Хижина дяди Тома - Гарриет Бичер-Стоу

В третьем углу двое черноволосых ребят с блестящими карими глазами, сидя на грубо сколоченной скамье, внимательно следили за первыми попытками самостоятельного хождения их младшей сестренки. Попытки эти сводились к тому, что девчурка, с трудом поднявшись на ноги, мгновение покачивалась и затем снова падала. Каждое падение вызывало восторженное ликование окружающих, словно являлось небывалым достижением. К очагу был пододвинут стол с не совсем устойчивыми ножками. Он был покрыт скатертью. На столе выстроились цветастые чашки; другие признаки также указывали на ожидавшийся пир. За столом сидел дядя Том — лучший работник мистера Шельби. Ввиду того что ему предстоит стать главным героем этого повествования, мы должны возможно подробнее описать его. Это был высокий, широкоплечий человек, крепко сложенный, с черной, до блеска, кожей. На лице его лежала печать редкостной сердечной доброты и спокойного, рассудительного ума. Каждое движение его было полно достоинства и уверенности, но одновременно и доверчивой простоты и скромности.

Склонившись над столом, он медленно и усердно выводил буквы на лежавшей перед ним грифельной доске. В этом важном деле им руководил молодой мастер Джордж, красивый тринадцатилетний мальчик, исполненный сознания своего достоинства, как это и подобало учителю.

— Не так, не так, дядя Том! Тут три палочки, а не две! — воскликнул он, видя, что Том неправильно выводит букву «m». — Если ты начертишь две палочки, получится не «m», а «n».

— Да неужели? — с искренним удивлением проговорил дядя Том, почтительно и даже с некоторым восхищением следя за тем, как его юный преподаватель ловко выводит на доске нужную букву. Ухватив грифель своими толстыми, загрубелыми пальцами, он терпеливо начал снова выводить буквы, одну за другой.

— Как легко все дается этим белым! — произнесла тетушка Хлоя, собиравшаяся как раз смазать сковородку кусочком сала. — Погляди только, как он пишет, да еще и читает! — добавила она, на мгновение прервав свое занятие и с гордостью глядя на мастера Джорджа. — И приходит к нам по вечерам, читает нам вслух!

— Все это так, тетушка Хлоя, но я страшно голоден, — сказал Джордж. — Неужели пирог там в форме еще не скоро будет готов?

— Уж почти готов, мастер Джордж, — произнесла тетушка Хлоя, приоткрыв форму и заглянув туда. — Он уже почти такого коричневого цвета, как надо: настоящий светло-коричневый отлив. О, тут со мной никто не сравнится! На днях миссис велела Сэлли испечь пирог, чтобы она научилась это делать. «Да оставьте лучше, миссис, — говорю я ей. — Мне просто жаль дать портить хорошие вещи. Пирог поднялся только с одного бока — никакого в нем вида, никакого шика. Ну точь-в-точь мой башмак! Нет, оставьте уж лучше!»

С этими словами, в которых сквозило ее презрение к неопытности Сэлли, тетушка Хлоя приподняла крышку формы, и взорам открылся бисквитный пирог, которым вправе была бы гордиться любая городская кондитерская. Пирог явно составлял главную часть пира, и тетушка Хлоя деятельно принялась за последние приготовления к ужину.

— Марш с дороги, Мос и Пит, прочь, ребятишки! Отойди, Полли, медовое мое дитятко! Мамми даст сейчас что-то вкусненькое своей доченьке. Ну, мастер Джордж, отложите-ка книжки в сторону и сядьте поближе к моему старику. Сейчас я достану жареные сосиски, и первая сковородка маисовых лепешек мигом окажется на тарелках.

— Мне следовало бы к ужину быть дома, — сказал Джордж, — но я ведь разбираюсь в том, что вкусно, и предпочитаю поужинать здесь.

— Верно, верно, милый мой, — приговаривала тетушка Хлоя, накладывая на его тарелку груду маисовых лепешек. — Вы хорошо знали, что старая тетка Хлоя прибережет для вас самый лучший кусочек! Уж будьте покойны! — И, шутливо ткнув Джорджа пальцем в бок, она снова повернулась к своим кастрюлям и сковородам.

— Ну, теперь дело дошло до пирога! — воскликнул Джордж, когда шипение на сковородке затихло, и, подняв большой нож, он нацелился на долгожданный пирог.

— Ради бога, мастер Джордж! — вскрикнула тетушка Хлоя, удерживая его руку. — Не собираетесь ли вы резать его этим большим, тяжелым ножом? Он сразу опустится, он так великолепно поднялся! Вот тоненький старый нож, я всегда держу его отточенным на такой случай. Вот видите: пирог поддается так легко, как пух. Кушайте на здоровье, лучшего нигде не найдете.

— Том Линкольн говорит, — пробормотал Джордж с набитым ртом, — что его Джинни лучше готовит, чем ты.

— Эти Линкольны ровно ничего собой не представляют, — презрительно бросила тетушка Хлоя. — Насчет господских манер они и понятия не имеют. Можно разве поставить мастера Линкольна рядом с мастером Шельби? Господи, боже ты мой! А миссис Линкольн? Умеет она разве войти в гостиную, шурша юбками, так плавно, так шикарно, как наша миссис? Нет уж, отстаньте от меня с вашими Линкольнами, мастер Джордж, невысокого полета они птицы!

И тетушка Хлоя откинула голову, как человек, уверенный в своем знании света.

— Но ведь ты сама говорила, — настаивал Джордж, — что Джинни хорошая кухарка.

— Говорила. И это правда. Добрую, простую кухню она хорошо знает. Она печет хороший хлеб, картофель у нее хорошо отварен, но с маисовыми лепешками дело у нее уже получается не совсем ладно. Что же касается всяких тонкостей, тут она способна ужас что настряпать! Она, скажем, готовит паштеты, но какая у них корочка! Умеет она разве приготовить настоящее слоеное тесто так, чтобы оно во рту таяло, расходилось, словно оно воздухом надуто? Я однажды ходила туда, когда мисс Мэри выходила замуж и Джинни показывала мне свадебные пироги. Вы ведь знаете, мастер Джордж, мы с Джинни приятельницы. Я ничего не говорю, но если б я испекла такой пирог, да я бы целую неделю глаз не сомкнула! Никуда они не годились!..

— А Джинни, верно, думала, что они превосходные? — спросил Джордж.

— Ну, конечно! Она мне их показывала, думая, что они очень даже хороши. В том-то и дело. Джинни и понятия не имеет, какие они должны быть. Дом-то ведь, семья — не бог весть какие! Чего же от нее требовать? Это не ее вина. Ах, мастер Джордж, вы даже сами не знаете, как вам хорошо и какая у вас семья!

Тут тетушка Хлоя вздохнула и возвела очи к небу.

— Я это прекрасно понимаю, тетушка Хлоя. Что же касается превосходства наших паштетов и пудингов, то ты бы спросила у Тома Линкольна, как часто я хвастаю ими, — сказал Джордж.

Тетушка Хлоя откинулась назад и захохотала так, что слезы покатились по ее круглым лоснящимся щекам. При этом она награждала Джорджа шутливыми шлепками, называя его «злодеем», который когда-нибудь уморит ее. И она снова и снова покатывалась со смеху, так что Джордж и сам начинал верить, что он остроумнейший парень.

— Что же вы сказали Тому? О господи, чего только молодежь не проделывает! О господи, мастер Джордж, я умру, умру со смеху!

— Да, — подтвердил Джордж. — Я ему не раз говорил: «Ты бы, Том, попробовал паштетов тетки Хлои, вот это паштеты так паштеты!»

— Как жаль, что Тому Линкольну ни разу не довелось их попробовать! — вдруг огорчилась тетушка Хлоя, доброе сердце которой исполнилось состраданием к бедному, неопытному отпрыску Линкольнов. — Вам бы следовало когда-нибудь пригласить его пообедать, мастер Джордж. Это было бы очень мило с вашей стороны. Не надо чересчур гордиться своими преимуществами.

— Хорошо, я как-нибудь на будущей неделе приглашу Тома, — предложил Джордж. — А ты уж постарайся сделать все только как можно лучше. Пусть-ка подивится! Пусть так наестся, что на две недели вперед будет сыт!

— Да, да, — с восхищением произнесла тетушка Хлоя. — Вы увидите… Господи, и каких только обедов у нас не бывало! — продолжала она с умилением. — Вы помните, какой куриный паштет я состряпала, когда у нас к обеду был генерал Кнокс? Из-за корочки мы даже чуть было не поспорили с миссис. Не знаю, что иногда находит на хозяек! И, заметьте, всегда в такое время, когда на тебя ложится величайшая ответственность, им взбредет на ум путаться под ногами и во все вмешиваться! Миссис в тот раз все пыталась мне указывать, как и что мне делать, пока я вдруг на рассердилась и не сказала: «Миссис, взгляните-ка не ваши прекрасные белые руки с длинными пальцами и сверкающими перстнями! Они похожи на белые лилии в моем садике, когда на них роса блестит. А потом поглядите на мои большие, черные, толстые ручищи. Ну, не кажется ли вам, что бог создал меня на то, чтобы я месила тесто для паштета, а вас на то, чтобы сидеть в гостиной?» Да, вот что я посмела сказать.

— Что же сказала мама?

— Что она сказала? Она улыбнулась, улыбка засветилась в ее больших красивых глазах, и она сказала: «Знаешь, тетушка Хлоя, ты, кажется, права». И пошла себе в гостиную. Она должна была бы рассердиться, но что поделаешь: мне все эти дамы в кухне не нужны!