Пирамида Хуфу - Нина Любовцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незаметно его мысли перешли на свой участок. Хорошо, если бы вода в этом году была большой. Как трудно орошать высокие земли! Счастливцы соседи! У них вода на землю идет по каналам, сколько нужно. А излишек всегда можно спустить. И земля глубоко пропитывается, и ила оседает много.
А вот на его клочке никогда не бывает избытка драгоценной влаги. Трудно весь день черпать воду под жгучим солнцем. Он и ведра сделал больше, все равно работа идет медленно. Зерна осталось в большом кувшине только на семена, да еще надо принести жертву богине Исиде — покровительнице урожаев. Оттуда дал горсти нельзя трогать. Придется продержаться на козьем молоке да на овощах. Будет свободнее, можно и рыбу половить. Через несколько дней кончатся трудовые повинности на реке, тогда будет время, и он поработает. Руки у него с умелыми пальцами. Особенно он любит работать с камнем. Красивые сосуды, маленькие ушебти — фигурки, которые любящие родственники кладут в могилы ушедшим в страну молчания.
От близкой реки тянет освежающей прохладой. А мысли идут бесконечной чередой. Звезды на небе давно побледнели, разгорается яркая заря. Река начинает блестеть. Бледно-золотые блики на ее глади переходят в розовые и оранжевые. Руабен поворачивается и смотрит на спящую жену. Устав за долгий день, она спит очень спокойно, только затененные веки чуть трепещут, и вздрагивают иссиня-черные крупные ресницы. Густые волосы прикрыли ее плечи и грудь. В свежем утреннем воздухе ее сон крепок. Во сне она кажется совсем девочкой.
Первые солнечные лучи уже скользят по верхушкам пальм. И вдруг в просвете их крон он замечает звездочку, яркую и единственную. Радостный вздох вырывается из его груди.
— Сотис[18]! Наконец ты явилась!
Теперь со дня на день можно ждать прибытия больших вод. Каков-то будет в этом году разлив? А каков разлив, таков и урожай!
Он любовался звездочкой-вестницей, и так хотелось поделиться своей радостью с Мери, что он не выдержал и потеребил ее за плечо.
— Зачем так рано вставать? — сонно отозвалась Мери.
— Посмотри сюда! Сотис явилась!
— Неужели? Где? Покажи, покажи!
— Смотри сюда! Вот между двумя листьями! Видишь, какая яркая?
Мери радостно вздохнула.
— А теперь спи! Рано еще!
Руабен осторожно закрыл ладонью ее глаза и легко коснулся губами шеи. От его нежного прикосновения Мери, не открывая глаза, ласково улыбнулась. Она умела быстро засыпать, и через несколько минут ровно дышала. Руабен пытался сомкнуть веки, но они снова открывались, и глаза находили звездочку, появление которой возвещало о близком разливе реки.
«Нет! Все равно не заснуть», — с досадой думает Руабен и бесшумно спускается с плоской кровли на маленький дворик. Деревня еще спит, и кругом стоит торжественная тишина. Он берется за красивый сосуд и начинает осторожно работать медным сверлом. Отверстие углубляется очень медленно. Чем скорее управится он с этим сосудом, тем раньше получит за него зерно! А оно так сейчас нужно! От одного молока и овощей голодно на тяжелой работе. Этот сосуд заказал ему писец из дальнего селения. Но не так-то быстро его можно сделать. Камень очень крепок, и из-за хрупкости приходится осторожно работать. Руабен подсыпает влажный песок, который ускоряет работу, и снова продолжает вращать сверло сильными пальцами. И продолжает думать. Никогда ему не хватает урожая: мало земли. Это еще бы ничего. Но как только собрано зерно, — забирает писец Большому дому, да будет он жив, здоров и могуч. На семена надо оставить, да писцу, да храму… Семье остается совсем пустяк.
В работе он не замечает, как быстро идет время. Солнце уже поднялось выше и скользит по верхушкам пальм, добирается до крыши. Деревня пробуждается. Мычат коровы, блеют козы. Вот и Мери спускает вниз, плещется водой, начинает доить коз. Окончив доение, она зовет мужа завтракать. На чистой циновке кружка молока и ячменная лепешка. Завтра ее уже не будет. Сегодня она поэтому кажется особенно вкусной. Руабен отламывает половину и прячет под кружку, пока Мери возится с малышами. Он улыбается, представляя, как она рассердится, когда ее увидит. Он знает, что она себе не оставила.
После завтрака Руабен заходит за соседом, и вскоре все мужчины идут на плотину.
