Рапава, Багиров и другие. Антисталинские процессы 1950-х гг. - Николай Смирнов

Можно себе представить, каково было тем сотрудникам НКВД, у которых совесть не вся ушла, узнать, что сам Сталин дал указание избивать арестованных. Тем же, кто эту совесть и человеческую порядочность потерял, такая информация ещё больше развязала руки в их неправедной деятельности, в ещё большем развертывании беззакония и произвола в отношении арестованных невиновных людей.

Суд выяснял, кто из подсудимых, и в каких конкретных случаях избивал арестованных, и как подсудимые воспринимали указание о применении к арестованным физических мер воздействия.

Рухадзе, Савицкий, Кримян, Хазан, Парамонов подтвердили, что они избивали арестованных. Рухадзе показал, что он применял к арестованным меры физического воздействия как в 1937–1938 гг., так и в 1950 г. Он считал, что избивал преступников, врагов. Но это утверждение Рухадзе прозвучало крайне неубедительно. Уж очень неправдоподобно много получалось врагов в нашей стране.

На вопрос, за что избивали арестованных, Савицкий ответил так: «Считалось, что арестованные являются врагами и скрывают свою враждебную деятельность, а поэтому необходимо любыми способами их разоблачить».

На другой вопрос, были ли у него сомнения в правильности следственной практики в НКВД Грузии, Савицкий ответил: «К сожалению, никаких сомнений по этому вопросу у меня не было. Кто знал, что Берия враг народа?».

Было установлено, что с сомневавшимися в правомерности существовавшей следственной практики в органах НКВД беспощадно расправлялись те же органы НКВД. У Савицкого, как видим, на этот счёт сомнений не было.

Кримян пояснил, что он, как и многие другие сотрудники НКВД Грузинской ССР, применял к арестованным меры физического воздействия: бил их плёткой, веревкой, ремнями. Кроме того, он давал указание своим подчиненным избивать арестованных. Иногда заходил к Савицкому и Парамонову, которым помогал избивать тех, кого они допрашивали.

Эти свои действия Кримян объяснял в суде тем, что находился под влиянием авторитета Берии, Гоглидзе, Рапавы, Рухадзе. Он не имел никакого представления об их преступной деятельности и только после разоблачения этих лиц понял, что они использовали его и многих других в 1937 г. для осуществления террористических расправ с неугодными им честными советскими людьми. Кримян считал, что он был слепым орудием в руках врагов народа.

Свои противоправные действия Хазан объяснил тем, что он не мог в то время разглядеть «вражеское лицо Берия, Кобулова, Гоглидзе и других». Поэтому в числе других сотрудников НКВД Грузии тоже избивал арестованных и привлекал к этому двух своих подчиненных. Он не задумывался, как могло случиться так, что, например, Серго Орджоникидзе стал контрреволюционером. В то время он, Хазан, «был одержим другой манией». Эта мания у него выражалась, как было установлено, в том, что в каждом человеке он видел неразоружившегося врага. Об этом убедительно рассказали допрошенные в суде свидетели. Хазан полагал, что всё творившееся было «вызвано необходимостью скорейшего уничтожения пятой колонны в СССР».

Парамонов, признавая, что он тоже избивал арестованных по указанию своих начальников, вместе с тем считал допустимым применение мер физического воздействия к врагам.

Снова и снова приходилось слышать, что арестовывались заведомые враги, которых можно было избивать. Но ведь сначала, как известно, нужно убедительно доказать, что тот или иной человек преступник, враг, не говоря уж о том, что избиение арестованных, кем бы они ни были, в высшей степени безнравственно. Но эти общечеловеческие постулаты сотрудникам НКВД не прививались, да и как они могли руководствоваться общечеловеческими нормами, если избиение «врагов» было санкционировано самим «отцом народов»?

Парамонов подтвердил, что путём избиений он добивался от арестованных признания в совершении ими тяжких преступлений. Следствия, как такового, заявил Парамонов, в то время фактически не велось. В ходе так называемого расследования от арестованного должны были быть обязательно получены показания о его террористической деятельности. Савицкий и Хазан, показал далее Парамонов, говорили: «Если арестованный не показывает о террористической деятельности, то он полностью не разоблачён». В связи с этим следователи «разоблачали» арестованных по меньшей мере в их «террористических намерениях», а то и в подготовке террористических актов в отношении руководителей КП/б/ Грузии и правительства республики. Впрочем, такие «разоблачения» осуществлялись не только в Грузии, а во всех регионах страны. Вот только ни одного террористического акта не было совершено. Но это не смущало сотрудников НКВД, и они продолжали «разоблачать террористов».

Помимо того, что арестованные избивались с целью получения показаний об их преступной деятельности, их также помещали в «холодные» и «горячие» камеры, оборудованные по указанию Берии во внутренней тюрьме НКВД Грузии. Сажали арестованных в эти камеры с той же целью — добиться от них признания в преступной деятельности. Начальником тюрьмы в это время был Надарая.

Кроме того, Кобуловым была создана целая система камерных провокаций. Специальные лица помещались в камеры к содержавшимся там арестованным. Они подсказывали, кого следует называть при допросе как опасных государственных преступников. И нещадно избиваемые арестованные называли как врагов лиц, фамилии которых были подсказаны им провокаторами.

Использовались и другие методы «разработки» арестованных, содержавшихся в камерах внутренней тюрьмы НКВД Грузии. Об этом рассказал в суде свидетель С.С. Давлианидзе, генерал-майор запаса. В 1937 г. Давлианидзе был заместителем начальника 4-го отдела НКВД Грузинской ССР.

Начальникам этого отдела являлся Кобулов, а Давлианидзе непосредственно руководил 8-м отделением, занимавшимся проведением агентурных мероприятий по вскрытию антисоветских террористических групп. Это делалось при помощи специальной техники, которая устанавливалась в тюремных камерах для подслушивания разговоров арестованных, Давлианидзе знакомился со стенограммами этих разговоров. В основном арестованные говорили об избиениях, которым они подвергались, о том, как им подсказывают фамилии других лиц, которых они должны были оговорить в совершении тяжких преступлений. Давлианидзе запомнилась запись содержания разговора между арестованными бывшим председателем СНГ Грузии Г.А. Мгалоблишвили и бывшим председателем ЦИК Азербайджана Г.М. Мусабековым. Их разговор касался в основном к избиения арестованных, и в этой связи упоминались фамилии Хазана, Кримяна, Савицкого, как лиц, жестоко избивавших арестованных.

Давлианидзе утверждал, что Хазан был арестован по его инициативе. При обыске в кабинете Хазана обнаружили картотеку на сотрудников НКВД Грузии, в отношении которых Хазан, видимо, намеревался возбудить уголовные дела. Были обнаружены также плётки, верёвки, шомпола и другие орудия избиения, которые использовались во время допросов арестованных.

О своей же деятельности в органах НКВД Грузии Давлианидзе рассказывал весьма сдержанно. Это не удивительно — ведь он тоже участвовал в фальсификации уголовных дел в отношении невиновных. Не без оснований Савицкий характеризовал Давлианидзе как жестокого человека, активно применявшего меры физического воздействия к арестованным. Кримян же в суде утверждал, что Давлианидзе — неразоблачённый враг. Именно он давал указания сотрудникам применять к арестованным физические меры воздействия. Позже было установлено, что это соответствовало действительности.

Вот такая «технология» сбора доказательств в отношении необоснованно арестованных лиц, которые ни в чём не были виноваты, существовала в органах НКВД в годы сталинщины.

Органом же, который принимал окончательное решение но делам, расследовавшимся сотрудниками НКВД, в большинстве случаев являлась тройка при НКВД Грузинской ССР — несудебный орган, наделенный большими правами.

Здесь, пожалуй, уместно коротко рассказать о тем, какие несудебные органы, решавшие судьбу советских граждан, существовали на протяжении нашей истории.

Известно, что сразу же после Октябрьской революции для борьбы с контрреволюцией и саботажем была образована Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК), наделенная декретом Совета Народных Комиссаров РСФСР от 21 февраля 1918 г. правом внесудебного рассмотрения дел. На основании решения ВЧК лица, совершившие контрреволюционные тяжкие преступления и некоторые другие опасные общеуголовные преступления, могли быть расстреляны на месте совершения этих преступлений.

В соответствии с постановлением СНК РСФСР от 5 сентября 1918 г. «О красном терроре» ВЧК могла заключать классных врагов в места лишения свободы, а лиц, участвовавших в белогвардейских организациях, заговорах и мятежах — расстреливать. Постановление Чрезвычайного VI Всероссийского съезда Советов от 6 ноября 1918 г. «Об амнистии» положило конец красному террору в республике. Со временем внесудебные права органов ЧК были ещё больно ограничены.