Сашка. Буду счастлива вопреки! (СИ) - Алинга Полурэ

только за себя. И не могу вернуться к маме, где можно было бы не думать о том, где мне жить. Только одну пачку. Это 500 тысяч. Вместе с деньгами на карточке у меня будет восемьсот. Хватит, чтобы снять жилье и не голодать, пусть и на первое время.

Я перебираю пачки с купюрами и замечаю, что под ними лежит еще что-то. Красная папка-скоросшиватель с какими-то бумагами. «Тринитал Инвест» — гласит логотип на первом листке. Название кажется мне смутно знакомым. По коже почему-то пробегает неприятный холодок.

Вкладчики, суммы, процентные ставки. Вроде бы ничего интересного. Зачем он хранит это в сейфе? Пролистываю вперед и вижу, что одна из страниц заложена. Открываю ее и вижу, что одна из фамилий вкладчиков выделена маркером.

Увидев эту фамилию, я хватаюсь за дверцу сейфа. Мне становится трудно дышать.

Ромашов Евгений Борисович.

Это мой отец.

Глава 22

Обнимаю маму за голову. Мое школьное платье становится мокрым от ее слез.

— Мам, что случилось с папой? Где он сейчас?

— У папы… инфаркт, — говорит мама, — многозначительно посмотрев на тетю Зину и дядю Артура. Его увезли в морг!

На последнем слове голос мамы срывается на крик, и она снова начинает неистово рыдать.

Господи, мой мир рушится прямо на глазах. Я очень люблю маму, но я всегда была папиной дочкой. И я просто не представляю, как жить в этом мире без папы. У меня отняли самое дорогое. А для него самым дорогим была я.

Следующие дни проходят словно в черном тумане. К нам постоянно приходят какие-то люди. Родственники, друзья мамы и папы, даже полиция. Со всеми мама разговаривает на кухне, плотно прикрыв дверь. Я знаю, она хочет защитить меня от взрослых горьких разговоров о папе, и даже немного благодарна ей.

Я же почти все время лежу лицом к стенке. На стареньком ковре выписаны линии и загогулинки, я часами вожу по ним пальцем, изредка проваливаясь то в сон, то вставая через силу поесть.

Слава Богу, родственники помогают нам с подготовкой к похоронам. Потому что мама остается почти в таком же состоянии. Поддержка близких служит для мамы своеобразным каркасом. Когда в квартире никого, кроме нас с ней нет, мама падает на диван и трясется в рыданиях.

Наступает момент, когда привозят гроб, а затем и папу. Он очень бледный, кожа приобрела желтый оттенок, сложенные на груди руки твердые и холодные.

Я впадаю в оцепенение, а потом начинаю очень сильно плакать. Меня трясет. Тетя Зина обнимает меня за плечи и насильно заставляет выпить раствор валерьянки.

Ко мне подходят родственники и друзья семьи. Оля, двоюродная сестра, тоже здесь. Мы почти и не общались в последнее время… Что-то говорят, треплют ободряюще волосы, даже дарят небольшие подарки в качестве утешения. Я благодарно киваю и искренне рада поддержке. Но весь мир воспринимаю через едкую черную вату, которая не дает мне дышать.

Дядя Артур тоже присутствует. Он старается помочь маме, берет на себя мужскую работу, какие-то звонки, даже по мелочи помогает на кухне. Я смотрю на него с доверием и не хочу, чтобы он надолго уходил. С ним уже не так страшно.

Глава 23

Получается, отец был вкладчиком “Тринитал Инвеста”. Интересно, зачем Артур хранит эту информацию.

Сумма вклада — 50 тысяч рублей. Привлеченные средства — 2 миллиона рублей. Привлеченный вкладчик — Ежов Андрей Павлович.

Эта информация ни о чем мне не говорит. Но понимаю одно — Артур и мой отец как-то связаны с этой организацией, или что это такое?

Просматриваю страницу за страницей, но там тоже только имена и суммы вкладов.

Решаю развернуть и листок, которым была заложена страница с папиной фамилией. Разворачиваю, пробегаю по нему глазами, и у меня сразу же темнеет в глазах. Я хватаю ртом воздух и успеваю шагнуть к кожаному креслу Артура. Падаю в него и закрываю глаза, не в силах осмыслить увиденное.

У меня в руках справка о смерти отца, и указанная причина смерти — не инфаркт.

Глава 24

Я плохо помню похороны папы — память сама похоронила их в недрах моего мозга. Слишком больно, слишком страшно.

Помню, что ехали мимо школы, где работали папа и дядя Артур, и водитель дал протяжный гудок. Стоявшие на крыльце ученики обернулись и стали смотреть вслед нашей траурной процессии.

Помню, что директор школы присутствовал на кладбище и сказал какую-то речь. Мама мне потом объяснила, что это директор.

Дядя Артур держался рядом с мамой и со мной. Мама вцепилась за его локоть, чтобы не упасть. Я держалась за маму.

Потом были поминки с хорошей едой — копченая рыба, сырокопченая колбаса, фрукты, салат, разнообразная выпечка. От мысли о том, что все это пиршество по случаю смерти папы, меня начинало тошнить, и кусок не лез в горло.

Тетя Зина ободряюще смотрела на меня и следила, чтобы я похлебала хотя бы супа.

— Сашулька, возьми пирожное, — ласково сказала она, дотянувшись до вазочки со сладостями.

— Спасибо.

Я взяла трубочку, но когда стала ее есть, слезы опять покатились по щекам. Трубочка от папы… которого уже нет… Трубочка на поминках папы… Крем, как и пломбир три дня назад, показался мне горьким и каким-то тоскливым.

Гости вспоминали всякие хорошие случаи, связанные с папой. Директор школы рассказывал, как отца любили ученики, а он никогда им не отказывал в помощи, даже если приходилось оставаться после уроков. Тетя Зина сказала, что папа помог ее мужу отремонтировать гараж и не взял ни копейки.

Дядя Артур отделался дежурной фразой, но я списала на то, что он слишком горюет от потери друга, и ему не до речей.

Иногда родственники начинали переговариваться шепотом, украдкой поглядывая на меня. Мама при этом смотрела на них так, как кошка-мать смотрит на хищника, загораживая собой котенка.

Мне было без разницы, о чем они говорят, я просто обнимала маму и хотела, чтобы она меньше нервничала.

Дядя Артур всячески старался поухаживать за нами. Подливал маме водки, подкладывал на тарелку еду, у меня спрашивал, что еще подать. Мама молча и благодарно кивала. Мне было даже немного обидно за дядю Артура, казалось, что он заслуживает более теплого отклика, но понимала состояние мамы и тоже молчала.

После поминок тетя Зина деловито сложила оставшуюся еду в контейнеры и пакеты. Мама попыталась вяло отбиться, но тетя Зина не стала даже слушать:

— Лен, ну что ты, готовить, что ли, сейчас будешь? А тут с Сашкой поедите. Да и кому тут