Пылающий алтарь - Габриэль Марсель

Октав. А, Марта!

Мирей. Тетя Марта, я прошу извинения за то, что все еще не выбралась навестить вас: каждый день — какая-нибудь помеха.

Г-жа Вердэ (с волнением в голосе). Вы у нас желанная гостья в любое время.

Октав. Пожалуйста, сядь. Андре нынче часто заходит; по-моему, он выглядит намного лучше, чем прошлой зимой.

Г-жа Вердэ (она готова разрыдаться). Мирей, милая, не сердитесь на меня… мне нужно сказать пару слов брату. Он вам расскажет после, но сейчас мне так тяжело… я не могу…

Мирей. Ну конечно же, тетя. (Тихо выходит из комнаты. Продолжительное молчание.)

Октав. Это касается Андре?

Г-жа Вердэ. Да.

Октав. Но, надеюсь, не в связи с его здоровьем?

Г-жа Вердэ. Увы.

Октав. Мне казалось, вы уже совершенно успокоились.

Г-жа Вердэ (упавшим голосом). Андре безнадежен.

Октав. Ну что ты говоришь!

Г-жа Вердэ (уже не сдерживая слез). Обречен.

Октав. Быть не может, ты все это…

Г-жа Вердэ. После того как Андре побывал на консультации… я получила от врача письмо, в котором он пишет, что не мог сказать Андре правду. Я тут же пошла к нему.

Октав. И что же?

Г-жа Вердэ. Было ясно уже по его виду… по его лицу… он не улыбался, он говорил тихо, словно…

Октав. Марта, милая, но ведь это все — чистейший плод воображения.

Г-жа Вердэ. Жизнь Андре — на волоске… достаточно несчастного случая, а он может произойти завтра, или через полгода, или…

Октав. Брось, Марта! Кто из нас гарантирован от несчастного случая?

Г-жа Вердэ. Нет, врач мне объяснил, что это у него — порок сердца!

Октав. Ну и что из того? У меня тоже порок сердца; а с тех пор, как я ушел в отставку, болезнь особенно часто дает о себе знать. Но я же еще не зачислил себя в покойники!

Г-жа Вердэ (дрожащим голосом). Послушай, Октав… не старайся меня успокоить. Повторяю тебе, он мне объяснил: дело в клапане, который может внезапно отказать — из-за усталости, чрезмерного волнения…

Октав. Но почему же в таком случае этого не обнаружили раньше? Ведь он же, черт возьми, не в первый раз прослушивает его сердце! А все эти визиты к врачам во время войны…

Г-жа Вердэ. Видимо, болезнь усугубилась в последние месяцы. Октав, я сейчас так жалею, что он не ушел на фронт, как он сам того хотел! Пусть бы даже… он был сразу убит… но тогда, по крайней мере… по крайней мере… (Не в силах закончить фразу.)

Входит Алина. Увидев рыдающую золовку, бросается к ней.

Алина. Что случилось?

Октав. Марта к нам с плохими новостями… относительно Андре. Врач, у которого она побывала вчера… как бы это сказать… не питает оптимизма.

Алина. Но как же так? Марта, дорогая, это ужасно. (Обнимает ее.) А что же Андре нам говорил на днях?

Г-жа Вердэ. Ему нельзя знать правду. Это может его убить.

Алина. Прошу тебя, не плачь!

Г-жа Вердэ. Он даже не подозревает, что я была у врача; если он зайдет, не подавайте виду…

Алина. Можешь положиться на меня, Марта. Бог мой! Бедный ребенок!..

Г-жа Вердэ. Если бы я хотя бы могла утешаться мыслью, что он бывал счастлив; но в его жизни были одни разочарования. Никто не представляет себе его переживаний в годы войны.

Алина (ласково). Ну нет, мы представляем…

Г-жа Вердэ. Ему всегда казалось, что его презирают за то, что он не воюет. Он избегал своих двоюродных братьев, когда те приезжали на побывку… О, не Раймона — тот был всегда так добр!

Алина (задумчиво). Раймон его любил.

