Крайний срок - Мира Грант

Мы кое-чему научились во время Пробуждения: трудно джентрифицировать город, в котором бушует пожар.

Так вот, те, кто переехал в Окленд недавно и смогли уцелеть, дали деру. Они сбежали прямиком в горы. А местные жители хорошо знали окрестности и понимали, что это такое — сражаться за свою землю. У горожан не было преимуществ, которыми изначально обладали богатые мегаполисы, но с избытком хватало оружия и укрытий, где можно было окопаться. А самое главное — эти ребята еще с тех времен, когда в городе безобразничали гангстеры, умели управляться с пушками.

Окленд уцелел. Дела здесь обстояли лучше, чем на всем Западном побережье США. Когда после Пробуждения «осела пыль», город остался потрепанным, побитым, но он устоял. Не так плохо для места, в котором сотрудники службы спасения единогласно утверждали только одно — помочь людям уже нереально. И по сей день Окленд являет собой гордое, вооруженное до зубов сообщество.

От Бердз-Лэндинга до Окленда — около пятидесяти миль, а самая безопасная дорога еще длиннее. К счастью, имея журналистскую лицензию, можно не объяснять, почему ты не пожелал ею воспользоваться. Проехав миль двадцать по каменистым, разбитым вдребезги второстепенным калифорнийским шоссе, я поравнялся с первым пропускным пунктом перед выездом на магистраль I-80. Судя по сохранившейся информации, до Пробуждения такие точки назывались местами сбора пошлины. Здесь принимали наличные, а не снимали деньги с вашего банковского счета. Кроме того, на тех старых пунктах не было вооруженных охранников и не требовалось сдавать анализ крови. Да уж, до появления зомби путешествия были весьма скучным занятием.

Конечно, число автомобильных поездок сокращается, а количество миль, проезжаемых средним американцем на машине за год, неуклонно падает. Теперь люди все чаще заказывают продукты на дом и общаются через Сеть, не имея нужды и желания лишний раз выходить на улицу. Тем не менее шоссе необходимо для грузового транспорта и журналистов. Дорожное покрытие на трассе I-80 было в пристойном состоянии — если вы любитель дорог, огороженных с обеих сторон бетонными и проволочными заборами. Большинство ДТП здесь заканчиваются смертельным исходом, но виноваты тут вовсе не водители. Просто вас может завертеть волчком и швырнуть на ближайшую бетонную ограду. Уцелеть совсем не просто. До ближайшей реанимации путь не близкий. Наверное, поэтому и пробок нет.

Когда я достиг трассы, мой навигатор подсказал, что я опережаю микроавтобус на семнадцать миль. Я прибавил скорость и разогнался до разрешенных восьмидесяти пяти миль в час. Наш микроавтобус с такой скоростью мчаться не мог — если только они не пожелали перевернуться вверх тормашками. У меня появилась возможность добраться до дома, пройти дезинфекцию и запереться в квартире, прежде чем меня изловят и попытаются взять интервью с пылу с жару. Меньше всего хотелось иметь дело со сборищем тупиц, которые накинутся на меня и начнут задавать нудные вопросы (даже если эти придурки — из числа моих сотрудников).

Камеры, установленные на турелях вдоль трассы I-80, поворачивались и следили за мной. Очередная услуга, придуманная правительством для охраны нашего мира от инфекции, живых мертвецов и ужасного риска свободы частной жизни. Для моего поколения последнее понятие стало одним из тяжелых последствий Пробуждения — и мало у кого было время об этой потере скорбеть.

Пробуждение. Случайное слово, обозначающее массовое размножение и вспышку инфекции после первичного появления мутировавшего штамма вируса Келлис-Эмберли. Все случилось в 2014 году — жарким и жестоким летом. Я и моя сестра родились за три года до катастрофы. Тогда умерло больше людей, чем успели толком сосчитать. Так продолжалось пять лет.

До Пробуждения зомби были персонажами научно-фантастических книг и примитивных ужастиков, но не теми, кого теперь можно запросто встретить на улице. Пробуждение все перечеркнуло. Мир никогда не будет прежним.

Но многое осталось по-старому. Глобального конца света не произошло. Не было и речи о «крошечных анклавах людей, сражающихся за выживание на обезумевшей планете Земля» и прочей чуши. Но, с другой стороны, мир, как и смертоносный вирус, — модифицировался. Джорджия говорила, что мы создали культуру страха и добровольно позволили пугать себя от колыбели до могилы. Сестра знала толк в подобных вещах. Я еще многого не понимаю, но вот эти слова я уразумел. Большинство из уцелевших боится не только зомби, и даже встречаются люди, которым нравится новый порядок.

