Бородинское поле - Иван Шевцов

- Несколько дней назад мы приняли решение сформировать мотострелковый корпус, - ответил Борис Михайлович.

- Где этот корпус?

- Его еще нет, товарищ Сталин.

- Решение есть, а корпуса нет. - Горькая ухмылка затерялась в усах Верховного. - Кого поставим на этот корпус?

- Есть предложение назначить командиром корпуса генерала Лелюшенко - заместителя начальника Автобронетанкового управления.

Сталин согласился.

И вот теперь начальник Генерального штаба в ожидании прибытия Лелюшенко, который, как он знал, только что был вызван к Верховному, еще раз обдумывал, какими частями можно остановить танки Гудериана.

В это время Ставка не располагала сколь-нибудь внушительными резервами, приходилось собирать, как говорится, с бору по сосенке.

Маршалу Шапошникову шел шестьдесят первый; последнее время состояние его здоровья ухудшилось - сказывалась, несомненно, напряженная, сверхчеловеческая работа, тяжелое бремя ответственности. Положение на фронтах день ото дня становилось все хуже, напор фашистов не ослабевал. Враг располагал большими силами и шел напролом, не считаясь с потерями. Он рвался к Москве - главной стратегической цели, взятие которой, по убеждению самого Гитлера и многих его генералов, означало бы полную победу.

Шапошников сидел перед картой, всматриваясь в расположение армий, оборонявших Москву. И не было такого участка, с которого можно было бы снять хоть одну дивизию, -чтобы срочно перебросить под Орел и преградить путь танкам Гудериана. И хотя на западе от столицы на фронте наблюдалось относительное затишье, начальник Генштаба понимал: оно не продолжительно - Бок бросит в наступление на Москву танковые группы Гёпнера и Гота, полевую армию Клюге. А это огромная, вместе с войсками Гудериана почти миллионная, орда, до зубов вооруженная, закованная в броню.

На востоке, далеко за Волгой, шли к Москве эшелоны новых, еще не обстрелянных дивизий, на Урале и в Казахстане формировались части и соединения. Но когда они прибудут в Подмосковье? - вот вопрос. Уже были в пути эшелоны 32-й стрелковой дивизии полковника Полосухина, участвовавшей в боях с японцами у озера Хасан. Но ведь и они прибудут не раньше чем через неделю. А к этому времени Гудериан может захватить не только Орел, но и Тулу, подойти к Москве на пушечный выстрел. В ушах маршала звучали глухие и требовательные слова Верховного: "Орел сдавать нельзя". Да ведь одного приказа или желания мало. И Минск, и Киев, и Смоленск нельзя было сдавать, А сдали, оставили.

Борис Михайлович тяжко вздохнул. Адъютант доложил о прибытии генерала Лелюшенко.

- Проси, - кивнул Шапошников и поднялся устало, сутулый, грузный.

Невысокого роста, плотный бритоголовый генерал вошел энергично и довольно бойко доложил:

- Товарищ Маршал Советского Союза! Я только что от товарища Сталина…

- Знаю, голубчик, знаю, - перебил его Шапошников и жестом указал на стул.

Лелюшенко сел. Лицо его побагровело, прищуренные глаза возбуждённо сверкали. Он еще находился под впечатлением краткого разговора с Верховным. Сталин считал необходимым лично давать напутствия вновь назначенным командирам крупных соединений. Пусть всего лишь несколько слов, самых обыкновенных, но лично, чтоб человек почувствовал всю глубину ответственности, которая на него возлагается, и не кем-нибудь, а самим Верховным Главнокомандующим. И хотя разговор продолжался не более пяти минут, Лелюшенко был горд оказанным ему доверием.

- Вы много раз просились на фронт, - сказал Сталин, глядя на генерала сухим, холодным взглядом. - Сейчас есть возможность удовлетворить вашу просьбу.

- Буду рад, товарищ Сталин, - взволнованно ответил Лелюшенко.

- Ну и хорошо. Срочно сдавайте дела по управлению и принимайте первый стрелковый корпус. - Сталин достал спичку и долго раскуривал погасшую трубку. Лицо его было серым и усталым. Он прошелся по кабинету и продолжал, уже не глядя на стоящего навытяжку генерала: - Правда, корпуса, как такового, пока еще нет, но вы его сформируете в самый кратчайший срок. Надо остановить танковую группировку Гудериана, прорвавшую Брянский фронт, и не допустить захвата Орла.

По пути в Генштаб генерала Лелюшенко больше всего волновал главный вопрос: из каких частей и соединений будет состоять его корпус? Поэтому он нетерпеливо слушал маршала, излагавшего ему общую обстановку, сложившуюся на участке Брянского фронта, и это его нетерпение не ускользнуло от проницательного начальника Генштаба, который вдруг выпрямился, снял пенсне и, подняв на генерала усталый взгляд, сказал:

- Знаю, голубчик, вас интересует состав корпуса. - И маршал перечислил части и соединения, которые войдут в корпус. - Вы будете подчиняться непосредственно Ставке. Штаб корпуса укомплектуете за счет командиров управления. Срок - четыре-пять дней.

