Выживший на адском острове - Тамоников Александр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Командир роты поднялся с места:
– У меня нет.
Динер кивнул:
– Свободны. Шрайдер, останься.
Как только ротный ушел, начальник объекта налил в бокал еще по сто граммов.
– Маркусу работать с ротой, а мы можем выпить и еще. Кстати, Черный Барон объявил всем офицерам благодарность.
– Это, конечно, приятно, но что стоит за действиями Гартнера?
Динер поморщился:
– Слушай, Анкель, давай больше не возвращаться к этой теме. Нам ни за что не просчитать замысла штандартенфюрера, да и не надо этого. Лучше подумай, где мы разместимся в Ольденхорсте.
– Почему там?
– В деревне Гартнер объявит нам о новом месте службы, но не оставит же нас там? Или в Хендсдорфе? Уверен, какое-то время мы проведем в Ольдерхорсте.
– О, в городе полно ресторанов, кафе. А на восточной окраине, по Купферштрассе, 6, стоит двухэтажный особняк. На первом этаже кафе «Линда» по имени владелицы, Линды Кренц. Это гостевой дом, а фактически – вполне приличный бордель. Там и кухня хорошая, и девочки отменные.
– Откуда ты знаешь этот бордель? Бывал там?
– Дважды. Когда прибыл в штаб батальона СС для дальнейшей отправки на остров и перед самым отъездом. Меня туда водил помощник начальника штаба, оберштурмфюрер, не помню его фамилии, имя Удо. Мне понравилось. И недорого, и чистенько, и безопасно. Девочки – все немки, а сам гостевой дом, как сказал оберштурмфюрер, под покровительством начальника гестапо.
Динер кивнул:
– Ну что ж, «Линда» так «Линда». Вопрос, сколько времени дадут нам на отдых. Думаю, не меньше недели. Интересно, куда нас отправят?
Шрайдер поморщился:
– Лишь бы не на Восточный фронт.
Штурмбаннфюрер недовольно посмотрел на начальника лагеря:
– Ты боишься попасть на Восточный фронт? Боишься русских?
– Зачем вы так, герр Динер, я никого не боюсь, но близится зима. А она в России жестокая. Я не переношу холода. Кстати, в отделе управления, где я служил до отправки в командировку, у меня был товарищ. Сам напросился в Россию и вернулся в феврале с обмороженными ногами, которые, в конце концов, пришлось ампутировать. Сейчас он на протезах служит в управе какого-то района под Лейпцигом. Нет, если получим приказ, то мы, верные фюреру, отправимся хоть в ад, но лучше бы избежать этого. Туда мы всегда успеем.
– Разумно. Между нами говоря, я тоже не стремлюсь в Россию. Хотя наверняка мог бы претендовать на высокую должность на оккупированных территориях. Посмотрим, как все сложится.
– Да, гадать бессмысленно.
– Еще по сто граммов?
– Нет, по-моему, это уже лишнее.
– Ты прав.
– И что теперь делать, не представляю.
– Выспись.
– Да разве сейчас уснешь?
– Ну, тогда неси службу. До полудня он будет в силе.
– Пройдусь еще раз, осмотрю прибрежную линию.
– Верное решение. А я прилягу, устал.
– Это от нервов, все же инспекция Черного Барона – это не шутка.
– Да. Если что, буду у себя.
– Хорошо.
На ужин заключенных вывели по старому распорядку.
Пехнер пристроился рядом с Влахом:
– Почему тебя отпустили, Эрик?
Влах прошипел:
– Отстань от меня.
– Но попытку побега гитлеровцы не прощают, а тебя отпустили.
– Еще слово, и я задушу тебя.
– Хорошо, молчу. Главное, мы живы. И я увижу свою Марту.
– Увидишь. В ином мире.
– Не говори так.
– Отвали.
После ужина время пролетело быстро. Влах ушел в дальний угол барака, где было больше поляков. Среди них выделялся Ярош Ганек, тоже приговоренный к смертной казни за покушение на начальника гестапо в своем городке Колице и тоже помилованный фюрером с направлением на Ургедон.
– Привет, Ярош!
– А, неудачный беглец? Привет, Эрик. Странно, что тебя выпустили, а не расстреляли. Почему, хотелось бы знать?
– И ты туда же. Ну откуда мне знать, почему эсэсовцы меня не расстреляли? Может, потому, что я не попросил их об этой услуге? – улыбнулся Влах.