Последний участок плотины, на котором в этот день работала вся община, часто не выдерживал напора воды, и прорыв ее вызывал наводнение в низких местах селения и связанные с ним беды. Работали в общине дружно. Одни заготавливали и подносили прутья, другие плели из них плетни, третьи таскали и месили глину, а наиболее опытные укрепляли стены плотины. Работами руководил сельский староста — почтенный старик, страдавший недугами. За долгую жизнь много поработал он на плотинах и каналах, и лучше его никто не мог этого делать. Расположение каналов требовало ума и наблюдательности, чтобы и воду сберечь в бассейне, и подвести ее без потерь на зерновое поле, и все его напитать.
Всем уже было известно, что показалась Сотис и на днях река принесет первые большие воды откуда-то из таинственных глубин южных далей, где никто никогда не был. Там бог Хапи льет воду из кувшина в пещере.
Все работали сосредоточенно. В это время показался новый скриб[19], прибывший несколько дней назад вместо умершего. Это был низкорослый человек с отвислым дряблым животом. Из-под тяжелых надбровий выглядывали маленькие глазки.
Скуластый, с толстыми обезьяньими губами, он производил отталкивающее впечатление, и все сторонились, его, предчувствуя, что от этого зловещего человека можно ожидать всяких бед. Но он был властью в селении, и сторониться его можно было не всегда.
Когда скриб Хати приблизился, вся стояли в почтительном поклоне, низко склонив спины. Но вместо обычного приветствия, как это было при его предшественник, скриб злобно накинулся на работающих:
— Презренные шакалы! Кто так делает? Гиена старая! Что я тебе вчера приказал? Сегодня вы должны прийти на мой участок и работать на мой дом. Что, по-вашему, я буду жить под открытым небом?
Плетка со свистом опустилась на старосту, потом еще один удар обрушился на его спину, но когда плеть взметнулась в третий раз, сильная мужская рука перехватила ее на лету, и разъяренный Хати увидел над собой Руабена.
— Неужели тебе не стыдно поднимать руку на всеми уважаемого старого человека? Наш умерший скриб никогда так не обращался с нами.
Лишенный плетки, задыхающийся от бессильной злобы, Хати смотрел вверх на широкоплечего парня, в глазах которого было откровенное презрение. А кругом стояла толпа мужчин с хмурыми лицами. Жестокий, но трусливый, скриб отошел на несколько шагов назад и проворчал:
— Не привыкли? Придется привыкнуть, я ленивых не потерплю!
Староста посмотрел благодарными глазами на Руабена, но в его взгляде сквозило беспокойство. Он поклонился Хати и сказал:
— Напрасно гневаешься, господин! На рассвете появилась Сотис, значит, благодатный Хапи на днях будет наполняться водой, а у нас не готова одна плотина. Здесь часто бывают прорывы, тогда нам не справиться с рекой. Дня через два закончим и перейдем к тебе всей общиной.
Тон старосты был спокоен и полон достоинства. Xати посмотрел на неоконченную работу, на жилистых мужчин и сильных парней и, подыскивая слова для отступления, пробормотал:
— Надо было вчера сказать.
Он бросил взгляд, полный злобы, на Руабена и, взяв плетку, пошел к селению. После его ухода длилось тяжелое молчание.
— Да сгорит твое сердце, и прах да будет выброшен в пустыню, чтоб вечно блуждало твое Ка[20], в поисках, — шептал вслед Хати сын старосты. Он с горечью смотрел на расстроенное лицо отца и на спину, где набухали красные рубцы.
— Принимайтесь за работу! — напомнил староста.
— Да! Этот покажет себя! Не раз мы добром вспомним старого писца, не обижал зря людей. Сразу видно, что дурной человек, — проговорил Бату — старший брат Руабена, такой же высокий и сильный.
Староста, как бы позабыв о происшедшем, озабоченно посматривал на вал.
— Не разнесет река? Что-то он мне кажется ненадежным…
— Я знаю большой обломок скалы, он хорошо бы закрыл весь проход, да еще если навалить его со стороны воды. Только трудно переправить, — высказался Руабен.
Посоветовавшись, решили все же притащить камень и укрепить им опасный участок плотины.
Весь остаток дня и следующий день волокли они на длинных жердях большую плоскую глыбу с границы пустыни. Все так измучились, что вечером еле добрались домой. Утром на следующий день ее установили. Глыба так удачно встала на место, что все пришли в восторг.
— Теперь останется здесь на вечные времена! — смеялся довольный староста.
Вечером Бату зашел к Руабену. Они посидели, обсуждая свои дела. Мери покормила их. Ячменя дома не было, и еда была овощная. Прощаясь, Бату сказал брату: