Единственный последователь - Ксения Перова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но почему Полуликий не выбрал себе имя сам, когда стал взрослым, а предпочел унизительное прозвище? Фантазия Питера работала на полную катушку, перебирая варианты имен… и вдруг он заметил, что Полуликий как будто приблизился, оставаясь при этом неподвижным. Словно бы кресло-шар потихоньку подтаскивало его к Питеру.
Он пригляделся получше и убедился, что так и есть. Кресло не только приблизилось – оно развернулось, двигаясь буквально по миллиметру, и теперь спокойное, сосредоточенное лицо Полуликого было видно гораздо отчетливее.
Питер подивился такому странному своеволию мебели… и тут внезапно понял, что ему надо удовлетворить некую потребность.
Точнее, не так уж внезапно, потребность уже несколько раз заявляла о себе, да Питеру было не до нее. И вот теперь вопрос о ее удовлетворении встал, что называется, в полный рост.
– Иди спать, – внезапно произнес Полуликий, не отрываясь от своей пластины, – восемнадцать часов на ногах.
Питер чуть не вскочил, но вовремя понял, что реплика предназначалась не ему.
Инза зевнула и поднялась.
– Тоже верно. Ты же тут справишься?.. Не смотри на меня так, я просто спросила! Все, ушла.
Легкие шаги, тихий шорох открывшейся и закрывшейся двери – и все стихло. Полуликий переменил позу и, покачивая ногой в узком черном сапоге, продолжил изучать пластину, словно нашел в ней что-то необыкновенно интересное.
Питер взмок.
Он понял, что крупно сглупил. Надо было «проснуться» до ухода Инзы, с которой, как ему показалось, у них сложились вполне приятельские отношения.
А теперь вот что? Сказать этому необыкновенному существу, которое, небось, и по нужде-то не ходит, куда ему надо… кроме того обстановка однозначно намекала – даже не рассчитывай на что-то простое, типа выгребной ямы.
Но деваться некуда, прижимало все сильнее, и Питер начал с того, что слегка откашлялся.
Полуликий быстро провел ладонью над креслом, и оно слегка развернулось. Питер открыл глаза, старательно изображая пробуждение… и уперся взглядом в тонкий светлый профиль, с которого на него смотрел единственный синий глаз.
И, утопая в этой бездонной синеве и содрогаясь от мысли, что вот это будет их первый настоящий разговор, Питер хрипло произнес:
– Мне нужно… кое-куда.
– Куда? – переспросил Полуликий, хмуря темно-золотые брови.
«Что ж ты такой красивый и такой недогадливый!» – Питер чуть не ляпнул это вслух и вновь покрылся испариной.
– Ну… туда, – он поерзал на шаре и кивнул в сторону коридора, но тут же понял, что комната Полуликого в той же стороне. Хотя, если именно там расположен дозарезу нужный ему объект, выхода как будто и не было…
Несколько секунд они играли в гляделки – Полуликий одним глазом, Питер двумя.
– А! – наконец произнес Полуликий и, к изумлению Питера, покраснел как девчонка. Сначала заалела нежная мочка уха, с нее румянец перекинулся на высокую скулу. Полуликий резко отвернулся и взмахнул рукой – ремешки на запястьях и лодыжках Питера расслабились сами собой и упали на пол.
– Идем.
Питер вскочил и посеменил за ним. До катастрофы реально оставалось всего ничего.
К огромному его облегчению они прошли мимо жилых комнат – за ними обнаружилась еще парочка неприметных дверей. Ближайшая к ним со свистом скользнула в сторону, за ней вспыхнул мягкий голубоватый свет.
Тут Всемогущий поистине явил Питеру свою благосклонность.
Во-первых, Полуликий успел отступить в сторону, и не пришлось отпихивать его с дороги. Вышло бы неловко, но увы, Питер находился не в том состоянии, чтобы разводить церемонии.
А во-вторых, представший его взору предмет не оставлял сомнений в том, как его использовать… ну почти.
Через несколько минут Питер более-менее пришел в себя, привел одежду в порядок и в задумчивости замер над таинственным предметом. Помахал над ним руками для пробы, но предмет остался непоколебим, как гора. Провести бы с ним еще парочку экспериментов, но за дверью ждал Полуликий, да и не хватало только сломать жизненно важный агрегат. Питер со вздохом коснулся двери – она тут же открылась.
Румянец на лице Полуликого уже слегка побледнел. Он ловко просочился в комнатку и провел ладонью над громоздким белым предметом, который спас Питера от наихудшего позора в его жизни. Предмет издал тихий свист, и в воздухе разлился приятный цветочный аромат.
Полуликий развернулся и указал на небольшую щель в белой стене.
– Положи сюда руки.
– Зачем? – с подозрением спросил Питер.
– Они грязные.
– Но там никакой воды нет.
Полуликий вздохнул и вдруг схватил Питера за запястье и сунул его руку в щель с силой, удивительной для такого худощавого человека.
– Эй! – возмутился Питер, ошеломленный таким нахальством.
Снова раздался слабый свист, и Полуликий разжал пальцы. Питер отдернул руку и с изумлением на нее уставился. Грязь, которую он притащил аж из долины гейзеров, исчезла не только с ладони и пальцев, но даже из-под ногтей!
Собственно, такой чистой его рука была, наверное, разве что при рождении. Питер постоянно возился либо в огороде, либо в мастерской со своими изобретениями, и въевшуюся черноту никакое мыло не брало.
– Ух ты, здорово! – Питер уже без всякого принуждения сунул в щель вторую руку, полюбовался результатом и спросил: – Как это работает?
Он задал вопрос машинально, как делал всегда, сталкиваясь с чем-то непонятным, и даже не ждал, что ему ответят.
– Частицы расщепляются с помощью лучей определенного спектра и звука высокой частоты… – Полуликий покосился на Питера – тот смотрел на него округлившимися глазами – и поправился, – кожу очищают свет и звук.
– Невероятно! – поразился Питер. – И воду таскать не надо!
Полуликий лишь дернул плечами и вышел. Вернувшись в центральный зал, он уселся на прежнее место и снова взял прозрачную пластину. На ней, как и на стене, сменялись какие-то картинки, но чтобы их разглядеть, пришлось бы низко склониться над плечом Полуликого, и что-то удерживало Питера от подобной фамильярности.
Он размял затекшие запястья, несколько раз прошелся по залу взад-вперед, наслаждаясь свободой. Стена стала темно-серой, а лес и долина гейзеров прорисовывались на ней темно-фиолетовыми и лиловыми полосами.
Питер приблизился к ней вплотную, пытаясь понять, как же работают эти удивительные живые картины, – и тут Полуликий снова заговорил:
– Ничего не трогай, или я опять тебя свяжу.
– Я не трогал! – возмутился Питер. – Просто интересно, как это сделано.
– Тебе это знать ни к чему, – холодно возразил Полуликий, продолжая изучать пластину.
Питер внезапно почувствовал злость, и восхищение загадочным, прекрасным существом, спасшим ему жизнь, на миг отодвинулось на второй план.
– Вот как? Это потому что я дикарь? – язвительно осведомился он, глядя на Полуликого в упор.
Тот покосился на Питера, по-прежнему упрямо не поворачивая лица, и в синем взгляде промелькнуло что-то похожее на смущение.
– Можешь не извиняться, я знаю, что ты думаешь. И Инза тоже, – Питер чувствовал, что говорит лишнее, но остановиться не мог, – и вы правы – у нас там, за Барьером, нет разноцветных стен, блестящих летающих штук и сортиров, пахнущих одуванчиками…
«Какими одуванчиками? Что я несу?!»
– … но знаешь,