Под чужим именем - Валерий Горшков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессор снова дружески хлопнул парня по спине, решительно встал со скамейки, поднял свой потертый портфельчик.
– Я буду, обязательно. – Слава тоже поднялся. Он с искренней благодарностью смотрел на Ботаника, и его глаза светились счастьем. – Спасибо, Леонид Иванович!!!
– Только уговор, – подняв указательный палец, вполголоса сказал профессор и, словно между прочим, снова цепко осмотрелся. – Будет лучше, если про нашу сегодняшнюю и завтрашнюю встречи не будет знать ни одна живая душа. Даже твоя мама. Иначе у нас обоих могут возникнуть очень серьезные проблемы. Ты меня хорошо понимаешь?
– Да, Леонид Иванович, – кивнул Слава. – Не волнуйтесь. Я знаю, сколько стоит сегодня неосторожное слово, и умею держать язык за зубами.
– Тебе– верю. Иначе бы меня здесь не было. Ну, что? Тогда – до завтра. – Сомов протянул Корсаку ладонь. – Как говорится: вам – налево, а мне – направо. Пока…
Ярослав до сих пор помнил это самое первое рукопожатие своего будущего сэнсэя – жесткое, сухое, невероятно сильное, без капли высокомерного снисхождения к менее опытному. Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что уже в тот памятный октябрьский день их встречи с Сомовым ладонь семнадцатилетнего первокурсника Славы Корсака отнюдь не напоминала хилую цыплячью лапку. Напротив – сжатая в кулак, она с кажущейся легкостью ломала два поставленных друг на друга кирпича. Что и было продемонстрировано изумленно приподнявшему брови профессору сутки спустя…
Встретившись на следующий день в оговоренное время на Московском вокзале, Слава и Леонид Иванович сели в пригородный поезд и доехали на нем почти до самой крохотной деревушки Метелица, расположенной в получасе езды от Ленинграда. Большую часть домов здесь составляли пустующие после закрытия сезона летние дачи. Несмотря на относительную близость большого города, в будни, к тому же слякотной поздней осенью, здесь было совсем немноголюдно. Если не сказать – пусто. За те примерно полчаса, которые студент и профессор, стараясь не ступать в лужи, не спеша шли от станции до деревни, на глаза им попались лишь два бредущих по раскисшей дороге к станции сильно подвыпивших мужика, рядом с которыми семенила ножками маленькая бледная девочка со сломанной куклой в руке…
Когда петляющая дорога пошла под горку и у подножия холма показалась речушка, Сомов кивнул на приземистый, выкрашенный в синий цвет маленький одноэтажный домик по левой стороне от утопающей в липкой грязи узкой проселочной дороги:
– Ну, вот мы и на месте!
Входная дверь дома, к удивлению Корсака, оказалсь заперта на «бумажный» замок, который можно было открыть первым подобранным с земли ржавым гвоздем. Да и внутри загородное жилище Леонида Ивановича оказалось более чем спартанским – кухня, одна комната с печкой и двумя окнами, минимум мебели, радио на стене. Но что больше всего поразило Славу – это книги. Их в доме Сомова было, наверное, несколько тысяч. Они лежали и стояли повсюду– на высоком, до потолка, сосновом стеллаже у стены, на каждом из подоконников, на обеденном столе и даже на полу, связанные в аккуратные стопки.
– Вы много читаете, – оглядевшись, почтительно заметил Корсак.
– Что верно, то верно, – согласился Сомов. – Люблю я это дело. В смысле знаний и новой информации. Шопенгауэр однажды сказал: «Человеческий мозг, так же как и физическое тело, постоянно нуждается в тренировке, в новых знаниях. Без них он деградирует. Это похоже на подъем по ледяной горке – если ты изо всех сил не карабкаешься вверх, то обязательно съезжаешь вниз». И я думаю, что этот умный немец был абсолютно прав!
– Хорошее сравнение с горкой, – улыбнулся Слава. – Вообще–то оно запросто подойдет не только к развитию умственных способностей. Например, к занятиям спортом. Так вообще можно сказать почти обо всем – или ты прогрессируешь, или неизбежно деградируешь, – пожал плечами Корсак.
– Логично. – Леонид Иванович слегка подтолкнул юного гостя к двери в сени. – Пойдем, покажу тебе свой личный спортзал. Ты первый из гостей, кто переступит его порог, – сообщил с полуулыбкой Сомов. И добавил чуть тише, словно самому себе: – У меня здесь вообще редко бывают гости. Можно даже сказать, что их нет совсем…
– Лучше будь один, чем вместе с кем попало? – обернувшись к Леониду Ивановичу, спросил Ярослав, озвучив расхожее высказывание кого–то из великих философов древности.
И тут же пожалел об этом. Какое он, сопливый семнадцатилетний студент, имеет право обсуждать личную жизнь профессора? А ведь вырвалось же. Трепло!