– Вот ты шутишь, Эрик, а по бараку идет слух, что ты согласился быть стукачом.
– Да? И кто же такой умный придумал подобную глупость?
– Ну, во-первых, это не глупость, гитлеровцы просто обязаны были тебя публично расстрелять, дважды жизнь не дарят. Но ты даже сутки не просидел в карцере. А во-вторых, слухи на то и слухи, что никогда не знаешь, от кого они исходят. Однако, как говорится, дыма без огня не бывает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Влах насторожился:
– Ты тоже считаешь, что я продался немцам?
– Не задавай ненужных вопросов, это мое дело, что я считаю.
– Хорошо, но тогда пораскинь мозгами, для чего гитлеровцам стукач на этом острове?
– Как для чего? А вдруг узники решатся на бунт?
– Ты плохо знаешь немцев.
– Ну да, конечно, немец-то у нас ты, а я недочеловек – поляк.
– Прекрати, я о другом. Если гитлеровцы предполагали бы, что в этом очень странном концлагере может подняться бунт, то они внедрили бы своих людей еще на этапе его формирования. А вербовать беглеца смысла нет. На него сразу же подумают, что ты и доказал своим подозрением. Что ж, пойду к себе, ни с кем разговаривать не буду, чтобы не вызвать подозрений.
Но поляк остановил его:
– Погоди, Эрик, присядь.
– Для чего? Для того, чтобы и тебя обвинили в пособничестве фашистам?
– Перестань. Люди нервничают, боятся. Правда, большинство уже смирились со своим положением, но есть и такие, кто жаждет свободы.
– Ты лучше составь список, чтобы удобнее было передать часовому.
– Я сказал, перестань. Не ерничай. Я смотрю, твой друг Пехнер сломался?
Влах вздохнул:
– Сломался. А какой боевой был. Мы с ним на подрыв электростанции пошли, там нас и взяли. А до этого много неприятностей гитлеровцам доставили. И всегда Пехнер в первых рядах был. А сейчас он – другой, не тот, прежний Апсель. Готов терпеть каторжные работы десять лет.
– Его ведь тоже приговорили к смертной казни?
– Да, нас обоих.
– Как меняются люди. Но судить таких не нам.
– Это верно. Интересно, что будет дальше?
Ганек улыбнулся:
– А что, эсэсовцы, спуская тебя в карцер, не сказали?
– Больше били.
– Да не особо старались.
– Ты предпочел бы, чтобы меня изуродовали?
– Я не о том. Если офицеры запрещают издевательства, даже выпускают из карцера, и это потому, что прилетал какой-то высокий чин, то значит – что? А то, что мы им еще нужны, иначе положили бы всех на острове, чтобы не тратиться на распределение по концлагерям. А вот для чего нужны, непонятно. Может быть, хотят перебросить на другой остров, их в этом районе много?
Влах посмотрел на Ганека:
– Для того, чтобы в кратчайшие сроки построить еще один макет города?
– Почему макет? Строили капитально. Если ты о коммуникациях, то они, по-видимому, сейчас и не нужны. Позже проложат.
– Если британская авиация не разбомбит.
– Черт, тоже верно, прикрытие у этого острова слабое.
– И это несмотря на то, что в городе Ольденхорсте, в ста километрах от побережья, стоит штаб северного командования ПВО вермахта. Там, в самом городе, дислоцируется авиационный полк. Но что-то я не замечал, чтобы наш район контролировали «Юнкерсы» или «мессеры».
Ганек сказал:
– Были, раз пять летали, а вот британцев не было.
– Прилетят, когда надо будет. У них разведка не дремлет. Просто пока не видят необходимости бомбить этот Ургедон. Не могут понять, с какой целью на нем возвели город.
– Может, и так. Но тогда какой смысл строить другие города?
– Да черт их знает. Это надо было у высокого чина спросить. Возможно, подбросят британцам дезу, что на островах под городки маскируют новые средства ПВО. И тогда те налетят, а их перехватят. Но что голову ломать, Ярош, нам от этого ни холодно, ни жарко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Ганек кивнул:
– Это так, но нет ничего хуже неизвестности. Кончили бы уж или перевели бы в концлагеря, если вдруг решили смилостивиться. Но не расстреливают и переводить вроде не собираются. Непонятно.
