История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства - Джон Джулиус Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начнем с того, что Елена никогда не забывала, что Фауста – дочь императора Максимиана, приемного отца той самой Феодоры, которая почти сорок лет назад украла у нее мужа, Констанция Хлора. Фауста, в свою очередь, страшно негодовала, что незадолго до этого Константин возвысил свою мать до титула августы, который носила сама Фауста. Констанция вспоминала о муже Лицинии, погибшем меньше двух лет назад, а ее пасынок знал, что у него самого нет никаких надежд прийти к власти и что теперь ему придется стоять в стороне, наблюдая, как Крисп получает те почести, которые в равной степени полагались ему самому. Что касается Криспа, то он уже некоторое время осознавал растущую зависть со стороны отца, вызванную его популярностью среди военных и гражданского населения, причем и те и другие уже превосходили по численности подданных императора. Однако ни одна из этих причин по отдельности не могла бы объяснить цепочку событий, начавшихся в феврале, когда император со свитой прибыл в Сердику. Без всякого предупреждения Криспа и Лициния арестовали, а через несколько дней предали смерти. Вскоре после этого за ними последовала и императрица Фауста, которую судьба настигла в кальдарии[5] купальни, однако нам неизвестно, как именно ее убили – ошпарили кипятком, закололи, или она задохнулась от пара.
К несчастью для репутации Фаусты, по крайней мере четверо древних историков тем или иным образом связывают ее с судьбой ее пасынка, а один, Зосим (писавший, надо признать, в следующем веке), и вовсе приводит новые данные. Он пишет: «Криспа подозревали в том, что у него была любовная связь с приемной матерью Фаустой, и за это его казнили». Если эта теория верна, то существуют три возможности. Первая: Крисп и Фауста и в самом деле были любовниками; но тогда почему их не казнили одновременно? Вторая: Крисп предложил Фаусте любовную связь, которую та в гневе отвергла и сообщила об этом его отцу; но если так, то почему ее саму казнили? Остается третья гипотеза: Крисп не имел никаких притязаний на Фаусту, которая несправедливо обвинила его в этом (возможно, как предполагает Гиббон, она сделала это потому, что Крисп отверг ее заигрывания), а Константин, обнаружив ложность этих обвинений лишь после смерти сына, приказал лишить жизни и ее.
Вести об этих семейных распрях добрались до Рима раньше императора и лишь усилили недоверие, которое уже давно испытывали к нему жители города, в особенности простой народ. Римлян все больше беспокоили сообщения о роскошном новом городе на Босфоре; как республиканцы или, по крайней мере, наследники республиканской традиции они были шокированы видом правителя, который выглядел не как римский император, а как восточный владыка; будучи стойкими приверженцами традиционной религии, они осуждали его отказ от древних богов и принятие презренной христианской веры, которая ассоциировалась у них с уличной чернью и с самыми низами и отбросами римского общества. Они приняли Константина со всеми подобающими церемониями, но не старались скрыть свои истинные чувства; сам император тоже не прилагал никаких усилий по улучшению своей репутации в Вечном городе.
Однако Константин оказался более неутомимым в решимости сделать Рим христианским городом. Он пожертвовал деньги на строительство третьей великой базилики, которая сейчас известна как базилика Святого Павла за городскими стенами (Basilica di San Paolo fuori le mura), посвящена святому Павлу и построена на месте захоронения святого на дороге в Остию, а также еще одной базилики в честь Святых Апостолов на Аппиевой дороге (сейчас это базилика Святого Себастьяна, Basilica di San Sebastiano fuori le mura). Однако самым важным его творением стала базилика, которую он велел построить на Ватиканском холме над тем местом, которое традиционно считают местом упокоения святого Петра.
Несомненно, бурная строительная деятельность Константина в Риме указывает на то, что он рассматривал город как главное вместилище христианской веры после Иерусалима и что он намеревался сделать все возможное, чтобы в архитектурном смысле город был достоин этого величия. В то же время сам он никогда не любил Рим и по возможности не оставался в нем дольше необходимого. Его сердце принадлежало Востоку, и у него было дело в Византии.
Когда Константин впервые увидел Византий, этому городу было почти 1000 лет; примерно в 600 году до н. э. на этом месте уже процветало небольшое поселение с акрополем на высоком месте (сейчас там стоит храм Св. Софии и дворец Топкапы). Когда построенный Константином новый город Константинополь стал центром позднего римского мира, неизбежно возникли истории о сверхъестественных обстоятельствах, сопровождавших его основание: как император лично провел линию будущих стен своим копьем, а когда его спутники выразили удивление по поводу ее длины, он ответил им: «Я буду продолжать, пока мне не прикажет остановиться тот, кто идет впереди меня». Однако на самом деле в то время император просто планировал построить город, который будет носить его имя и служить вечным напоминанием о его величии и славе. Сделать этот город столицей империи его почти наверняка заставил второй визит в Рим, чьим республиканским и языческим традициям явно не было места в его новой христианской империи. В культурном и интеллектуальном смысле Рим все больше утрачивал связь с новым прогрессивным мышлением эллинистического мира. Римские академии и библиотеки больше не могли сравниться с библиотеками и академиями Александрии, Антиохии или Пергама. Такая же тенденция прослеживалась и в сфере экономики. В Риме и на большей части Апеннинского полуострова распространилась малярия, и население сокращалось; несравненно более серьезные экономические ресурсы того, что называлось pars orientalis[6], были столь притягательны, что ни одно правительство не могло себе позволить их игнорировать.
Стратегические недостатки старой столицы были еще серьезнее. Главные угрозы безопасности теперь сконцентрировались вдоль восточных границ империи: сарматы в нижнем течении Дуная, остготы к северу от Черного моря и самые грозные из всех – персы, чье великое государство Сасанидов к этому времени расширилось от бывших римских провинций Армении и Месопотамии до самого Гиндукуша. Центр империи, да и всего цивилизованного мира безвозвратно сместился на восток. Италия превратилась в захолустье.
Центральной точкой нового города Константина стал Милий, или Первый мильный камень. Четыре триумфальные арки образовывали квадрат и поддерживали купол, на котором была установлена самая почитаемая реликвия христианства – Крест Господень, который за пару лет до того прислала из Иерусалима императрица Елена. От этого сооружения отсчитывались все расстояния в империи, и, по сути, это был центр
