Антипедагогические этюды - Лариса Ратич

   Мама с папой, пропадая на работе до самого вечера (отсюда – и заработки приличные!), еле-еле находили время, чтоб слегка осведомиться у дочери:

   - Ну, как дела в школе?

   Услышав неизменное «хорошо», папа быстро и привычно, пробежав по комнатам, делал свои замечания по уборке (может быть, завтра – удастся отдохнуть?.. Вряд ли…), и семья дружно ужинала.

   Затем – родители шли к телевизору и к свежей прессе, а Люся отбывала последнюю вахту – мытьё вечерней посуды, - размазывая по щекам тихие слёзы из-за «снова отвратительного ужина».

   А её так и звали в классе – «Размазня». Очень подходяще, ведь она всё везде «размазывала»: и слёзы свои непонятные, и ответы у доски… И даже толком не общалась ни с кем и не дружила; а так, тоже размазывала. Кличка настолько девочке подходила, что даже мама – и та всё чаще и чаще говорила о ней: «Наша размазня».

   Родители Люси были люди интеллигентные, много читающие. Люся тоже с удовольствием читала бы побольше, если б время появилось, а так – только урывками, и всё.

   - Наша размазня в вуз не поступит! – была уверена мама. - Хорошо, хоть всё умеет; пристроить её куда-нибудь поваром, что ли?

   Иногда в дом приходили гости: тоже все сплошь интеллигентные, интересные люди. Они много спорили о музыке и живописи, о свежих литературных новостях. Люсиной обязанностью в такие вечера было подавать гостям кофе и бутерброды, и она еле поспевала заправлять кофеварку новыми зёрнами.

   - Люся!!! – то и дело слышалось из комнаты. Проклятый кофе, как назло, постоянно заканчивался то у Алексея Петровича, то у Сергея Ивановича.

   Когда наступала весна, перед своим Днём рождения мама всегда затевала генеральную уборку, подключая сюда и папу. Отец должен был вынести два тяжеленных ковра на улицу и выбить их. Причём мама каждый год патетически восклицала:

   - Слава Богу, что у нас в доме есть мужчина! Нам с дочерью такие тяжести поднимать нельзя!!

   Отец благополучно выносил и заносил «такие тяжести», сам развишивал их на большой «ковровой» перекладине во дворе и торжественно вручал выбивалку Люсе:

   - Ну-ка, покажи, понимаешь ли ты толк в чистоте!

   Примерно по полчаса на каждый ковёр – и отец оставался доволен. Это был тот самый редкий случай, когда похвала всё-таки срывалась с его скупых уст:

   - Молодец, дочурка! Хозяйка!

   Тогда же, по весне, наступал и «период преферанса», как называла это мама. Но относилась к явлению в общем-то беззлобно; даже наоборот, с оттенком некоторой гордости:

   - Мой Семён никогда «налево» не ходил и не пойдёт, потому что я его понимаю! Хочет с друзьями за картами посидеть – да пожалуйста, хоть целую ночь! И мне спокойнее…

   Они действительно засиживались до утра, и поэтому Люся так не любила весну: кофе и бутерброды нужны были всю ночь. Летом преферансники благополучно «рассасывались» по курортам, значительно облегчая жизнь девочке.

   Вот и сегодня – Люся в душе подозревала, что папа не пустил её в школу именно из-за преферанса: вот-вот подойдут друзья-приятели. Вчера ещё хотели, да сорвалось.

   Поэтому он объяснил нетерпеливой Лидии Антоновне, зло вопя в трубку:

   - Нет, уважаемая, не ждите. Люся наказана. Она сегодня дома не всё выполнила, что мама просила. Вы уж там обойдитесь как-нибудь без неё… Что? Да бросьте, Лидия Антоновна, от неё толку – ноль. Руки как из задницы, по три раза за ней переделываем.

   Вот так. («И слюни подбери!»).

   …- Ну вот!! – торжествовала Осипенко. – Я так и знала, что не все придут!!

   - Брось, Анька, - вмешалась добрая Курочкина. – У Люськи папаша – не дай Бог. Ей и так – дыхнуть секундочки нет. Справимся и без неё.

   - Ага, - психовала Осипенко. – Я ей выскажу всё равно! Тоже мне!..

   Лидия Антоновна, тоже немного повозмущавшись, всё же сказала:

   - Ладно, что языками зря чесать? Давайте работать.

   Она чётко и толково распределила участки деятельности.

   - А занавески? – прищурилась Аня. – С ними не успеем. Если я, например, сегодня возьму простирнуть – это только утром повесить можно. Не впишемся!

   - Ничего! – у Лидии Антоновны был план. – В моей автостиралке их можно провертеть и сразу высушить. Инночка! – окликнула она дочь. – Снимай этот тюлевый кошмар, беги домой и сделай. Да!! Не забудь утюг прихватить, тут сразу отгладим и повесим.

   Занавески быстро сняли, и Инночка действительно умчалась.

