Тройная игра - Фридрих Незнанский

Писулька была точно от Никона — никто бы другой даже не додумался нацарапать ему такое послание.

«Привет с нашей уральской зоны. За тобой должок, крестник, — писал Никон. — А потому, думаю, не откажешься принять моего человека. Погоняло его Кент, а с каким делом я его послал — расскажет тебе он сам. Дошел до меня слух, что ты там, в столице вашей гребаной, кое-чего можешь. Так что, братан, рассчитываю на тебя».

Игорь Кириллович аккуратно сложил бумажку в несколько раз, положил ее в пепельницу, чиркнул зажигалкой.

Сказал терпеливо ждущему, когда он освободится, Никонову гонцу:

— Ну! Что тебе велено передать на словах?

Освободившийся от железного захвата Кент, прежде чем ответить, вольготно положил ногу на ногу, руки бросил врастопыр на спинки соседних стульев. И опять на прямой вопрос не ответил, спросил с каким-то не то ехидным, не то подозрительным — не разобрать — прищуром:

— Нет, в натуре, Грант, ты правда, что ли, в законе? Ну, блин буду, не похож. Я извиняюсь, конечно. Ты ведь по всему не сидел даже, да у тебя и вся повадка не наша — вон ты меня выпустил и даже плюху не отвесил…

— Ну и слава богу, что не похож, — угрюмо отмахнулся от него Игорь Кириллович. — Мне так тут, в Москве, жить проще. А насчет сидел-не сидел… На киче да, не сидел. А в СИЗО чуть не два года парился. Сперва в Лефортове, потом в Бутырках.

— Ну-у, в Лефортове, — разочарованно протянул Кент. — Ты бы еще сказал — в Сочи! Лефортово — это считай курорт…

— Посмотрел бы я на тебя на этом курорте, — усмехнулся Игорь Кириллович. — Ну как бы там ни было, мне моего срока для науки вполне хватило. Никон небось тебе то же самое говорил, не просто же так он тебя ко мне с поручением послал… Никон, вишь, доверяет, а ты не доверяешь.

— Ага, не просто так, — охотно согласился Кент. — Только он мне еще сказал, что про тебя толкуют, будто ты ссученный, будто ты с ментами якшаешься… Что скажешь, Грант?

— А что мне говорить? — Игорь Кириллович всем своим видом показывал, как он спокоен. — Тебе надо — ты и говори. Ты же ко мне вперся без приглашения, не я к тебе! Я что, оправдываться перед тобой или перед твоим Никоном должен? Это вы у себя на Урале хозяева, а здесь хозяева совсем другие! — Он не таясь открыл наконец ящик стола, вытащил свой «глок», взвел его. — То я, по-твоему, не в законе, то я ментам продался… А говорил, что за базар отвечаешь. — Он навел пистолет прямо в лицо гостю.

Кент замер, напрягся — вена на лбу вздулась еще сильнее, посинела на фоне неживой, сожженной морозом кожи лба.

— Не, ну это, в натуре, базар не мой, — пробормотал Кент, поняв, что уже не успеет дотянуться до поясницы, до своего пистолета, засунутого там за ремень. — Кто ты есть — тот и есть, и хрен бы с тобой. Xотя, если ты и правда ссучился, братва тебя, конечно, на ножи все равно поставит, сам знаешь. У нас с этим строго, верно? Слышал небось, как канарейкам-стукачам крылья подрезают… с языком вместе… Короче, ты меня извиняй, если я что не так сказал, я всего лишь посыльный… А Никон… Никон он тебя типа того… подсобить просит в одном деле…

Выходит, круг замкнулся, хотя Игорь Кириллович был уверен, что Никон его цеплять не рискнет. А он, значит, не побоялся? То ли за дурака его, Игоря Кирилловича держит, то ли считает его и впрямь чем-то обязанным? И потом, одно дело Никон, и совсем другое — Кент. Этот хоть и числился всего лишь Никоновой шестеркой, но, судя по всему, — пацан правильный, ревнитель старых воровских традиций. Так что церемониться с ним, Грантом, даже если его об этом просил сам пахан, вовсе не обязан. А потому он смело изложил ему не просьбу, не приказ (да и не мог Никон Игорю Кирилловичу приказывать! И просить не мог: просить — значит унизить себя в глазах братвы, уронить). Нет, он предложил Гранту помочь ему в одном очень щекотливом деле — естественно, не бесплатно, за очень хороший барыш. Зная, что Грант ввозит из-за рубежа огромное количество мебельных деталей, он хотел склонить его на размещение в его контейнерах некоторого количества, ну, скажем так, не очень удобной контрабанды. Грант сразу понял, о чем речь.

— Наркотики?

