым, ни грубым. Он, Аш, был спокойным, насмешливым иногда. Словоохотливым. Тари расспрашивала – он рассказывал. Поначалу его рассказы пугали.

– Понимаешь, Тари, это другой мир, и ты попала в него через портал.

– Так не бывает. Если я, купаясь в озере, нырнула в портал, то, как на берегу оказались мои вещи? – девушка уже немного освоилась и неожиданно открыла для себя, что друид может быть вовсе не опасным и не намеревается ее убивать. Его желания и цели относительно нее были всё так же туманны, но иногда Тари казалось, что ее просто насильно выдали замуж. Радовало одно – «муж» не бил. И вообще он относился к ней очень странно.

– Потому что ты прошла портал раньше, чем сняла одежду. Ты уже здесь разделась и полезла в воду. Знаешь, ты очень странная, хотя, скорее, просто невнимательная девочка. Так и в неприятности вляпаться недолго.

– И так уж вляпалась, – недовольно пробормотала Тари, понимая, что так, скорей всего, и было. Тогда был солнечный жаркий день, и эльфийка торопилась сорвать с себя одежду и бухнуться в воду – освежиться. Разморенная зноем, она вполне могла пропустить тот момент, когда сам берег изменился, поскольку все ее мысли занимало предстоящее купание и блестевшее впереди зеркало озера. Опять проклятый сумеречник был прав. Он, словно предсказатель, всё видел, всё понимал, всё мог додумать за нее.

– И кто в этом виноват? Кто виноват, что, оказавшись в незнакомом месте, ты не побежала искать дорогу, а разлеглась на травке, ожидая, кто же придет по твою душу? Или тело, – многозначительно добавил Аш, расплываясь в уже ставшей привычной, а оттого еще более ненавистной насмешливой улыбке.

– Ты! Ты виноват, ты зверь! – забарабанила по груди эльфа кулачками девушка, скорее в детском протесте, чем от злости и обиды. И тут же оказалась в кольце его рук. Больше всего раздражало то, что очутиться в объятьях этого медведя было приятно, эти руки каким-то чудом умели успокаивать. Эта сила убаюкивала несдержанный нрав Тари. Она закрывала глаза и старалась забыть это ненавистное звероглазое лицо с клыкастой улыбкой. Так и не смогла привыкнуть к этому ужасающему оскалу.

– Да, я зверь. Я сам избрал путь зверя. Любой друид, когда решает принять тотем, выбирает путь зверя, и заранее готов к таким последствиям. И каждый знает, что рано или поздно его начнут бояться соплеменники, и придется удалиться и стать отшельником. Представь себе, девочка, я это знал за много сотен лет до твоего рождения, когда ступил на этот путь, – голос друида был спокоен, он удерживал Тари в объятьях одной рукой, а второй отрешенно гладил по волосам. Мысли его были где-то далеко, настолько далеко, что эльфийка боялась предположить, о чем может сейчас думать Аш. И это ее пугало гораздо больше, чем янтарный взгляд и клыки. Сумеречник был кем-то, кто за гранью понимания Тари. И это было страшно. И в то же время – завораживало. Он все больше путалась в своих чувствах, не понимая, чего же больше – ненависти или притяжения.

– А ты давно здесь, или родился уже в этом мире? – спросила девушка невпопад, просто растерявшись, не понимая, как поддержать разговор, а молчать было скучно. Хоть и уютно в этих объятьях.

– Давно, уже немногим более тысячи лет, – в своей обычной спокойной манере ответил эльф. Казалось, его голос вообще не склонен поддаваться каким-либо эмоциям. Насмешка и спокойствие сменяли интонации друг друга, но вытеснили все остальные эмоции.

– Более тысячи?! Сколько же тебе лет? – Тари даже дернулась и уставилась в столь пугающие глаза, пытаясь осмыслить, насколько древним может быть это существо. Нет, она, конечно, знала, что эльфы бессмертны по природе своей. Но мало кому удавалось прожить столько. Уходили в мир иной более молодыми, чем этот сумеречник. Уходили по-разному: кто пал в сражении, кого постигла смерть случайная, кто от тоски сократил свои дни. Как бы то ни было, но порогом была пресловутая тысяча лет, мало кто до нее добирался, и еще меньше было тех, кто захотел жить дальше.

– В этом году ровно полторы тысячи. Ты – мой подарок на столетие рождения, – привычно-насмешливо улыбнулся друид в ответ. Тари нервно сглотнула.

Это было весело – ходить по лесу с Ашем и собирать грибы. И ягоды. И отмечать, что он умеет смеяться. Непринужденно, звонко. А еще поет. Красиво, как не каждому менестрелю дается: высокий чистый голос, серебряной струной разбивающийся на радужные осколки. Тари и помыслить не могла о том, что этот зверь может так петь, выворачивая ее душу наизнанку. Она-то наивно полагала, что знает толк в эльфийских песнях, но голос друида стал для нее настоящим откровением. И не раз смахивала слезу украдкой, когда в лунную ночь, сидя на замшелой крыше дома, сумеречник пел.