Как накормить диктатора - Витольд Шабловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два дня мы увидели наш торт по телевизору. Его своими руками резал президент Саддам Хусейн. Торт предназначался ему на день рождения.
5
Когда мы в очередной раз ждем Абу Али, Хасан убивает время, рассказывая мне об инопланетянах:
– Можешь смеяться, я уже привык, что люди мне не верят. Но они правда существуют. И правда нами интересуются – прилетают сюда за нами наблюдать. Я один из немногих, кто их видит. На каждом поле битвы, где мне довелось побывать, я видел, как они стоят в сторонке и смотрят, что мы делаем.
– Они дружелюбные? – я полон скептицизма, но надо же хоть что-нибудь спросить. Ни о чем не спросить того, кто секунду назад признался тебе, что почти каждый день видит летающие тарелки, – вопиющая бестактность.
– Да. Они знают, что я их вижу. Несколько раз они даже спасли мне жизнь. Они нам сочувствуют и не хотят, чтобы мы гибли и убивали друг друга.
В моем мозгу проносится мысль, что можно написать отличный рассказ о мужчине, который видел так много зла, что захотел как-то упорядочить все это в своей голове и начал видеть пришельцев. Через минуту меня уже одолевают сомнения: а вдруг он и правда их видит, и только я со своим дурацким рационализмом не хочу ему верить? Впредь я поддакиваю, что бы Хасан ни сказал.
Но я здесь не ради пришельцев. И поэтому прошу:
– Расскажи мне что-нибудь о Саддаме.
– Тот еще мерзавец, – качает головой мой проводник. – Он родился под Тикритом, а это всегда был город воров и контрабандистов. Там всегда гордились тем, что в их городе родился Саладин[5], великий вождь арабов. Саддам воспитывался на его культе и, видимо, возомнил себя следующим лидером исламского мира. Может, потому-то он и кончил так, как кончил: что бы ни случалось, Саддам верил, что его направляет Аллах. Так или иначе, он сделал головокружительную карьеру. Отец бросил мать Саддама, когда та была в положении. В иракской деревне, где до сих пор царят средневековые нравы, ей с сыном наверняка жилось очень тяжело.
Биографы бывшего президента Ирака согласились бы с Хасаном: с самых первых дней жизни Саддаму приходилось быть сильнее всех. Его мать, Сабха, после развода связалась с мужчиной по прозвищу Лжец: он утверждал, будто совершил паломничество в Мекку, хотя все знали, что это неправда. Лишних денег у Лжеца не водилось (всего имущества – осел да две-три овцы), и он решил, что сын жены поможет ему разбогатеть. Вместо того чтобы отправить мальчика в школу, он велел ему воровать. Один из биографов Хусейна пишет: “Одни говорят, что Саддам воровал кур и яйца, чтобы прокормить семью (точнее, отчима. – В. Ш.), другие – что он продавал арбузы пассажирам поезда Мосул – Багдад, который останавливался в Тикрите”[6].
К тому же Лжец постоянно унижал мальчика, заставлял его танцевать и бил из-за малейшей провинности.
Скорее всего, Саддам окончил бы свою жизнь мелким воришкой, если бы не его дядя, Хейраллах Тульфах. Этот образованный и увлеченный политикой мужчина из Тикрита забрал юного Саддама к себе, хотя у него самого было много детей. Именно у дяди мальчик узнал, что существует жизнь за пределами иракской деревни. И хотя его новый опекун широтой взглядов не отличался – он симпатизировал нацистам и написал брошюрку под названием “Три вещи, которых Богу не следовало создавать: персы, евреи и мухи”, – тем не менее именно он пробудил в Саддаме интерес к миру.
Через несколько лет дядю арестовали за участие в антиправительственном заговоре и Саддаму пришлось вернуться к матери и отчиму, однако детей Хейраллаха Тульфаха, прежде всего его сына Аднана, он считал своими ближайшими друзьями. Дядя показал ему, что такое настоящая семья.
Саддам много лет отвечал ему за это благодарностью.
6
Все началось незаметно.
Один из официантов по имени Шаи Джухани сказал, что мне нужно явиться во дворец на окраине города, неподалеку от аэропорта. Мол, там для меня есть какая-то подработка.
Я не придал этому особого значения, ведь в министерстве у меня постоянно случались дополнительные заказы. То приезжал какой-нибудь иностранный министр, то целая делегация, то нужно было приготовить сладости на чей-нибудь день рождения. Поэтому я поехал, не слишком задумываясь о том, что от меня потребуют на сей раз. Кто-то впустил меня в ворота, кто-то проверил, нет ли у меня оружия. На месте меня встретил человек, представившийся Камелем Ханной. Он пожал мне руку и сказал:
– Абу Али, ты должен знать, что я работаю в охране президента Саддама Хусейна. Сейчас я отведу тебя к нему.
– Что-что? – я решил, что это шутка.
– Сейчас я отведу тебя к президенту Саддаму Хусейну, – повторил он совершенно серьезно. – Все, что произойдет, все, что скажет президент, – это тайна.
Я не верил своим ушам. Я проработал в министерстве несколько лет, но не знал никого, кто готовил для нашего президента. Почему вдруг я? Я понятия не имел.
Мне пришлось подписать бумагу, что я не имею права никому рассказывать об увиденном в доме Саддама. Там было написано, что если я нарушу слово, меня ждет смертная казнь через повешение.
Все случилось молниеносно. Не прошло и десяти минут с моего появления во дворце, как я уже стоял перед Саддамом.
Я начал увязывать факты. За полгода до этого начальство попросило меня написать автобиографию, указав в ней всех, с кем я работал, и фамилии членов моей семьи. Мне пришлось принести из полиции справку о несудимости. К отцу и Аббасу приходили полицейские и расспрашивали обо мне. Каков я? Не напиваюсь ли, не устраиваю ли беспорядков и драк? Не было ли у меня контактов с иностранцами, курдами, религиозными радикалами или проблем с законом? И наконец, не жаловался ли кто-либо из клиентов на то, что я его отравил? Они побывали и в больнице. Беседовали и с моими друзьями.
Тогда мне казалось, что это нормально: раз я готовлю для королей, то им необходимо знать такие вещи, чтобы потом вдруг не выяснилось, что я сумасшедший.
Но уже тогда меня готовили в повара Саддама. Приготовления заняли много месяцев, а я ничего не подозревал. Саддам любил заставать людей врасплох: благодаря этому он получал преимущество.
Однако в тот день я ничего еще не знал. Я просто неожиданно оказался перед президентом, и тот взглянул на меня: