Человеческое - Артур Ли Аллен

Как я уже писал выше – я люблю смотреть кино. Поэтому в завершении хотелось бы написать мнение или, позволите, рецензию на недавно просмотренный фильм «Охота». Мне очень понравился этот фильм с точки зрения психологии. Совершенно обычный мужик лет сорока, по имени Лукас, живет в небольшом датском городке, работает в детском саду. Все в его жизни развивается относительно хорошо. Пока одна из подопечных девочек из детского сада, по имени Клара, не заявляет другой воспитательнице, что: «у Лукаса есть „пиписька“ и она торчит прямо вверх». Воспитательница, конечно, не может промолчать и рассказывает об этом остальным. С этого момента размеренная жизнь Лукаса рушится под натиском ненависти жителей городка. Но это достаточно попсово, потому что режиссер заставляет зрителя смотреть, как гг (здесь и дальше «главный герой») справляется с нападками бывших друзей и коллег, и пытается сохранять рассудок от сюрпризов жизни. То есть мы знаем, что он не совершал ничего такого, не показывал свою «пипиську» маленькой девочке. От этого фильм становится чуть скучнее, чем мог бы быть. Но это почти незаметно под профессиональной работой режиссера, оператора, и монтажеров и конечно. Интереснее получилось бы, если бы режиссер поставил большой знак вопроса над тем, что же произошло с той девочкой на самом деле. Показывал ли он, все таки, свою «пипиську» или нет. Тогда зритель бы изнывал от неопределенности, то вставая на сторону Лукаса, то на сторону обвинителей.

Но это еще не все, потому что я буквально вычленил в этом фильме мораль, которую никто кроме меня узреть, пожалуй, не сможет. Итак, я вдруг понял, что общество может существовать в пяти ярко выраженных формах по отношению к педофилии. «Идеальное (утопическое)» – в котором нет похоти и разврата. В головах у людей в принципе не может возникнуть мысль о совращении детей и тому подобное. Люди в таком обществе, скорее всего, скучны и неинтересны. В одежде преобладает серый цвет. «Хорошее» – в котором иногда возникают случаи извращения на детьми, но обществом такие вещи презираются и считаются непристойными. Такие случаи единичны во всем мире. И преступая закон в этом направлении, следует высшая степень наказания – смертная казнь, или пожизненное заключение. «Реалистичное» – в котором, также, происходят редкие вспышки педофилии, но всегда подвергаются обсуждению и вердикты по таким делам не ясны, как и размытый процесс наказания. Люди по большей степени стараются не разговаривать на эту тему в повседневности. Так как боятся, что может оказаться, что близкий им человек – извращенец. «Плохое» – в котором люди полностью игнорируют такое явление, как педофилия. Что-то схожее с употребление наркотиков или курением в наши дни. Вроде бы правительством и совершаются какие-то поползновения в сторону пресечения этого, но, в общем, всем наплевать. «Опустившееся (развращенное)» – в котором акты сексуального насилия над детьми поощряются, являются обыденными. Такой склад общества, конечно, сложно представить в современном мире. Но в средневековье, к примеру, я думаю, это допускали. По крайней мере, в нижних кастах. Так в каком обществе мы, по-вашему, находимся? Сложно ответить с ходу, не правда ли?

10 ноября, 2014 г.

Желание убить еще раз появилось у меня совершенно неожиданно. Хочу признаться, что это дело затягивает не на шутку. Помню, я тогда стоял в очереди в кабинку в пункте приема оплаты жилищных услуг. Понимаю, сложнова-то звучит. Прошло около двух месяцев, после убийства инвалида. И буря в душе почти утихла. Но, мне кажется, именно в такой «буре» я тогда больше всего нуждался. Передо мной в очереди стояла дряхлая старушенция, она как раз расплачивалась по счетам, положив квитанцию на стол слева от себя. Поэтому я отчетливо видел её точный адрес. Улицу, дом, квартиру. Эти цифры врезались мне в память. Так же я запомнил её фамилию и инициалы: Петрова Т. В. Злостные шестеренки тут же завертелись в голове, и я не мог просто проигнорировать это. Закончив, бабушка развернулась и ушла прочь, но я успел подробно запомнить все детали её сморщенного лица, чтобы проще было узнать её, когда я наведаюсь во двор – наблюдать. Но, честно говоря, все старушки на одно лицо, поэтому единственное чего я боялся, это потерять свою «цель» в обилии других развалюх.

На следующий день, я, подчиненный страстному желанию совершить еще одно убийство, пришел по адресу, который хорошо запомнил. Но, быть может, мне хотелось не столько лишить человека жизни, сколько пройти все этапы еще раз – подготовка, планирование, проникновение, свершение, исчезновение. Но на этот раз, все этапы были видоизменены. Ведь, если совершать похожие преступления по однообразным «схемам», то рано или поздно меня поймают.