Я подъехал к следующему пункту на трассе I-80, у меня снова взяли кровь на анализ. Заразиться на закрытой трассе — явно из разряда чудес. Хотя такое пару раз случалось. Спонтанное распространение инфекции — редкость, но вероятность имеется. Именно поэтому — не считая культуры страха — и работают пропускные пункты. Как я и ожидал, мой инфекционный статус за время поездки не изменился. Охранники осмотрели мой ободранный джип, словно он был чем-то вроде смертельного капкана на колесах. Меня пропустили так быстро, как только позволяли федеральные правила. Я одарил всех белозубой улыбкой, отчего мрачные взгляды, направленные на меня, стали еще суровее. Затем я свернул с трассы на окраинные улицы.

Здание, где мы квартировались, построили неподалеку от шоссе. Расстояние меньше чем миля. Местоположение просто идеально для наших нужд. Остальные жители Окленда к этому району особого интереса не проявляют, поэтому квартирная плата не очень высока. У нас нет собственного гаража. Мы пользуемся надежной «общественной структурой» совместно с соседями — обитателями половины домов в нашем квартале. Любой местный платит налог в фонд района, и за счет этого получает зарплату охрана. Правильное, разумное вложение средств. «Известия постапокалипсиса» регулярно перечисляют в фонд дополнительную сумму денег — чтобы все оставалось на своих местах.

Подъехав, я обнаружил Джеймса на посту. Он сидел, водрузив ноги на стол рядом с монитором. На коленях у парня лежал свежий номер «Плейбоя». Он без всякого стеснения разглядывал центральную вкладку, но удосужился оторвать взгляд от журнала и посмотрел на меня, когда я подкатил к воротам. Улыбнувшись, Джеймс нажал клавишу интеркома.

— Добрый день, мистер Мейсон. Хорошо время провели?

— Лучше не бывает, Джимми, — ответил я. — Не хочешь меня пропустить?

— Сложный вопрос, мистер Мейсон. Не покажете ли мне ваш пропуск? Приложить ладонь к моей маленькой коробочке также не помешает.

— Ну ты и зануда, Джимми.

Я вытащил бумажник, вынул из него пластиковую карточку и вставил ее в щель на панели миниатюрной шлюзовой камеры будки охранника. Пропуск должен был продезинфицироваться до того момента, как Джеймс прикоснется к нему. Но он предварительно надел тефлоновые перчатки и только затем поднес карточку к сканеру. Протокол, ничего не поделаешь. Приходилось мириться с правилами. Иначе можно было бы мгновенно чокнуться.

Пока Джеймс разными способами исследовал пластик и проверял данные на предмет подделки, я сунул руку во встроенный в будку анализатор. Спустя секунду я привычно скрипнул зубами — в подушечки пальцев впились иглы. Они ухитрились угодить точно в свежие ранки. Самое мерзкое при выходе в опасную зону — не мертвяки, не необходимость гнать машину во весь опор. Самое гадкое — бесконечные анализы крови.

— Мистер Мейсон, похоже, все в порядке, — объявил Джеймс с неизменной улыбкой и бросил карточку в щель шлюзовой камеры. — Добро пожаловать домой.

— Спасибо, Джимми, — произнес я.

Приветствие Джеймса являлось единственным подтверждением того, что я не заражен. В отличие от индивидуальных анализаторов, которые обязаны показывать вам результат, другие приборы зачастую открыты только тем, кому положено видеть результаты. В случае малейшей опасности любого безжалостно убьют.

Мы с Джеймсом помахали друг другу, я забрал пропуск и поехал дальше, оставив охранника в удобной будке из оргстекла наедине с мужским журналом.

Подземное строительство в Калифорнии небезопасно, но и по улицам ходить страшновато. Такая блестящая логика привела к созданию туннелей, связывающих жилые дома с соседними постройками. Подобный проход, ведущий к нашему дому, длиной примерно с футбольное поле. Шагая под землей, я развлекал себя размышлениями о том, сколько зомби здесь поместится, если будет прорвана система безопасности. И только я успел подсчитать, что сюда могут набиться примерно две сотни инфицированных тел, как поравнялся с дверью. Я вставил пропуск в сканер и оказался дома.

В трехэтажном здании, где мы обитаем, десять квартир. Две на первом этаже и по четыре на втором и третьем. Мои сотрудники занимают три из четырех квартир на третьем этаже, а четвертая принадлежит старенькой миссис Хейгар. Она настолько глуха, что, пожалуй, ничего не заметила бы, даже если бы мы каждую неделю устраивали оргии на крыше. Бекс зовет ее «старой милашкой» и носит ей печенюшки. Миссис Хейгар из благодарности перестала грозить запустить в нас гранату всякий раз, когда мы сталкиваемся в подъезде. Пара шоколадных маффинов — не самая высокая цена за то, чтобы тебя не разнесло в клочья, когда ты забираешь корреспонденцию из почтового ящика.