Однако Сомов, казалось, воспринял реплику парня вполне нормально:
– Именно так. Уж лучше одному. Сарай слева от бани видишь? Нам туда. – Профессор пошарил рукой под крышей крыльца и вытащил длинный черный ключ.
В отличие от дома сарай имел крепкую, обитую железным листом дверь с мощными петлями, закрытую на тяжелый амбарный замок. Неказистое снаружи, кажущееся ветхим и убогим, местами даже поросшее мхом деревянное строение, живущее двойной жизнью, так же как и его хозяин, внутри являло собой полную противоположность своему внешнему облику– это был самый настоящий маленький спортзал. С застеленным гладко оструганными досками ровным полом, перекладиной для гимнастических упраженией, подвешенным к потолку на крюке толстым карабельным канатом, двумя различными по весу брезентовыми мешками с песком для отработки ударов и даже похожим на многорукое пугало обмотанным тряпками замысловатым манекеном, служащим для той же самой цели. С потолка свисала электрическая лампочка. В дальнем углу Слава заметил приставленную к крюку в стене широкую наклонную доску с брезентовой петлей в верхней части, для тренировки мышц брюшного пресса, гири, пару гантелей, обернутую суконным армейским одеялом скамью и даже самодельную штангу с набором дисков.
– Ну, как тебе моя берлога? – спросил Сомов, не без удовольствия наблюдая произведенный на мальчишку эффект.
– Нет слов, – кивнул Корсак. Глаза его жадно и азартно блестели. Особенно когда он смотрел на манекен. – О таком тренировочном оборудовании может мечтать любой боец.
– Хм… Тогда переодевайтесь, юноша! – предложил профессор, кивая на вбитые в стенку два толстых гвоздя. – И можете пока размяться. А я баню затоплю. Как раз согреется…
Сомов вернулся минут через десять, уже в футболке и трико, весь пропахший дымом. Убедившись, что сверкающий выступившим на лице потом мальчишка достаточно разогрелся для активных телодвижений, Ботаник сбросил ботинки и предложил провести мягкий, ознакомительный, условно–контактный поединок. Для Славы Корсака настал момент истины. Он впервые получил возможность попробовать свои силы с настоящим соперником.
Леониду Ивановичу хватило полминуты, чтобы оценить уровень подготовки Славы, спустя полгода встреч на уроках немецкого языка добровольно открывшегося ему с совершенно неожиданной стороны. Несмотря на огромнейшее количество грубейших технических ошибок, вызванных «кустарным» характером прошлых тренировок и отсутствием партнера, потенциал Корсака, как самоучки, оказался гораздо выше, чем мог себе представить профессор еще пять минут назад. Казалось просто невероятным, что таких успехов в овладении приемами можно достигнуть в одиночку, без наставника, на старых китайских книгах великого учителя Лао Дзы и истовом юношеском энтузиазме. Таком, какой бывает лишь в ранней безусой юности…
В очередной раз отразив удар и проведя молниеносный захват соперника, Сомов мягко опрокинул Корсака на пол, отступил на шаг и махнул крест–накрест рукой.
– Довольно. Ты – молодец. Честно говоря, я ожидал худшего. Но ты меня удивил. Что–нибудь еще умеешь?
– Кирпичи ломать, – поднявшись с пола, скромно пожал плечами Корсак.
– И сколько?! – приподнял брови Ботаник. Сюрпризы следовали как из рога изобилия.
– Один. Иногда два. Как получится.
– Интересно, – хмыкнул Сомов. Вышел из сарая. Вернулся, неся с собой мокрую от дождя, широкую и толстую доску. Бросил ее на пол, снова вышел и принес два кирпича. – Давай!..
Деревяшку, удерживаемую Леонидом Ивановичем перед грудью в вытянутых руках, Слава легко переломил надвое ударом ноги с разворотом. С кирпичами же пришлось повозиться чуть дольше – они поддались лишь по одному. К тому же от волнения и, как следствие, недостаточной концентрации удар не получился правильно, и теперь у Славы сильно болела рука. Видя, что парень легко травмирован и сильно расстроен такой «неудачей», и без того удивленный Сомов не выдержал, подошел, по–отцовски, с широкой улыбкой, потрепал Славу по голове и сказал:
– Все здорово! Отлично. Ты просто прирожденный ниндзя.
– Кто я? – В глазах Корсака сразу мелькнул неподдельный интерес.
– Японский профессиональный убийца–невидимка, – ответил Сомов. – Элита. Лучше них нет никого. Они сильны, как боги, и неуловимы, как ветер. – Профессор сдернул с гвоздя застиранное полотенце и протянул мальчишке. – Будет время, я расскажу тебе о ниндзя подробней. Мой учитель был в свое время воспитанником ушедшего на покой ниндзя. Лучшего на Окинаве. Сейчас оботрись слегка, и милости прошу в баньку. Там уже жарко, как в пекле. И веники березовые в тазу отмокли.