Злым ветром (Инспектор Лосев - 1) - Аркадий Адамов

Итак, значит, шла к концу третья "тихая" неделя. Уже октябрь наступил.

Как вы знаете, у нас в Москве октябрь бывает очень разный. Бывает роскошный, действительно эдакое возвратившееся бабье лето. В парках и садах буйство красок, от пурпурно-красных кленов, ярко-желтой листвы берез до черно-зеленых елей, и переливов между этими красками множество. И над всем этим бледно-голубое, тихое, ласковое небо. И честное слово, в такие дни люди становятся лучше, спокойнее, даже как-то добрее. Вы не замечали?

Но бывает и совсем другой октябрь, разбойничий какой-то, враждебный. Все голо кругом, деревья серые, мокрые, без единого листика, давит холодное, свинцовое небо, сыплет мелкий, противный дождь, свистит ледяной ветер, гонит мокрую грязную листву. И вы ощущаете все время какое-то беспокойство, раздражение, которое не в силах подавить.

Вот такой октябрь и наступил. И на душе у меня невозможно муторно. "Повисли" до сих пор не раскрытые кражи из гостиниц. Светка сидит в своем музее, клещами ее оттуда не вытащишь, а вечерами пишет какие-то отчеты. Правда, дуться она на меня перестала. Как ни странно, помогла последняя кража из гостиницы. Когда я ей про ту актрису рассказывал, Светка чуть не плакала, и, мне кажется, я в ее глазах даже вырос. Более того, Светка начала требовать от меня раскрытия этих краж с такой горячностью, что наш Кузьмич по сравнению с ней стал казаться мне скромным агнцем. Светка мне просто житья не дает с этими кражами. Хорошо еще, что я маме этот случай не рассказал. А то бы и дома покоя не было, это уж точно. Вообще, женщины почему-то воспринимают такие истории слишком болезненно и одновременно чересчур воинственно - подай им немедленное возмездие, и все.

Так я и жил три "тихих" недели, в постоянной нервотрепке и со всякими недобрыми предчувствиями.

И вот кончилась третья неделя - бац! - кража в гостинице. На следующий день снова кража! На третий день еще! И опять тихо...

Первая из этих краж произошла во вторник. Психологически она была для меня самой тяжелой. Я почему-то про себя считал, что этот негодяй не осмелится больше на что-либо подобное. Хотя всякие неясные предчувствия меня и одолевали, как вы помните. Но оптимистическая моя натура все же не допускала такой дерзости с его стороны. Мои опасения сосредоточивались вокруг всяких сложностей с расследованием этого дела.

Три "тихих" недели размагнитили и работников гостиниц. Они успели забыть о нашем предупреждении, и уж тем более выветрились у них из памяти приметы того человека.

Я приезжаю в гостиницу как на место собственного преступления. Все там обычно. Ключ от номера, оказывается, украден, дежурной по этажу была преподнесена очередная коробка конфет. Это, между прочим, уже иная коробочка, не то что раньше.

Кстати, мы выполнили совет Кузьмича. Но ни в одном магазине вокруг тех, прежних, гостиниц коробочек с клюквой в сахаре не оказалось. Мы дотошно проверили и магазины вдоль всех основных транспортных магистралей, ведущих к этим гостиницам. И тоже ничего не нашли. Мы сделали даже еще больше. Мы побывали во всех райторгах, и нам сказали, что в указанные дни ни один магазин не торговал коробочками с клюквой в сахаре. Где этот тип их добывал, так и осталось невыясненным.

Ну а на этот раз он запасся какими-то заурядными шоколадными конфетами, которые имелись во всех магазинах города. Стоили они, кстати, значительно дороже. Разбогател, подлец!

Дежурная по этажу оказалась, между прочим, весьма симпатичной женщиной, молодой, изящной, приветливой и к тому же умницей и вполне откровенным человеком. Этот прохвост со своими конфетами не произвел на нее ровно никакого впечатления, кроме брезгливого недоверия. Конфеты она отвергла, комплименты тоже, и ничего бы у него не получилось, если бы не чистая случайность: в дежурной комнате горничная неожиданно опрокинула чайник с кипятком. Алла Васильевна кинулась к ней, вот тогда-то он и утянул ключ. И сразу ушел, даже не оставил конфеты.

Жившего в номере человека он обокрал, как всегда, дочиста. К несчастью, тот почему-то оставил в ящике стола билет и деньги на обратный путь, так что ему даже уехать в свой Челябинск было не на что. Хорошо еще, что помогло предприятие, куда этот человек приехал в командировку. Я специально звонил туда. Полдня, между прочим, потратил, пока уломал замдиректора. "А как мы эти деньги оформим? - спрашивает. - Товарищ не у нас работает". Понимаете, с одной стороны, вроде "товарищ", а с другой - "не у нас работает", А что человек в беду попал, на это у них пункта в инструкции нет. И что дома у него денег в данный момент нет, это тоже ни в каких инструкциях не предусмотрено. Я в таких случаях просто зверею. Словом, деньги нашлись.

