Княгиня Ольга - Светлана Кайдаш–Лакшина

На торговой площади, помнила Ольга, купил князь Акила. Он был верным слугой князю, не разлучался с ним, кроме последнего, смертного похода, где с князем оказался другой. Накануне кто‑то ночью ранил Акила — собирались убить, но промахнулись, Игорь тогда потемнел лицом — решил, что дурной знак.

Только потом Ольга поняла, что это не дурной знак, а первый шаг предательства: хотели убрать Акила, чтобы не был он рядом с князем, не заслонил бы его своим телом.

Горевал тогда Акил, есть перестал, хотел умереть, и Ольга сама приходила его кормить. Только из ее рук брал пищу, как верный пес.

И опять только спустя время ведомо стало Ольге, как умен был Акил: не только тоска заставляла его так поступать. Он и знал больше княгини. Видимо, чуял — отравить могут.

В малой княжеской горнице любила принимать княгиня тех, с кем важна была беседа.

В каменном очаге всегда горел огонь. Пол был застлан волчьими шкурами, которые спасали от дурного глаза и плохих людей.

Волки–оборотни — они часто и людьми могли быть, поэтому понимали их помыслы и намерения, разбирались в их грязных делах… Волк мог быть и лучшим другом, ведь это он остался жить около людей собакой. Но оборотни могли быть и в лесу, и с людьми. Поэтому надлежало вглядываться в тех, кто рядом: не сверкнет ли вдруг нежданно волчий желтый глаз, не потянет ли звериным духом жестокости, готовности съесть, со всеми косточками.

В это верил Акил, верили все девушки, прислуживавшие Ольге. Да и она всегда знала это, и не было повода отказываться от древнего поверья. Сколько их… И нельзя от всего отмахнуться: промахнешься — промахаешься. Лучше быть осмотрительной, не гневить злые силы. От них один Бог не защитит — их много, а он один. И сколько людей у него в попечении, и все жаждут и молят о защите.

Акил принес охапку поленьев, и Ольга увидела, что все они разной породы: тут и дубовое полено, и березовое, и сосновое, и даже веточку можжевельника положил хитрый Акил — по–своему пытается уберечь ее…Княгиня улыбнулась, а Акил, заметив ее взгляд, вспыхнул, поняв, что его хитрости разгаданы, но Ольга не сердится. Добро есть добро, а поленья… пусть горят.

День занимался дождливый, серый, и теплый дух огня красил жизнь.

Когда вошел раввин, на лице Ольги еще оставался след улыбки, а княгиня уже улыбалась вошедшему — и только ему.

Раввин был высоким стройным, еще не старым человеком, и его ласковые голубые глаза, редкие у иудеев, смотрели на людей с приязнью.

И раввин и княгиня ладили друг с другом, потому что были умными людьми и знали то, что обычно не представляет простой смертный — будь он воеводой, воином или гостем–купцом — последствия своих слов и поступков. Да, да, о последствиях всегда так не хочется думать, когда азарт охватывает или страсть раздражения, охота отомстить обидчику, осмеять глупца.

Месть — это право богов, и редко кто из людей способен выполнить их волю. Сначала нужно ее узнать… Это удалось Ольге, за что ее уважали даже враги, правда, об этом она теперь старалась не вспоминать, хотя ни о чем не жалела.

— О, я знала, достопочтимый Нафан, что между нами не может быть недоразумений. Мы ведь оба заинтересованы в том, чтобы их не было. — Эти слова княгини еще звучали в воздухе, а Ольга и раввин оба поняли, что все меж ними будет по–прежнему хорошо.

Неожиданно пламя в очаге взметнулось столбом, и Ольга про себя отметила: «Погоди говорить о том, что еще не совершилось…».

Огонь всегда говорил правду, потому что Сварожич всех видел насквозь. И это не зависело от того, веришь ли ты в Перуна и Макошь или Христа. Признавали ли это евреи, Ольга не знала. Но судя по тому, как дернул плечом раввин, он тоже услышал этот всплеск пламени, хотя уже сел к огню спиной.

Оба помолчали.

— Княгиня, я рад увидеться и поговорить о всех наших делах, — сказал раввин, чтобы отвлечься от шума в очаге.

Ольга неторопливо взглянула на раввина. Она привыкла управлять собой, и, может быть, поэтому ей так охотно подчинялись. И хотя в ее душе часто все бушевало, людям от нее передавалось ощущение уверенности.

Вот и теперь Нафан с радостью смотрел на княгиню и видел в ее глазах разум и покой, которых так недоставало в обыденной жизни.

— Княгиня, когда я беседую с тобой, я всегда вспоминаю учение наших мудрецов, что славяне — это ханаанцы… — сказал раввин.

