Пламенный Путь - Александр Сухов

Ситуация осложнялась присутствием вокруг меня и моего, с позволения сказать, пациента большого количества зевак, точнее наличием генерируемых этой людской массой помех. Кое-кто даже увлеченно снимал сцену реанимации на встроенные в телефоны видеокамеры. Очередное дурацкое поветрие выкладывать в сетях Интернета все, что ни попадя. А мне оно надо? Пришлось параллельно процессу излечения заняться этими кретинами, точнее их мобилами. Ничего, может быть, потеря пары-другой тысяч кровно заработанных российских рублей, затраченных на ремонт телефонов, отучат их от дурной привычки делать чужое горе достоянием общественности. Вообще-то с одним наиболее неподатливым «Nokia» я малость перестарался. Мобильник буквально взорвался в руках у прыщавого рыжеволосого юнца, невежливо пихавшего мне его едва ли не в лицо. И поделом, вечером заработает на орехи от любящего папашки за порчу дорогостоящей бытовой техники, может быть, в следующий раз, если не постесняется, хотя бы убоится совать свой конопатый нос в чужую жизнь.

Наконец труды мои праведные начали приносить ожидаемые плоды. Закачав необходимую порцию жизненной энергии в бренную оболочку мужчины, я коснулся астральными синапсами его сердца. Прямой массаж сердечной мышцы, скажу вам, занятие весьма утомительное. Конечно, будь в данный момент на моем месте Андрюха Шатун, мертвец уже давно бы воскрес. Но я не завидую своему другу, ну если и завидую, только доброй завистью и совсем чуть-чуть. Именно Андрей во время нашей с ним операции в джунглях Центральной Америки буквально вынес на собственных плечах мое бездыханное тело и в самом прямом смысле подарил мне жизнь, хотя в тот момент я был не намного живее лежащего передо мной человека. Ну и влетело же нам тогда от Владыки за то, что ослушались приказа и сразу же после проведения диверсии не сделали ноги, а малость подзадержались поглазеть на результаты дел рук своих. Спасло нас лишь то, что Алваро Карераса мы все-таки «завалили», а победителей, как известно, не судят, а если и судят, то не очень строго.

В ответ на мои воистину титанические потуги, сердце мужчины все-таки заработало, сначала натужно и медленно, как бы нехотя, будто тем самым выражало свой протест, по поводу вопиющего вмешательства какого-то там смертного в дела подведомственные одному лишь Господу Богу. Вскоре невинная жертва Твари начала подавать первые признаки жизни. Затрепетали веки, на щеках появился еле заметный румянец, заработали легкие.

У меня, наконец, отлегло от сердца. Теперь уже не мертвый, а всего лишь больной был плох, но состояние его уже никак нельзя было назвать критическим. Единственное в чем он нуждался — это в продолжительном покое и, может быть, в капельнице с гипертоническим раствором глюкозы для повышения артериального давления и подпитки организма.

А тут и скорая подоспела. Я с легкой душой сдал подопечного на руки улыбчивого и слегка циничного (как большинство представителей славного племени эскулапов) врача — мужчины средних лет, не растерявшего от постоянного общения со страждущими природного оптимизма.

— Ну что у нас тут происходит? — спросил он, пытаясь нащупать у пострадавшего пульс.

— Да кто ж его знает, — покривив душой, я пожал плечами. — Сердце, наверное. Жарко на улице, вот и прихватило.

— Да, погоды стоят небывалые. Жарища, что в твоей бане, — наполняя шприц какой-то бесцветной субстанцией из ампулы, согласился доктор и, кивнув головой в сторону приходящего в себя больного, доверительно сообщил. — А с этими, будто прорвало. Вы не поверите, но только за этот день третий вызов, между прочим, этому еще повезло — два предыдущих подобных случая закончились летальным исходом. Вчера четверых в морг отправили. Позавчера — двоих. И кто бы вы думали пострадавшие? Пенсионеры? Алкаши-хроники? Наркоманы со стажем? Инвалиды? Черта с два, уважаемый! Все упокойнички на вид вполне здоровые люди от двадцати до тридцати, без вредных привычек, успешные в жизни…

Я перевел взгляд на тупо моргающего мужчину и с удивлением обнаружил, что ему вовсе не за сорок, как мне сначала показалось, а, несмотря на раннюю лысину, не более тридцати лет.

Между тем санитар и водитель притащили складывающуюся каталку и бережно водрузили на нее пострадавшего. Врач перетянул мужчине руку резиновым жгутом, сноровисто вонзил в вену иглу и ввел лекарство. Затем извлек из чемоданчика полулитровую бутыль темного стекла с надписью на этикетке «глюкоза 10 % раствор» поставил больному капельницу, закрепив емкость в специальном штативе, установленном в изголовье.

— Ну как он? — поинтересовался я, исключительно из вежливости, поскольку не хуже доктора знал, что молодому человеку уже ничего не грозит.