Но я с этой историей провозился чуть не до вечера. А потом... помчался на новую кражу, в другую гостиницу. Вторая кража отличалась от предыдущей только тем, что ему не удалось довести дело до конца - помешала горничная. Ему пришлось удирать из номера раньше времени. И осуществил он это, надо сказать, ловко. И то, что в номере побывал вор, выяснилось только через полтора часа, когда пришел хозяин.

Я еще не знал, что нас ждет на третьей краже. Но у меня уже лопнуло терпение. И я решился на довольно рискованный эксперимент. Это было на следующий день после второй кражи.

В то утро меня вызывает к себе Кузьмич. Вид его ничего хорошего не сулит. Кузьмич сидит хмурый, как туча, и энергично потирает ладонью затылок. Как-то странно взглянув на меня, он спрашивает:

- Ну, уже знаешь?

Я ничего такого не знаю. Я только что пришел на работу, и наш секретарь отдела Галочка не успела мне вручить еще ни одной бумаги.

- Так. Не знаешь, выходит, - как будто даже удовлетворенно крякает Кузьмич, хотя я не успел еще ничего ответить. - Ну так вот. Вчера перед закрытием в комиссионный магазин, - он называет номер магазина и его адрес, - было сдано для продажи платье той артистки. Понял? Сдала какая-то женщина. По чужому паспорту, краденому. Дежурный в тот же вечер организовал проверку. Приметы той женщины имеются. В общем, на читай.

Он протягивает мне бумаги. Я их тут же, у его стола, проглядываю. Внимание мое привлекают приметы женщины. Мне начинает казаться, что я ее знаю. Но раньше времени мне говорить об этом Кузьмичу не хочется. Вдруг я ошибаюсь. Мало ли что мне может показаться. И я молчу.

Это была моя первая ошибка.

- Иди и думай, - говорит Кузьмич. - Бумаги возьми себе. Распишись только у Гали.

Другой начальник требует одного: бегайте, не ваше дело за столом сидеть, бумаги читать, ваше дело по городу бегать, все видеть, все знать. А вот Кузьмич нам внушает: "Ноги только волка кормят, а человека должна голова кормить. Семь раз подумай, один раз беги, понял?"

Возвращаюсь я, значит, к себе, еще раз внимательно перечитываю все бумаги, думаю и решаюсь на тот эксперимент. Дело в том, что есть у меня один знакомый. Мне его арестовывать пришлось. На очередном допросе он и говорит:

- Я, гражданин начальник, свой срок, конечно, отбуду, на сухаря не уйду. И в Москву вернусь. Поможете мне тогда новую жизнь начать, а?

- Что ж, - говорю, - помогу. Человек вы не потерянный. Но чтоб в колонии первым быть. Понятно?

- Чего ж тут не понять, - отвечает. - Не чурка. А вот помочь мне потом нелегко будет, гражданин начальник.

- Это почему же? - спрашиваю.

- Вам только и скажу, - вздыхает он.

Видимо, доверие я у него вызвал, даже, я бы сказал, симпатию. И не случайно. Это, знаете, всегда между людьми взаимно получается. Не замечали? Если уж нравится вам человек, то каким-то образом и вы ему тоже нравитесь. Обязательно. Я это давно заметил. Вот так и с этим парнем. Взгляд его мне понравился сперва. Не бегает, не ускользает, прямой взгляд.

- Так чем же тебе придется помочь? - снова спрашиваю я.

А он мне и говорит:

- От Варьки уйти. Вот чем. А то пропаду.

Я уже знал, что это жена его. Бабенка действительно такая, что поискать.

- Что ж, - спрашиваю, - сам уйти не можешь?

Другой бы, знаете, что-нибудь придумал, чтобы свое мужское самолюбие не уронить, А этот нет.

- Не могу, - говорит. - Из-за нее же, падали, сейчас сажусь, не из-за кого-нибудь. Вы только, гражданин начальник, к ней не цепляйтесь по этому делу. Как человека прошу.

Такой, знаете, откровенный разговор у нас получился с Пашкой этим. И вот ушел он отбывать свой срок. Написал мне из колонии через полгода. Все у него, мол, хорошо идет. Ну я его "победный рапорт", конечно, перепроверил. Иначе в нашем деле нельзя. Оказалось, все точно. Ответил я ему. Пошла переписка. Мне этот парень понравился, хоть и немало натворил. У меня и в самом деле надежда есть, что из него толк выйдет. И, думаю, не ошибаюсь.

И Варвару его я действительно "не цеплял". Поговорил только с ней серьезно, предупредил. Красивая, между прочим, деваха, высокая, статная, на смуглом лице черные брови вразлет, глаза горячие, дерзкие, а зубы, когда улыбается, просто не зубы, а жемчужины, одна к одной. Ослепительная у нее улыбка. Работает мотористкой на трикотажной фабрике. Я и там насчет нее кое-какие справки навел. И по месту жительства тоже. Но слово, данное Пашке, держу. И в письмах ему кое-что о ней сообщаю, конечно, такое, чтобы не волновать его. Потому что уйти он от нее не сможет, это мне ясно. Тут по-другому надо действовать. Это я ему тоже осторожно в письмах внушаю.