Вторжение - Илья Бушмин

– Тебе смешно?

– Гулнар, на самом деле, чего ты панику разводишь?

Всю неделю они заступали в утреннюю смену. С восьми утра до четырех дня. Это была любимая смена у всего личного состава: с утра все спокойно, вызовов почти нет, почти никто не пьет и не куролесит, а еще весь вечер в твоем распоряжении. Но утром Крук пообещал, что с понедельника распорядок дежурств поменяется. Нужно было ценить момент.

– Чашкан, наряд 21, – прохрипела рация голосом Сушко. – Мы в гаражах на Орджоникидзе. Тут кажется кража. Кто-то заднюю стенку разобрал…

Володя выругался.

– Опять гараж. Мы же патрули усилили!

Но Маржанова сейчас интересовала лишь его личная жизнь.

– Алтушка сказала, что с подругами гуляет, – вещал он, словно не слыша ничего больше. – А знаешь, я слышал голоса… И пара голосов… Или она дружит с Кончитой Вурст, или это были пацаны. Я мужские голоса слышал.

Володя рассмеялся.

– Может, у нее подруга охрипла? Ну, знаешь, пива холодного перепила? – Маржанов стрельнул сердитым взглядом в Володю и промолчал, крутя баранку экипажа. Володя решил, что настала пора посочувствовать. – Ну не знаю. Может, Алтушка ревновать тебя заставляет?

– А чего меня заставлять? – изумился Маржанов. – Я итак к каждому столбу…!

– У вас разница в семь лет почти. Нашел бы себе девчонку постарше, проблем бы не было.

– Кто бы говорил, – проворчал Маржанов. – Нашел бы себе кого-нибудь не с работы и к кому можешь подойти, а не только мямлить и пялиться. Я про Веру, если ты не просек.

Володя миролюбиво вздохнул.

– Ладно. Один-один.

Он отвернулся к окну. Рация хрипела, Сушко докладывал дежурному обстановку: «В гараже банки побиты, соленья и стекло по всему полу, прием». Патрульная машина ползла по частному сектору, улица 8 Марта. По пыльной дорожке им навстречу шагала старушка, держа за руку девочку. Володя узнал ее по глазам. Маша Ярошенко. Девочка что-то увлеченно рассказывала бабушке.

Володя улыбнулся.

Снова захрипела рация:

– 18й, это Чашкан. Драка, угол Ленинградской и Победы. Ваш маршрут, прием.

– Принял, Чашкан, – бросил Маржанов в микрофон и дал газу. Набирая скорость и поднимая столб пыли, патрульная машина покатила на вызов.

«Гамаюн» располагался в одноэтажном здании довоенной постройки из красного кирпича в десятке метров от Дома культуры «Железнодорожник». Когда-то в строении располагалась администрация одной из привокзальных служб, но затем его пустили во все тяжкие: сначала отдали под ателье, затем под магазин – и вот теперь здесь размещалась убогая и тесная пивная с грязными пластиковыми столиками и мухами.

По роду службы Буров частенько бывал здесь. И хорошо знал хозяина этой дыры и по совместительству продавца – называть его барменом у опера не поворачивался язык. Прокуренный, серый, с гнилыми зубами, Агоев слушал радио. Голос диктора тихо бубнил из приемника на полке:

– Как сообщает гидрометцентр, жаркая погода продлится до конца недели, но затем резко ухудшится. Уже к выходным по всей территории области ожидаются дожди и грозы…

Агоев кисло скривился, увидев Бурова и Муртазина.

– Здрасте.

– И тебе не хворать, – согласился Буров. В пивной был лишь один посетитель – пенсионер в старом пиджачке попивал разливное пиво и самозабвенно грыз сушеную рыбу, не замечая ничего вокруг. – Не густо с клиентами, а?

– Так день еще.

– Вечером веселее? Может, нам вечерком заглянуть?

– Угостить вас чем-нибудь, товарищ капитан?

– Все еще бодяжишь пиво той самопальной фигней, которую тебе Нюрка толкает?

Агоев снова скривился, теперь нервно.

– Что вы! Нет, конечно. Лицензии на водку у меня нет, так что это и вообще незаконно.

– То есть, нет водки здесь? – Буров принюхался. – А запах какой-то стоит… Ты чувствуешь?

Буров обернулся к Муртазину. Тот охотно подыграл, тоже принявшись водить носом.

– Что-то есть такое. Как будто… Точно, водяра. Я этот запах где угодно различу.

– Беда с тобой, Агоев, – загрустил Буров. – И что мне делать? Участкового и БЭП вызывать?

– Товарищ капитан, да не наливаю я ничего! Если у меня и есть водка, то это, как его – для личного пользования, так сказать.

– С акцизами?

Агоев скривился еще больше, не зная, что сказать. Буров усмехнулся.

– Ладно, расслабься. Это будет наш маленький секрет, – тише опер продолжил: – Слушай, у тебя тут один человечек посидеть любит. Здоровый такой, усатый. С наколками. Вроде бы кавказского разлива. Кто такой?