Г-жа Вердэ. Мы часто говорили о нем.

Алина. Правда?

Г-жа Вердэ. Подумай только, Алина… какая ему досталась молодость! Без радости, без единого светлого дня.

Алина. Ты преувеличиваешь.

Г-жа Вердэ. Пока был жив его отец, у меня не оставалось времени для Андре. И потом… вообще человек ничего не может для другого. Каждый одинок.

Алина (с глубокой убежденностью). Нет, Марта, человек не одинок.

Г-жа Вердэ. Благодарю, ты так добра… только страдая, как я, можно оценить твое сердце. (Нетерпеливый жест Октава.) Так же было и когда умирал мой бедный Шарль, я это как сейчас помню.

Алина. Да. Именно в несчастье люди находят друг друга.

Г-жа Вердэ. Где Октав? (Тот отошел кокну, смотрит на улицу.)

Октав (не оборачиваясь). Я здесь.

Алина (глухо). Подлинно только горе.

Г-жа Вердэ. Андре всегда говорит, что ты такая глубокая натура! С моей стороны глупо это тебе повторять, но он тоже, он все чувствует так глубоко; порой меня это пугает. Как он ни владеет собой, ему не удается скрыть от меня того, что у него на душе.

Алина. Вы очень близки.

Октав (кому-то в окне). Здравствуй, здравствуй!

Г-жа Вердэ. С кем это он здоровается?

Алина (привстает, чтобы взглянуть). С малышом. Он играет с Мирей: Ивонна отправилась в Вильнёв.

Г-жа Вердэ. Мирей ведь очень любит детей?

Алина. Да.

Г-жа Вердэ. Какое счастье для тебя, что она здесь, с тобой… Что и говорить, Раймон умел выбрать…

Алина (сухо). Он не выбрал.

Г-жа Вердэ (понижая голос). Алина… Мне кажется, что Андре… тоже влюблен в нее.

Алина. Андре!

Г-жа Вердэ (горячо). Не сердись на него! Он боролся с собой, он едва смел даже себе в этом признаться…

Алина (ласково). Почему же я должна сердиться?

Г-жа Вердэ. Но ты могла бы… Это настолько в человеческой природе. Наверное, я испытала бы такое чувство, будь я на твоем месте.

Алина. Никто не может быть на моем месте, Марта. Но я… я не испытываю ничего подобного… Бедный мальчик!

Г-жа Вердэ. Спасибо, Алина, это так великодушно, так… Видишь ли, я опасалась, не встанет ли это между нами, и в то же время меня словно что-то вынуждало сказать тебе…

Алина. Вынуждало?

Г-жа Вердэ. С тобой часто говоришь не то, что хочешь… это правда.

Октав. Забавный мальчуган! (Возвращается к обеим женщинам: они умолкают.) Отчего вы замолчали?

Г-жа Вердэ. Октав, если бы ты знал!

Алина (тихо). Не надо.

Г-жа Вердэ. Я только что открыла Алине… (Обращаясь к Алине.) А почему бы ему тоже не узнать об этом? Андре… он любит твою невестку.

Октав (вспылив, резко). Что значит — «твою невестку»? Мирей мне не невестка.

Г-жа Вердэ. Ну как же… По существу, это ваше дитя. (Молчание.) Он любит так, как умеет любить — всем сердцем, самозабвенно…

Октав (сурово). И ты считаешь, что это хорошо — выдать тайну несчастного ребенка?

Г-жа Вердэ. Как тебя понять?

Октав. В тот момент, когда ты узна… или, по крайней мере, вообразила… Не скрою, меня это глубоко возмущает.

Г-жа Вердэ. Октав!

Алина. Мы же не чужие.

Октав. Это еще хуже!

Алина. К тому же, я догадывалась.

Октав. Оставим эту тему.

Г-жа Вердэ. Я не узнаю тебя, Октав!

Октав. В конце концов, если наши страхи действительно… да, допустим, что они обоснованны, — неужели ты не отдаешь себе отчета в том, сколь жалко, трагично и смехотворно подобное чувство?