— Да, я слышала об этом, — рассмеялась Ольга.

— Ханаанцы, спасаясь бегством от вторгшегося в Палестину полководца Иисуса Навина, бежали на север и поселились здесь, — продолжал раввин. — Славяне — это и есть ханаанцы, и славянский язык принадлежит к ханаанскому.

— Значит, вы, евреи, вытеснили нас из Палестины, а теперь пришли и сюда? — спросила Ольга лукаво. Теперь засмеялся раввин.

Когда Ольга встречалась с Нафаном, то они получали удовольствие от беседы друг с другом. В Киеве было немного собеседников, равных обоим. Разве что предсказатель и звездочет Аноза, уже несколько лет живший при дворе княгини.

— Ну, теперь это ваши земли, и мы только в гостях у вас. Но связь меж нами существует давняя, — пошутил раввин.

«Хорошо, что Акил положил в очаг веточку можжевельника, какой приятный дух от него», — подумала Ольга.

И раввин, будто угадав ее мысли, сказал тотчас:

— Какой дружеский огонь горит в вашем очаге!

— Как хорошо вы уже изучили наши обычаи, — сказала Ольга ласково.

Ведь раввин проговорил славянское приветствие дому. Но про себя княгиня отметила, что Нафан как будто услышал ее мысли. «Да, это умный и могущественный человек», — подумала Ольга.

— На чем же основываются ваши мудрецы, думая, что славяне — это ханаанцы? — спросила Ольга, поправив обручья[20] на запястье, стягивавший широкий рукав.

— Совпадений, княгиня, слишком много, чтобы можно было от них умному человеку уйти. В Палестине стоят города Медева и Дивон, а ведь это понятно каждому славянину — мед и диво. На севере от Киева стоит город Муром — в Палестине озеро Мером. И река Кедрон впадает в Мертвое море.

Раввин замолчал, а Ольга про себя удивилась, зачем он так подробно рассказывает о том, что, может быть, ей как славянке знать не надлежало.

И опять раввин будто услышал ее. Его голубые глаза внезапно потемнели:

— Княгиня, я сам хочу все это понять.

Нафан повернулся к огню и вновь смотрел на Ольгу:

— Ваша гора Хорив…

— А что такое наша гора Хорив?

Ольга умела заставить говорившего досказать все до конца.

«Зачем он говорит о том, что так далеко от нас?» — подумала Княгиня, но виду не подала.

— Хорив — брат Кия и Щека и сестры их Лыбеди, основавших наш город. Так говорят Полянские предания, а поляне — давние жители этих мест. Может быть, они и есть ваши ханаанцы и вы будете с нами бороться? — пошутила Ольга.

— Не смейтесь, княгиня, — улыбнулся раввин. — Но Хорив — дорогое имя для каждого еврея.

Ольга не понимала, к чему клонит Нафан, обычно такой сдержанный.

— На горе Хорив на Синае наш Бог явил Моисею, нашему пророку и учителю еврейского народа, свой Закон. Там же, на горе Хорив, скрывался и другой пророк иудеев — Илия. Не очень далеко от синайской горы Хорив находится и песчаная пустыня, по которой ходили евреи сорок лет после исхода из Египта. И я, княгиня, не понимаю, как может быть две горы Хорив и что это должно означать и для вас и для нас.

Ольга посмотрела в очаг, где раскаленные угли березового полена светились алым цветом.

— Но это, княгиня, еще не все. — Нафан как‑то отстранение взглянул на княгиню, и она подумала, как мало мы знаем о том, что думают другие, и вдруг ощутила свою беспомощность перед тайной силой неведомых знаний, которые могут опрокинуть жизнь.

— Зачем мне все это? — ощутила неясную тоску Ольга.

А раввин продолжал:

— У вас на севере есть замечательное озеро Нево[21], где стоят русские города. И ты там бывала не раз, и твой супруг и твой свекор пришли с этих берегов.

Ольга хотела сделать какой‑то жест, но потом передумала.

— А для нас Ново — гора, откуда Господь показал Моисею землю обетованную… — продолжал Нафан.

Раввин взглянул на Ольгу: «Все христиане читают Библию». Он чуть прикрыл веки и сказал нараспев:

— И взошел Моисей с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему Господь всю землю Галаад до самого Дана… — Он что‑то пробормотал про себя и продолжал: — …даже до самого западного моря и полуденную страну и равнину долины Иерихона, город Пальм, до Сигора. И сказал ему Господь: «Вот земля, о которой Я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: «Семени твоему дам ее»; Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в нее ты не войдешь».

И умер там Моисей, раб Господень, в земле Моавитской, по слову Господню против Беф–Фегора, и никто не знает места погребения его даже до сего дня.