– А, так вам не я нужен, – у Агоева как камень с души свалился. – Это Марсель.

– Марсель? Как город?

– Какой город?

– Что за Марсель?

Агоев задумчиво поковырял черным ногтем в гнилых зубах.

– Этот, как его… Авакян. Да он живет тут рядом, где-то на Герасимовской. Через два квартала прям. Вот и заходит по вечерам, пропустить кружечку-другую…

–… Порошкового пива с самопальной водярой, – хмыкнул Муртазин. Его Агоев не боялся, поэтому осмелился оскорбиться:

– Мне выживать надо! В «Железке» вон бар открыли, народ туда ходит. Что мне остается? Только грамотная ценовая политика. У меня дешевле в два раза. Поэтому и не закрылся еще.

– Успокойся, коммерс. Марсель с кем-нибудь общается здесь?

– Да его все тут знают. У меня только постоянные клиенты, вроде вон, Петровича, – Агоев кивнул на старика. Тот отсалютовал Агоеву и продолжил грызть рыбу. – Хотя последнее время он с Семеном что-то закорефанился.

– Что за Семен?

– Да работяга с железки. На вокзале работает. Ремонтная бригада или типа того. По вечерам мимо моего кафе идет, вот и заглядывает. По пути, так сказать.

– А как Семена зовут?

Агоев развел руками.

– Семен. Дальше не знаю. Все так и зовут – Семен.

– Шикарно, – проворчал Буров. Достав из кармана мятое фото Барыги, позаимствованное в квартире Нинки, показал. – А вот этот тут бывает?

– А, Костик? Ну так, иногда. Правда, редко совсем. Последний раз с бабой своей заходил. Наташка или Нинка, – Агоев покачал головой. – Между нами, кобыла кобылой, что он нашел в ней?

– Любовь зла. Еще раз Костика увидишь, звони мне, понял? – Буров положил на стойку визитку. Агоев опять скривился. Так он выражал половину эмоций из своего небогатого спектра.

– Товарищ капитан… Вы ж понимаете…

– Или ты звонишь мне, или я звоню участковому и в БЭП, – пожал плечами Буров. Скривившись, Агоев кивнул и спрятал визитку под столешницей. Буров, хмыкнув, направился к дверям. Встретившись глазами с пенсионером, он кивнул: – Счастливо, Петрович!

– Твое здоровье! – обрадовался Петрович, отсалютовал и продолжил обсасывать воблу.

На углу Ленинградской и Победы располагался небольшой продуктовый павильон. А прямо перед ним разыгралась драка: двое парней отчаянно колотили орущего мужика, который барахтался в пыли и вопил. Они были так увлечены, что даже не заметили подъезжающий наряд ППС. Лишь когда Маржанов включил крякалку, один из парней вздрогнул, обернулся и заорал:

– Менты, валим!

Вдвоем они бросились наутек, но Володя в два прыжка догнал второго и, схватив за шиворот, дернул. Парень грохнулся в кусты у обочины.

– Так его! – заорал благим матом мужик, пытаясь встать. – Бейте его, мужики! Моя полиция меня бережет, е… ть меня тапком!

Второй пытался убежать, но его подрезала патрульная машина. Тут же он вскинул руки:

– Сдаюсь! Я ничего не делал, ничего не делал, я мимо шел!

– Не делал?! Они меня избили! – орал мужик. Он встал на колени, но при попытке подняться во весь рост с матом упал на землю. Мужик был пьян.

– Подъем, – бросил Володя, отступая и доставая на всякий случай резиновую дубинку. – Рыпнешься, получишь по почкам, понял?

– Понял, – буркнул второй парень, вставая. Родимое пятно на щеке, маленькие пустые глаза, короткие волосы. Володя знал его. По глазам Пляскина Володя понял, что и тот узнал его.

– Ну ты и урод, – сказал Володя. Пляскин промолчал.

Маржанов пристегнул беглеца и направился к потерпевшему.

– У вас все нормально? Вам помочь?

– Да гашеный он, как черт, – пробурчал Пляскин. Володя процедил в ответ:

– И что? Это повод избивать? Совсем охренел?

Маржанов с трудом поднял потерпевшего. Тот едва стоял на ногах и чуть снова не упал, но Маржанов успел подхватить его.

– Мужик, е-мое, напрягись, а!

Володя бросил короткий взгляд на потерпевшего. Этого было достаточно, чтобы Пляскин сунул руку в карман и запустил в траву спичечный коробок. Но Володя заметил это движение боковым зрением.

– Что это?

– Где?

– Что ты сейчас скинул?

– Я? Ничего!

Володя подошел к траве, провел по ней концом «демократизатора» и нашел искомое. Поднял коробок, заглянул внутрь. Сухая перекрученная марихуана.

– Опа.

– Это не мое, – буркнул Пляскин. – Даже не думай пришить мне это, понял?