Лелюшенко хотел сказать, что уж больно сжатые сроки даются для формирования корпуса, но маршал остановил его жестом:

- Понимаю, голубчик, а что поделаешь - надо спешить, другого выхода у нас нет. Гудериан торопится к Москве.

Весь следующий день Дмитрий Данилович Лелюшенко провел у себя в управлении. Это был какой-то суматошный день: сдавал дела и одновременно формировал штаб корпуса. Сформировать штаб - это еще не главное. Беспокоило другое: все выделенные в состав корпуса части и соединения находятся за многие сотни километров от Орла. А в бой нужно вступать немедленно, сейчас. И командир начал выяснять, какие части в настоящее время есть на территории от Москвы до Орла. Вспомнил: в Ногинске мотоциклетный полк. Вспомнил и горько усмехнулся: мотоциклы против танков! Полк против целой армии! Но, как сказал начальник Генштаба, что поделаешь - другого выхода нет. Кто-то подсказал, что в Туле есть артиллерийское училище. Что ж, на первый случай и это сила!

В полночь вернулся домой, не успел поужинать - телефонный звонок: срочно вызывают в Ставку. Приехал. В комнате за столом четверо: Сталин, Ворошилов, Микоян и Шапошников. Лица у всех озабоченные. Ворошилов встретил вошедшего быстрым, нетерпеливым и каким-то встревоженным взглядом. Верховный угрюмо склонился над картой. Лелюшенко молча в ожидании замер у двери: понял - что-то случилось неприятное. Наконец Сталин оторвал от карты глаза и устремил их на Лелюшенко:

- Мы вызвали вас снова, так как обстановка резко изменилась. Гудериан уже недалеко от Орла. Поэтому корпус сформировать надо за один день, от силы - за два. Вам надо немедленно вылететь в Орел и на месте во всем разобраться… У вас есть к нам вопросы или… просьбы?

- Прошу разрешения доложить мои соображения, - волнуясь, проговорил Лелюшенко, глядя на Сталина.

- Докладывайте, - разрешил Верховный и, встав из-за стола, сделал несколько шагов в сторону генерала.

- В Орел сейчас мне лететь нет смысла, товарищ Сталин. Наших войск там нет. Прошу подчинить мне тридцать шестой мотоциклетный полк, находящийся в вашем резерве, и Тульское артиллерийское училище. С ними двинусь навстречу Гудериану. По пути подберу отступающих и вышедших из окружения. Этими частями организую оборону до подхода главных сил корпуса. Штаб расположу в Мценске.

Бравый, самоуверенный тон генерала вызвал у Верховного сложное чувство: смесь одобрения и недоверия. Возможно, он вспомнил о недавнем клятвенном заверении командующего Брянским фронтом остановить и разбить армию Гудериана. Сталин терпеть не мог легкомысленных обещаний и теперь с оттенком скептицизма изучающе смотрел на бритоголового генерал-майора, потолка казаков Запорожской сечи, готового совершить подвиг. Он думал: представляет ли этот кареглазый генерал ударную силу танков Гудериана или полагается лишь на свой энтузиазм? Затем он перевел вопросительный взгляд на Ворошилова, Микояна и Шапошникова, точно предлагая высказать свое мнение. Продолжительную паузу нарушил Ворошилов:

- Думаю, что предложение Лелюшенко можно принять.

Микоян одобрительно закивал головой. Шапошников сказал:

- Выступать нужно побыстрее. Немедленно, по тревоге, поднимите мотоциклистов и курсантов.

- Правильно, - сказал Сталин, возвращаясь к столу. Он взял карандаш и уткнулся тяжелым, сосредоточенным взглядом в карту. Не поднимая головы, проговорил: - Товарищ Лелюшенко, дальше Мценска противника не пускать! - Он резко взмахнул по карте карандашом, и красная жирная черта прошла по извилистой голубой линии, обозначавшей реку Зушу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Утром второго октября над Бородинским полем стояли синие туманы, и небо, затянутое белесой дымкой изморози, дышало сыростью и прохладой, а на земле хрустела заиндевелая трава. По всему полю, где в августе 1812 года произошло историческое сражение армии Кутузова с полчищами Наполеона, огромному, разместившему на своей березово-лесистой груди добрую дюжину деревенек, таких, как Бородино, Семеновское и Шевардино, вот уже которую неделю с утра до вечера копошились люди, главным образом женщины, в большинстве приезжие, москвичи. И все были вооружены одним орудием - лопатами. Возводили можайский оборонительный рубеж - рыли противотанковые рвы, окопы, ходы сообщения, блиндажи, оборудовали командные и наблюдательные пункты, огневые позиции для артиллерийских батарей, делали лесные завалы.