451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идет, блистая красотой
Тысячезвездной ясной ночи,
В соревнованье света с тьмой
Изваяны чело и очи[2].
Руки певицы метнулись ко рту. Она оцепенела, растерянная.
– Что это за слова? – недоумевали музыканты.
– Что за песня?
– Чей язык?
Когда же они опять принялись дуть в свои золотые трубы, снова родилась эта странная музыка и медленно поплыла над публикой, которая теперь громко разговаривала, поднимаясь со своих мест.
– Что с тобой? – спрашивали друг друга музыканты.
– Что за мелодию ты играл?
– А ты сам что играл?
Женщина расплакалась и убежала с эстрады. Публика покинула амфитеатр. Повсюду, во всех смятенных марсианских городах, происходило одно и то же. Холод объял их, точно с неба пал белый снег.
В темных аллеях под факелами дети пели:
… Пришла, а шкаф уже пустой, Остался песик с носом!
– Дети! – раздавались голоса. – Что это за песенка? Где вы ее выучили?
– Она просто пришла нам в голову, ни с того ни с сего. Какие-то непонятные слова!
Захлопали двери. Улицы опустели. Над голубыми холмами взошла зеленая звезда.
На всей ночной стороне Марса мужчины просыпались от того, что лежавшие рядом возлюбленные напевали во мраке.
– Что это за мелодия?
В тысячах жилищ среди ночи женщины просыпались, обливаясь слезами, и приходилось их утешать:
– Ну успокойся, успокойся же. Спи. Ну, что случилось? Дурной сон?
– Завтра произойдет что-то ужасное.
– Ничего не может произойти, у нас все в порядке.
Судорожное всхлипывание.
– Я чувствую, это надвигается все ближе, ближе, ближе!..
– С нами ничего не может случиться. Полно! Спи. Спи…
Тихо на предутреннем Марсе, тихо, как в черном студеном колодце, и свет звезд на воде каналов, и в каждой комнате дыхание свернувшихся калачиком детей с зажатыми в кулачках золотыми пауками, и возлюбленные спят рука в руке, луны закатились, погашены факелы, и безлюдны каменные амфитеатры.
И лишь один-единственный звук перед самым рассветом: где-то в дальнем конце пустынной улицы одиноко шагал во тьме ночной сторож, напевая странную, незнакомую песенку…
Август 1999
Земляне
Вот привязались – стучат и стучат!
Миссис Ттт сердито распахнула дверь.
– Ну, в чем дело?
– Вы говорите по-английски? – Человек, стоявший у входа, опешил.
– Говорю, как умею, – ответила она.
– Чистейший английский язык!
Человек был одет в какую-то форму. За ним стояли еще трое; все они были заметно взволнованы – сияющие, измазанные с головы до ног.
– Что вам угодно? – резко спросила миссис Ттт.
– Вы – марсианка! – Человек улыбался. – Это слово вам, конечно, незнакомо. Так говорят у нас, на Земле. – Он кивнул на своих спутников. – Мы с Земли. Я – капитан Уильямс. Мы всего час назад сели на Марсе. Вот прибыли. Вторая экспедиция! До нас была Первая экспедиция, но ее судьба нам неизвестна. Так или иначе, мы прилетели. И вы – первый житель Марса, которого мы встретили!
– Марсианка? – Брови ее взметнулись.
– Я хочу сказать, что вы живете на четвертой от Солнца планете. Точно?
– Элементарная истина, – фыркнула она, меряя их взглядом.
– А мы, – он прижал к груди свою пухлую розовую руку, – мы с Земли. Верно, ребята?
– Так точно, капитан! – откликнулся хор.
– Это планета Тирр, – сказала она, – если вам угодно знать ее настоящее имя.
– Тирр, Тирр. – Капитан устало рассмеялся. – Чудесное название! Но скажите же, добрая женщина, как объяснить, что вы так великолепно говорите по-английски?
– Я не говорю, – ответила она, – я думаю. Телепатия. Всего хорошего!
И она хлопнула дверью.
Мгновение спустя этот ужасный человек уже снова стучал.
Она распахнула дверь.
– Ну, что еще? – спросила она.
Он стоял на том же месте и силился улыбнуться, но уже без прежней уверенности. Он протянул к ней руки.
– Мне кажется, вы не совсем поняли…
– Чего? – отрезала она.
Его глаза округлились от изумления.
– Мы прилетели с Земли!
– Мне некогда, – сказала она. – У меня сегодня куча дел – обед, уборка, шитье, всякая всячина… Вам, вероятно, нужен мистер Ттт, так он наверху, в своем кабинете.
– Да, да, – озадаченно произнес человек с Земли, моргая. – Ради бога, позовите мистера Ттт.
– Он занят. – И она снова захлопнула дверь.
На сей раз стук был уж совсем неприличным.
– Знаете что! – вскричал человек, едва дверь распахнулась. Он ворвался в прихожую, словно решил взять неожиданностью. – Так не принимают гостей!
– Мой чистый пол! – возмутилась она. – Грязь! Убирайтесь прочь! Если хотите войти в мой дом, сперва почистите обувь.
Человек испуганно посмотрел на свои грязные башмаки.
– Сейчас не время придираться к пустякам, – решительно заявил он. – Такое событие! Его нужно отпраздновать!
Он упорно глядел на нее, словно это могло заставить ее понять, чего они хотят.
– Если мои хрустальные булочки перестояли в духовке, – закричала она, – то я вас поленом!..
И она поспешила к маленькой, пышущей жаром печке. Потом вернулась – раскрасневшаяся, потная. Ярко-желтые глаза, смуглая кожа, худенькая и юркая, как насекомое… Резкий, металлический голос.
– Обождите здесь. Я пойду посмотрю, может быть, и позволю вам на минутку зайти к мистеру Ттт. Какое там у вас дело к нему?
Человек выругался так, словно она ударила его молотком по пальцу.
– Скажите ему, что мы прилетели с Земли, что это впервые!
– Что впервые? – Она подняла вверх смуглую руку. – Ладно, это не важно. Я сейчас.
Звуки ее шагов прошелестели по переходам каменного дома.
А снаружи было невероятно синее, жаркое марсианское небо – недвижное, будто глубокое теплое море. Над марсианской пустыней, словно над огромным кипящим котлом, струилось марево. На вершине пригорка неподалеку стоял, покосившись, небольшой космический корабль. От него к двери каменного дома протянулась цепочка крупных следов.
Сверху, со второго этажа, донеслись возбужденные голоса. Люди у двери поглядывали друг на друга, переминались с ноги на ногу, поправляли пояса. Наверху что-то прорычал мужской голос.
Женский голос ответил. Через четверть часа земляне от нечего делать стали слоняться взад-вперед по кухне.
– Закурим? – сказал один из них.
Другой достал сигареты, они закурили. Они выдыхали неторопливые бледные струйки дыма. Разгладили складки курток, поправили воротнички. Голоса наверху продолжали гудеть и журчать. Командир глянул на свои часы.
– Двадцать пять минут, – заметил он. – Что у них там происходит?
Он подошел к окну и выглянул наружу.
– Жаркий денек, – сказал один из космонавтов.
– Да уж, – лениво протянул другой, разморенный полуденным зноем.
Гул голосов