   - Ишь, самая хитросделанная нашлась, - яростно шепнула Осипенко Курочкиной. – В машинку сейчас забросит – и всё! И руки чистенькие, и дело готово! А мы тут…

   Курочкина сразу кивнула: да, это тебе не парты изгаженные порошком отдраивать.

   Работали почти до девяти. Лидия Антоновна поспевала и командовать, и белить. Но зато класс сиял, как новый пятак. Тут подоспели и занавески, и когда они, отбеленные и отутюженные, вернулись на место, девочки ахнули:

   - Ух ты-ы-ы!!

   - Ну вот видите, девочки, и самим приятно! – чуть ли чуть ли не раскланивалась Лидия Антоновна. Хорошо, короче говоря, получилось. И настроение назавтра у всех было отличное. У Марины Григорьевны – так вообще эйфория. Даже расплакалась:

   - Девчонки, дорогие мои!.. Спасибо!!

   И бросилась каждую целовать-обнимать: «С праздником женским вас, хорошие мои!»

   И Люсю тоже поцеловала. Не знала же она, что та вчера не явилась!

   Это ей потом Лидия Антоновна поведала. И, между прочим, без всякой злобы. Просто сказала:

   - Ну до чего же размазня эта Люся Орлова! Подумайте только, Лидия Антоновна: девушке – шестнадцать лет, а своего мнения совершенно нет! Попробовал бы меня такой папочка остановить в своё время! – ух, не знаю, что и было бы! Тем более, если надо для всего класса! А эта?.. Так размазнёй по жизни и протащится, тряпка.

   …Марина Григорьевна считала точно так же.

Это был уже шестой мамин муж. За свою коротенькую жизнь второклассница Катюша так устала от такой бесконечной «смены караула», что и сказать нельзя!

   Первый муж мамы – родной отец Катеньки – «мало зарабатывал», второй – «гулял по бабам», третий – «пил как конь». Четвёртого девочка помнила смутно (он и задержался здесь всего на неделю), а вот пятый запомнился крепко: бил и её, и маму. Причём делал это в трезвом виде, а не как «папа номер три»; ревновал очень свою красивую жену. А Катюша – под ногами вертелась тут же и попадала, конечно, под руку.

   - Катька, чего ты лезла, а?.. – ласково вещал пятый папа, когда гроза утихала и влюблённые мирились. – Мы сами с мамкой разобрались бы, а так – и тебе перепало, дурёха!

   Но Катенька снова пыталась вступаться за маму, несмотря на горький опыт. Вот и ходила с «фонарями» точно такими же, как и у родительницы.

   Мама долго терпела (кажется, этого мужа она действительно очень любила), но однажды не выдержала… Она задержалась на работе (никак нельзя было отказаться, никак!), и дома получила как следует:

   - С кем, подстилка, шлялась?! На часы посмотри, гнида! – орал страшно муж.

   Мама, как назло, была с причёской и в хорошем новом платье в тот день, - тут и дураку ясно, что для свидания вырядилась!!! А ей просто захотелось покрасоваться: весна… Стояли такие роскошные дни середины марта, что сердце просило праздника! Просило – получи…

   И как ни клялся муженёк в любви, как ни каялся – не помогло больше. Состоялся развод – и мама снова была свободна как птица. Но она не умела долго оставаться одна, и к тому же, если помните, вовсю буйствовала озорница-весна.

   …И вот он, «папа номер шесть», дядя Лёня. Огромного роста; мама по сравнению с ним – птичка, а ведь и она не мелкая. «Этот если бить начнёт – то, наверное, сразу убъёт!» - подумала Катюшка, чуть завидев «отца».

   Но прошло уже целых двадцать дней, а дядя Лёня руки не распускал. И не кричал даже!

   «Но что-то же в нём должно быть не так!» - присматривалась девочка. – Интересно, сколько ещё он с нами проживёт?»

   Дядя Лёня проживать, видимо, собирался долго. Может, и всегда. И Катя скоро узнала причину: оказывается, дяде Лёне просто некуда идти. Совсем.

   - Понимаешь, Галка. – делилась мама с соседкой, советчицей и соратницей, - его подставили. Ни за что отсидел, представляешь?! А жена в это время квартиру продала – и прости-прощай!

   - Ты смотри, Олька, осторожно!! – махала руками тётя Галя. – С таким прошлым… Смотри, чтоб не пропало ничего!!

   «Завидует» - догадалась Катькина мама. (Галка была хронически одинока уже лет пятнадцать).

   «Как бы не вздумала отбить!» - озаботилась Ольга. Да и то: у соседки и квартира побольше, и «довеска» (ни дочки, ни сына, ни чёрта в ступе) нет. Лёнька – мужик видный!

   И Катина мама приняла на всякий случай простые меры предосторожности, то есть «ход на её территорию» был теперь соседке заказан. Галина немедленно обиделась, когда на второй-третий раз закадычная подружка ни с того ни с сего не пустила её на порог: