Рота Его Величества - Анатолий Дроздов

Он хмыкнул:

— Хоть тонну! Я, конечно, шучу, Иван никогда не приносил много, особенно в первое время. Сто-двести монет, редко тысячу. Его можно было понять: в советские времена за такой гешефт ждала Колыма — и то в лучшем случае. Могли подвести под расстрел. Сейчас КГБ нет и бояться нечего. Разумеется, Кацман, как и прежде, окажет посильную помощь. Связи у меня не те — кто-то умер, кто-то расстался с постом, но кое-что сохранилось. Лекарства, семена, технологии. Даже оружие…

— Зачем мне оружие? — спросил я.

Старик обиделся.

— Я не спрашиваю вас, молодой человек, зачем вы чеканите на вашем золоте эти странные портреты, вместо того чтоб воспроизвести царский червонец. Или без затей принести золотой лом. Монеты все равно идут в плавку! Однако вы это делаете. Значит, у вас есть соображения. У Кацмана они тоже есть. Я знаю, что у меня могут попросить. Поскольку просили, а Кацман помогал. Не задавайте ненужных вопросов, молодой человек, и вы не услышите неприятных ответов. До свидания!

На улице я потер виски, пытаясь осмыслить только что услышанное. Золото килограммами, КГБ, оружие… Это походило на бред или сцену из западного боевика, но реальность опровергала как сон, так и фильм. Я находился в знакомом городе, стоял у проспекта, по нему катили машины с российскими номерами, а рядом была дверь с вывеской «Ломбард». Я достал из кармана деньги, пересчитал. Все правильно: восемьдесят тысяч. Хорошая сумма! За дом я рассчитывал выручить меньше.

Я двинулся по проспекту, вертя головой, — хотелось есть. Искомое появилось скоро. Из раскрытых дверей кафешки тянуло запахом жареного мяса, картошки и еще чем-то острым. Я не заставил себя упрашивать и вошел. Официантка принесла мне кружку пива и соленых орешков, я заедал ими горьковатый напиток, пока не поспел мой стейк. План дальнейших действий созрел во время еды. Щедро расплатившись и заслужив благодарный взгляд официантки, я направился в офис сотовой компании, где приобрел смартфон и сим-карту с безлимитным Интернетом. Поисковик выдал мне десяток объявлений, я выбрал то, где обещали срочность, и позвонил. Мне ответили, и я объяснил, в чем нуждаюсь.

— Ремуксы или образы? — спросил собеседник.

— На ноуте смотреть, достаточно рипов.

— Сбросить на встроенный диск?

— На внешний, форм-фактор два с половиной дюйма.

— Объем?

— Терабайт.

— Часа полтора, не меньше.

— Договорились! Будет готово, звоните. Скажу, куда подвезти.

В магазине ноутбуков я задержался. Бродил у стоек, разглядывая, прикидывая, трогая клавиши. Денег хватало на самые дорогие, но я умерил пыл. Что б там ни болтал Кацман, в горы золота верилось с трудом. Я выбрал бюджетную модель с предустановленной «семеркой». Остальные программы куплю в киоске у вокзала.

— Сумка нужна? — спросил продавец, выключая ноутбук.

— Обязательно! — сказал я, отсчитывая деньги.

Звонок раздался раньше, чем я ждал.

— Привокзальная площадь, — сказал я.

— Замечательно! — обрадовались в трубке. — Как раз рядом живу.

Я покупал обратный билет, когда ко мне подошли.

— Все как вы просили, — сказал приятный, смышленый на вид паренек, вручая мне диск. — Никаких вампиров и зомби! Классика — зарубежная и наша.

Я включил ноутбук, проверил диск и расплатился. Дорога в райцентр пролетела незаметно: я сидел в мягком кресле и смотрел кино. Наушники позволяли не беспокоить пассажиров. Прибыв на место, я заглянул в магазин и набил сумку продуктами — да так, что еле донес. Накрыв стол, я отправился к Глафире и вернул долг. После чего забрал орден и пригласил соседку в гости.

— Говорила, что богатый! — сказала Глафира, увидев стол. — Чё деньги занимал?

— Перевод задержали, а я истратился.

— Получил все-таки?

— Как видите!

— За это надо выпить! — заключила Глафира.

Я подливал соседке весь вечер, но нового ничего не узнал. Если верить Глафире, бизнесом дядя не занимался. Ходить к нему никто не ходил, если только ночами, но приличные люди, а покойный Иван Павлович был именно таким, ночами спят. По всему выходило, что Кацман наврал мне (спрашивается, зачем?) или же покойный дядя был Штирлицем. Отложив загадку на время, я отвел Глафиру домой (самостоятельно передвигаться она уже не могла), прибрал в доме и завалился спать. Светка этой ночью меня не беспокоила…

Потолок и стены из поиска выпадали. Старые обои и обшивка потолка исключали вероятность тайника, по крайней мере, устроенного в недавнее время. Можно мечтать о килограммах золота, заложенных в стены во времена оны, но я не пацан и в сказки не верю. Монеты нашлись за иконой, значит, прятали их впопыхах. Я оставил в покое пол и плинтусы — их не трогали с прошлого века. Оставалась мебель. Я исследовал стол и стулья, вспомнив в последнем случае роман Ильфа и Петрова. Дядя, как выяснилось, его тоже читал — в стульях не обломилось. Так же как в шкафу и буфете. В любом знании много печали — как в малом, так и в большом. Понимаешь это после того, как вытащишь из шкафов содержимое, простукаешь стенки, низ и верх, а затем все вытащенное (и тоже проверенное) водворишь на место. На печку много времени не ушло. Все изразцы держались плотно, топка и поддувало были девственно чисты. Веранда слепила мне кукиш, как и дом, после чего жест повторили чердак и сарай. Оставался погреб, но туда я не пошел. Погреб не имел замка, в нем я хранил продукты и прекрасно помнил убогое сооружение. Цементный пол, такие же потолок и стены, полки с сиротливой кучкой купленной мною провизии и тыльная стенка, зашитая досками. Прятать золото в этом месте мог человек, убогий от рождения, покойный дядя к таковым не принадлежал.

Оставался огород — последняя и призрачная надежда. Клады перестали закапывать лет сто назад, но в провинциальном городке патриархальные традиции чтут. Дядя схоронил монеты за «божницей», как это делали в девятнадцатом веке! Я убедил себя в этом, после чего взял лопату и пошел рыть. Не окопы. Подобное навело бы соседей на определенные мысли. В городке, где я вырос, соседка понуждала мужа вскопать огород простым и эффективным способом: прятала в землю бутылку водки и сообщала о ней мужу. Не зная место закладки, муж копал тщательно и планомерно. Метод имел один недостаток: по обнаружении бутылки муж работу прекращал и удалялся с добычей; докапывать приходилось жене. Оставалось надеяться: мне повезет, как пьянице.

Я сгреб скошенную траву и поплевал на руки. Песчаная земля поддавалась легко. Я был на полпути, когда к забору подошла Глафира.

— Сеять будешь? — спросила удивленно. — Что?

— Пшеницу! — сообщил я. — В мире неурожай.