— Ну да, — как о чем-то само собой разумеющемся и совершенно безобидном сказал Кент и, видя по лицу Гранта, что тот с ходу готов отвергнуть его предложение, зачастил что-то насчет того, что если он, Грант, согласится, товар пойдет в Европу и в Россию совсем новым путем, каким его никто не ждет, а кроме того, поскольку груз у Гранта пахучий, обнаружить контрабанду на первых порах будет просто невозможно… Им, собственно, и надо-то только на первое время, чтобы он им посодействовал, а дальше они придумают что-нибудь другое…

Давно уже решив для себя, что ни с чем до такой степени криминальным он больше дела не имеет, Игорь Кириллович, создавая видимость, что решает для себя — браться за предлагаемое дело или нет, хранил молчание, собираясь дослушать все до конца.

Решив, что он поддается, Кент почувствовал себя до такой степени вольготнее, что даже перешел на «ты».

— Ты откуда свои деревяшки-то ввозишь? — спросил он.

— Когда как. Когда из Румынии, когда с Украины, из Закарпатья, а большей частью напрямую из Италии…

— Так это отлично! — обрадовался Кент. — Если наркота пойдет не через Кавказ, не через Среднюю Азию, а через Косово, боссам прямой смысл твою фирму использовать. Подшустришь — считай, первым будешь. Типа монополистом. Бабки страшенные срубить можно, гадом буду! А кто не успел — тот пусть так и ходит в провожающих!

Он так ликовал, так радовался тому, что все столь легко разрешилось, что Игорь Кириллович наконец не выдержал, сбросил маску заинтересованного жлоба, готового за лишнюю пачку долларов продать и отца, и мать, и вообще все на свете.

— Значит, собрались через меня свою отраву возить твои боссы, да? А ты ху-ху не хо-хо, — вспомнил он вдруг блатной сленг и даже сделал соответствующий оскорбительный жест рукой, показав это самое «ху-ху». — А вот этого вместо укропа не хотите?! — Он поднялся за своим столом от гневного возбуждения. — Даже и не подумаю с такой падалью связываться, понял? А Никону передай: не принял, мол, Грант предложение. И сам с наркотой связываться не хочет, и тебе бы, мол, не советовал родной народ травить. Ну и садиться из-за этой дряни — тоже. Это только по-твоему я мало сидел, а по мне — так и этого срока вполне достаточно, чтобы больше не захотеть на нары приземляться. Вот так достаточно! — Резко проведя ребром ладони по горлу, показал, до какой степени он наелся тюряги.

На лице Кента появилась мина брезгливого удивления. Он покачал головой:

— Какие-то вы, москвичи, дебильные все, право слово. Ему такие деньжищи готовы обломиться, а он боится даже пальцем пошевелить — как бы, мол, не замараться. Тьфу! Мне вас, москвичей, другой раз жалко, честное слово! А впрочем, дело твое, командир. Мое дело — доложить Никону, что ты перебз…л и отказываешься. Не думаю, что ему это понравится. Ну да тебе ведь жить-то, не мне… — Он встал, ничего больше не говоря, отчего в кабинете Игоря Кирилловича повисла нехорошая, опасная пауза, пошел к выходу. Но в дверях все же остановился. — Неужели ты думаешь, мы тебя, суку московскую, не подцепим за жабры? Еще жалеть будешь, что не согласился сразу. А может, вообще пожалеешь, что жив остался…

Игорь Кириллович, держа тяжелый «глок» в руке, вышел из-за стола.

— Ты чего это, сявка? — спросил он грозно. — Ты меня пугать еще будешь? А если я вот тебя прямо сейчас…

— Ай, брось ты, не смеши! — без страха сказал Кент. — Ты лучше о жене подумай, или кто там у тебя? О девочках своих. Вот эту целочку, что под дверью сидит, не жалко будет в случае чего отдать ребятам на групповуху, а? Я-то сам не по этой части, не по бабам… Хотя на такую конфетку и у меня, наверно, встал бы.

— Ага, встанет, — кивнул Грант. — Я вот тебя шлепну сейчас, и подохнешь со стоячим.

— Ничего, значит, не боишься? — насмешливо спросил Кент. — А выглянуть в таком разе не хочешь? — И он широко распахнул дверь кабинета, показав хозяину внутренность «предбанника» и у дальней стенки — сидящую на стуле бледную, как бумага, Лену, по обе стороны которой напряженно стояли двое приведенных Кентом зверовидных амбалов с топырящимися полами пиджаков. — Ну, убедился, что есть чего бояться?

— Убедился, — сквозь зубы сказал Игорь Кириллович, мучительно думая — убрать пистолет или все же оставить его на виду. Мысли работали лихорадочно: да, неприятностей у него может быть очень много, тем более что он теперь знает про наркотики, то есть то, чего лишнему человеку знать совершенно ни к чему. Но все равно, если рассудить здраво, согласись он, уступи — и неприятностей у него может стать во много раз больше. — Значит, так, — сказал он гостю. — С тобой мы прощаемся, думаю, навсегда. А Никону передай: предложение ваше я не принимаю — себе дороже. А насчет чего другого всегда буду рад ему подсобить, если, конечно, смогу.