— Жить будет, а вот насчет баб и водки время покажет, — схохмил врач и знаками показал санитару и водителю, чтобы закатывали парня внутрь автомобиля.

На прощание мы с доктором пожали друг другу руки и изрядно потрепанная «газель» с пострадавшим на борту, укатила прочь.

Я взял у терпеливо ожидавшей девушки пиджак и галстук. К великому моему сожалению, времени на знакомство с ней у меня не оставалось — нужно было отправляться по следу Твари, чтобы не позволить ей лишить жизни еще кого-нибудь. А в том, что она непременно попытается это сделать, я был абсолютно уверен.

Не забыв поблагодарить прелестную незнакомку, натянул на плечи пиджак, галстук небрежно запихнул в боковой карман и бодрым шагом потопал вслед за невидимой глазом, но чётко обозначенной в астрале путеводной нитью.

Несмотря на то, что в старинном русском городишке с забавным названием Златогрив, я оказался впервые, мне не составляло труда ориентироваться в его довольно запутанных улицах, переулках и тупиковых ответвлениях с забавными названиями: Первая Пионерская улица, Вторая Пионерская, Третья и так далее. Коммунистических и Октябрьских улиц и переулков здесь было не меньше. Даже каким-то непостижимым чудом сохранилась улица Диктатуры Пролетариата, хотя данная доктрина была признана самими советскими коммунистами порочной еще в годах, если не ошибаюсь, шестидесятых.

Древний купеческий город на берегу изрядно обмелевшей реки Серебрянки столь же упорно сопротивлялся натиску демократических перемен, как в былые времена отказывался от нового обряда патриарха Никона, реформ Петра Великого и прочих нововведений. В свое время заправлявшие здесь купцы собрали великую для того времени сумму в пятьдесят тысяч рублей серебром и сунули ее в качестве взятки главному инженеру проекта железной дороги Москва-Киев, чтобы тот отвел «грохочущую беду» от древнего города, дабы «диавольскими звуками паровозы не нарушали богом данного благолепия». Железнодорожная ветка аж на целых пятнадцать верст обогнула Златогрив, оставив потомкам колоритный уголок кондовой старины с неисчислимым количеством церквей, каменными торговыми рядами, бревенчатыми домами и ужасно кривыми улицами.

Центр города в соответствии с какой-то там губернаторской программой, был вымощен брусчаткой. Злые языки поговаривали, что заводик по производству этой самой брусчатки принадлежит какому-то близкому родственнику самого губернатора, отсюда, собственно взялась и сама программа благоустройства. А вот за пределами обустроенного центра начиналось нечто, напоминающее прифронтовые рокады времен Второй Мировой. Несомненно, златогривские дороги иже с ними и тротуары в зависимости от сезона года или погодных условий являли собой две ипостаси: грязь и пыль. Мне относительно повезло — не нужно топать по жидкой грязи, зато каждый проезжающий мимо автомобиль поднимал в воздух такое плотное облако пыли, что создавалось впечатление, будто я нахожусь на Бородинском поле во время приснопамятной битвы с французами.

Ничего не поделаешь, выпив жизненные силы из спасенного мной человека, Тварь рванула на восточную окраину городка, и мне, для того, чтобы ее обезвредить приходилось топтать пыльные улочки древнего русского города. Что ею двигало, для меня было загадкой. В центральной части и народишку побольше и укромных уголков, где можно без всякого риска оприходовать очередную жертву, вполне хватает. По всей видимости, у, так называемого «дикого мага» в данный момент состояние неконтролируемой эйфории, вот его и несет куда глаза глядят. Впрочем, существует вероятность, что Тварь действует хладнокровно и расчетливо. Ничего, догоню, выверну наизнанку и посмотрю, что у нее внутри. Во всяком случае, быстрой смертью она у меня не отделается — все выложит без утайки и про гнездовище свое поганое, а также обо всех своих проклятых «родственничках». Поскольку именно с этой целью прибыл в славный древнерусский город Златогрив один молодой, но весьма перспективный маг и чародей Савушкин Аристарх Петрович. Насчет Петровича — не уверен, поскольку папашку своего (также как и мамашку и прочих своих родичей) отродясь в глаза не видел. Вообще-то найти родственников не составило бы для меня особого труда, но Учитель, исходя из каких-то собственных соображений, запретил мне это делать до момента моего двадцатипятилетия. Меня не особо цепляет этот вопрос, хуже, когда Митрофаныч велит обряжаться в платье лакея восемнадцатого века и на потеху гостям корчить из себя эдакого недоделанного увальня. Хотя горланить под гитару в каком-нибудь подземном переходе разухабистые гусарские баллады, сочинения Дениса Давыдова — удовольствие еще более сомнительное, нежели щеголять в лакейском прикиде. «Смирение гордыни» — вот как называет Учитель подобные издевательства над своим учеником. Вообще-то я не в обиде, наставник лучше знает, что хорошо, а что плохо для его подопечного.