Амазония - Роллинс Джеймс

Что, черт побери, принесло американских вояк к ним, в Сан-Габриель?

Натан стоял в одном исподнем посреди деревенской площади. Его окружала шабано – круглая постройка в половину футбольного поля, крыша которой была разобрана посередине, открывая внутреннее пространство небу. Женщины и старики расположились в гамаках под навесом из банановых листьев, тогда как хойа, молодые парни, держали Натана в кольце из стрел и копий, чтобы тот не попытался бежать.

Чуть раньше, когда его препроводили в лагерь, подгоняя со всех сторон копьями, он пытался рассказать об анаконде, в подтверждение показывая след укуса на запястье, но его никто не слушал. Даже сельский вождь, которому Нат передал ребенка, отмел его слова, словно навет.

Натан знал, что его голос не будет услышан, пока не окончится суд. Таковы яномамо.

Он потребовал поединка, чтобы выиграть время, и теперь все зависело от исхода сражения. Если богам будет угодно даровать ему победу, он сможет наконец все объяснить.

Натан стоял в пыли босиком. Группа хойа обсуждала, кто примет брошенный им вызов и каким оружием будут сражаться. Обыкновенно дуэлянты бились на набрушах – гладких деревянных дубинах около двух с половиной метров длиной; однако в серьезных случаях применялось боевое оружие вроде копья или мачете.

Толпа по ту сторону площади разделилась, пропуская вперед человека. Для индейца он был очень высоким, почти одного роста с Натом, и жилистым. Это был Такахо, отец Тамы и брат вождя племени. Он был полностью обнажен, если не считать набедренной повязки из плетеного шнура, которая скрывала его крайнюю плоть, – классический убор мужчины-яномамо. На груди виднелись косые полосы, нарисованные углем, а лицо под наголовником из обезьяньего хвоста было раскрашено алым. Нижняя губа оттопыривалась комом табачной жвачки, придавая индейцу устрашающий вид.

Он вытянул руку. Один из хойа тотчас подбежал и вложил в нее длинный топор. Рукоять топора была вырезана из бордовой древесины пиратинеры[1] и оканчивалась заостренным стальным наконечником. Грозное оружие, одно из самых смертоносных в поединке. Нату сунули точно такое же.

Теперь он наблюдал, как другой хойа вынес горшок какой-то маслянистой жидкости. Такахо смочил в ней лезвие топора.

Натан узнал состав. Он сам помогал шаману готовить эту порцию вурари, или кураре, смертельного парализующего нейротоксина, изготовляемого из сока лианы семейства лунносемянниковых. Снадобье часто использовалось для охоты на обезьян, но сегодня его принесли сюда с более зловещей целью.

Нат оглянулся. Никто не вышел вперед, чтобы предложить ему подобное зелье. Похоже, бой обещал быть не совсем равным.

Вождь поднял над головой лук и возвестил о начале дуэли. Такахо направился через площадь, ловко поигрывая топором.

Натан поднял свой. Есть ли у него шанс? Достаточно всего одной царапины… А пусть бы победил, что тогда? Ведь он пришел сюда спасти Таму и совсем не хотел убивать ради этого ее отца.

Подзадоривая себя, Нат взял топор наперевес и тут встретил взгляд противника, исполненный гнева.

– Не трогал я твою дочь! – крикнул он исступленно.

Такахо прищурился. Он услышал слова, но в глазах его читалось недоверие. Такахо посмотрел туда, где за Тамой ухаживал деревенский шаман. Долговязый старик наклонился над девочкой, помахивая дымящейся связкой сушеной травы и бормоча заклинания. Стоя поодаль, Нат чувствовал едкий дым листьев микании, заменяющий индейцам нашатырь. Но девочка оставалась неподвижной.

Такахо повернулся к Нату. С воинственным ревом он бросился вперед, целясь топором в голову противника. Нат когда-то обучался борьбе и потому не растерялся. Он нырнул под топор и откатился в сторону, сбив индейца с ног своим оружием. Такахо тяжело рухнул наземь, ушиб плечо и потерял налобную повязку, но в остальном был невредим. Нат стукнул его обухом топора, не желая бить насмерть. Видя, что индеец повержен, он вскочил на него, собираясь подмять под себя. «Только бы обездвижить на время…»

Такахо увернулся с ловкостью кошки и тут же махнул топором в ответ. Нат избежал смертоносной дуги, вовремя отпрянув назад. Отравленное лезвие просвистело у кончика его носа и брякнулось в пыль. Радуясь чудесному спасению, Нат на секунду замешкался и пропустил удар в голову. Со звоном в ушах он свалился на землю. Топор выпал из его онемевшей руки и отлетел под ноги зевакам.

Нат сплюнул кровь из разбитой губы и поспешил подняться. Такахо уже стоял рядом. Пока индеец подбирал брошенный топор, за его спиной Натан разглядел шамана. Старик окуривал губы девочки дымом, видимо оберегая умирающую от злых духов.

Стоявшие вокруг него хойа подняли шум, требуя расправы. Такахо звучно всхрапнул, занес топор и повернулся к Нату. На его багрово-красном лице застыла гримаса ярости. Секунда – и он ринулся в бой, так неистово вращая топором, что лезвие превратилось в одну сверкающую полосу.

Безоружному Нату пришлось отступить. «Так вот какова моя смерть…»

Его оттеснили к частоколу из копий остальных яномамо. Спасения не было. Такахо неспешно поднял топор, готовясь к решающему удару. Нат инстинктивно попятился, чувствуя уколы отточенных наконечников в незащищенную спину. Топор уже стремительно рассекал воздух, как вдруг…

– Юло! – донесся сквозь гомон хойа громкий вопль. – Стой!

Натан, пригнувшийся в ожидании удара, взглянул наверх и увидел лезвие, зависшее почти в дюйме от его лица. Капля яда упала ему на щеку.

Шаман, чей голос прервал поединок, растолкал соплеменников и вышел на середину деревни.

– Твоя дочь просыпается!

Затем он указал в сторону Ната.

– Она говорит об огромной змее и спасителе-чужестранце.

Все головы разом повернулись в сторону Тамы – девочка осторожно пила из тыквы-горлянки, принесенной соседкой по племени.

Натан повернулся и снова посмотрел Такахо в глаза. Радостная весть смягчила его суровые черты. Индеец бросил топор на землю, схватил Ната за плечи и порывисто обнял.

– Яко, – произнес он, прижимая к груди недавнего врага. – Брат.

На том все и закончилось.

Из толпы выбрался запыхавшийся вождь.

– Ты бился с великой сукури и спас дочь нашего племени из ее утробы. – Он достал из-за уха длинное перо и воткнул Нату в волосы. Хвостовое перо лесного орла-гарпии считалось весьма щедрым подарком. – Отныне ты больше не набе, не чужеземец. Отныне ты – яко, брат моим братьям, один из яномамо.

Шабоно огласилось приветственным кличем.

Натан знал, что удостоился величайшей из почестей, однако не стал сидеть сложа руки.

– Сестра, – произнес он, указывая на Таму.

У яномамо было запрещено звать друг друга по именам. Вместо них употребляли родственные титулы, настоящие или вымышленные. Девочка по-прежнему тихо стонала.

– Сестра все еще больна. Она получила увечья, вылечить которые могут врачи из Сан-Габриеля. Прошу вас, позвольте отвезти ее в город.

Деревенский шаман выступил вперед. Натан боялся, что тот будет отстаивать собственные методы лечения – шаманы, как правило, народ своевольный. Тем не менее старик согласился, положа руку Нату на плечо.

– Новый яко спас нашу маленькую сестру от сукури. Мы должны внимать воле богов, по которой он оказался ее защитником. Здесь я бессилен.

Натан отер каплю яда, тщательно следя, чтобы не занести его в царапину или порез, и поблагодарил шамана. Тот и так уже сделал достаточно – его природные средства смогли вовремя привести девочку в чувство, тем самым сохранив жизнь ее избавителю. Потом Нат обратился к Такахо:

– Я могу одолжить у тебя каноэ для перевозки?

– Бери что захочешь, – ответил Такахо. – Я еду с тобой.

Натан кивнул.

– Тогда нам лучше поторопиться.

Спешным порядком Таму уложили на носилки из бамбука и пальмовых листьев, затем приладили их на каноэ. Такахо, переодетый в спортивные шорты и безрукавку, усадил Ната в носовую часть долбленки и оттолкнулся веслом от берега, прямо на стрежень Риу-Негру, текущей прямиком до Сан-Габриеля.