Несколько дней подряд с утра до вечера я наблюдал за старушкой. Точней за стариками, потому что, как оказалось, она живет не одна, а со своим, возможно – мужем, возможно – просто сожителем, таким же дряхлым старичком. Как я и ожидал, образ жизни, который вела эта «сладкая парочка» был очень размеренным и рутинным. Из дома они всегда выходили вдвоем. Не знаю куда, я за ними не следил. Мне важно было знать – когда и насколько они уходят. А еще важнее – когда они находятся дома. Потому что, мне требовалось, чтобы они находились дома, когда я наведаюсь. За четыре дня наблюдений в составленном мною повседневном графике ничего не изменилось. Весь день до вечера, они находились дома, потом в семнадцать часов выходили гулять и неторопливой старческой походкой, молча, отправлялись в «увлекательное путешествие». Внешне они очень подходили друг другу. Он был немногим выше нее. Оба слегка располневшие и с одинаково отстраненным выражением глаз и обвисшим лицом. Будто им сделали липосакцию лица, а растянувшаяся кожа провисла, образовав дугообразные морщины. В общем, в период наблюдений я узнал, что мне можно было, не волнуясь, стучать к ним в дверь с 12:00 до 17:00. Больше мне, по сути, о них знать ничего не требовалось.

Дальше все зависело только от меня. Но в этот раз я хотел, чтобы «жертвы» впустили меня в свою квартиру добровольно. Для этого, очевидно, мне нужно было кем-нибудь прикинуться. Полицейским – банально и пошло, продающим пылесосы – ненадежно. Проводящим соц. опросы? Уже лучше. Представителем пенсионного фонда, опрашивающем пенсионеров о нюансах получаемой пенсии и возможном её увеличении? Гениально! Оставалось лишь проработать эту идею в мелочах. Во-первых, я купил одежду, которая могла больше походить на корпоративную форму бедолаг, шастающих по квартирам и получающих за это копейки. В дешевом магазине мужских костюмов я купил себе строгие синие брюки, строгий черный ремень, белую рубашку с короткими рукавами и галстук под цвет штанов. Я подумал, что так будет более деинициативно, то есть человек, который сам покупает себе одежду, не может так выглядеть, а значит это не просто одежда, а, скорее всего, рабочая форма. Со школы размер ноги у меня не изменился, поэтому я достал свои школьные туфли и отполировал их кремом и тряпкой до блеска. Еще я купил себе очки со строгой и тонкой черной оправой, без корректирующих линз, вместо которых были вставлены обычные стекла, так как со зрением у меня все в порядке. Потом я сходил в канцелярский магазин и приобрел там бейджик на прищепке, для крепежа на внешнем кармане рубашки, новую ручку, красивую папку с твердым дном, чтобы писать на весу, если потребуется, и большими серебристыми кольцами для закрепления бумаги. Так же купил небольшой пластиковый дипломат с защелкой, для хранения бумаги формата А4. Но само собой он предназначался не для этого.

Вернувшись домой, я спрятал все «добро» под кровать и принялся изготавливать поддельные бланки и документы несуществующей организации. В первую очередь я создал в Word-е главный документ, подтверждающий официальность организации и существование пенсионного фонда вообще – лицензию. Сверху большими буквами: «Пенсионный фонд „Надежда“». Да согласен, слишком дешево, звучит. Но думаю, дешево звучит лишь для нас – молодых. Ниже: «Номер государственной лицензии: ВР-7489—5006 (2013 г.)». Еще ниже: «Пенсионный фонд „Надежда“ основан в 1980 году, за тридцатилетний период, нашими клиентами стали миллионы россиян. Мы обещаем надежность и безопасность в хранении ваших средств, предоставляем страхование вкладов и своевременную выплату». В самом низу: «Директор: Кудряшов Андрей Валерьевич», и подпись от руки на четверть страницы, как полагается. Под подписью три синие печати «залезающие» друг на друга, напечатанные на бумаге предварительно. Печать государственного образца, печать организации, печать директора. Все печати я создал в Word-e, благо я во всем этом неплохо разбираюсь. И могу создать печать на компьютере, которую невозможно будет отличить от настоящей. Хотя с чем сравнивать, если и «настоящей» не существует. Весь текст был выполнен в черном цвете, чтобы отвлечь от прочтения и попытки понять смысл, и привлечь внимание к печатям, которые были выполнены весьма искусно – синим цветом, и при виде которых отпадало всякое подозрение.