Гнев Кана - Вонда Макинтайр

Джим вернул бутылку и, открыв Викторианский секретер вишневого дерева с зеркальными дверцами, достал две пивные кружки. Маккой наполнил их доверху.

– Послушай, или у меня галлюцинации, или он, в самом деле, дымится?

Маккой рассмеялся.

– Во время варки возможны оба варианта. – Он чокнулся с Джимом, твое здоровье, – и сделал большой глоток. Джим прихлебывал осторожно. Он хорошо помнил, как напиток отдает в голову. Цвет электрик был как раз подходящим оттенком: он почувствовал вкус так, словно легкий толчок, будто активный элемент тока, миновав органы пищеварения, прямо направился в мозг.

– Эх, – крякнул он, снова отпил, наслаждаясь одновременно и вкусом и эффектом. – А теперь, разверни это, – Маккой протянул ему пакет, завернутый в коричневую с позолотой бумагу.

Джим взял пакет, повертел его в руках и слегка встряхнул.

– Слушай, я даже боюсь. А что это?

Он еще глотнул эля, на этот раз сделав большой глоток, и пощупал тоненькую серебряную завязку. Странно: сегодня днем он без всяких усилий развернул подарок Спока. Нелепая идея пришла ему в голову, и он, смеясь, спросил:

– Может это контрабанда от Клинтонов?

– Это еще одна старинная вещичка для твоей коллекции. Твое здоровье!

– Он поднял кружку и снова выпил.

– Ну же, старина, что это?

Он развернул один угол.

– Да ведь ты уже почти открыл!

Хотя ему стало казаться, что руки у него словно в перчатках, но почувствовал только твердую форму. Он перестал пытаться развернуть обертку целиком и разорвал ее.

– Я знаю, что это, – он взглянул на конструкцию из золота и стекла, бросил взгляд на Маккоя и снова – на подарок. – Он просто очарователен.

– Им четыреста лет. Сейчас уже не много осталось целых линз.

– Старик, это что?

– Очки.

Джим отхлебнул еще эля. Может быть, если не будет отставать от Маккоя, наконец поймет, о чем тот говорит!

– Для твоих глаз, – добавил доктор. – Они так же хороши на «Ретинаке 5»!..

– Но у меня аллергия на «Ретинаке 5», – раздраженно бросил Джим. Он расстроился от того, что не может воспользоваться лекарством для глаз, которое расхваливал доктор.

– В том-то все и дело!

Доктор снова наполнил кружки.

– С Днем рождения!

Джим взял очки. Золотая проволока соединяла два маленьких стеклянных полукружка, к каждому из которых были приделаны изогнутые дужки.

– Нет, не так нужно.

Маккой заправил дужки Джиму за уши. Изогнутая проволока очутилась на носу, поддерживая стекла чуть ниже уровня глаз.

– Вот это и есть очки. Да это была шутка насчет старинных линз. Они словно для тебя специально сделаны.

Джим вспомнил картинку в одной из старинных книг. Он чуть опустил очки на переносицу.

– Да вот так, – одобрительно отозвался Маккой.

– Посмотри-ка на меня, вверх. А теперь вниз, сквозь стекла. С этой штукой тебе должно быть очень удобно читать.

Джим поправил очки и с удивлением прищурился; он взял книгу, подарок Спока, открыл ее и обнаружил, что крохотный шрифт теперь стал отлично виден.

– Поразительно. Старина, я даже не знаю, что и сказать.

– Скажи: спасибо.

– Спасибо, – послушно повторил Джим.

– А теперь, давай выпьем еще.

Маккой опорожнил бутылку, вылив остатки эля в кружки.

Они сидели и пили. Эль оказывал свое обычное воздействие. Джим чувствовал себя почти так же, как когда-то, впервые ощутив невесомость его слегка мутило. Он никак не мог подобрать слова, хотя и чувствовал, что наступила долгая, неловкая пауза. Несколько раз Маккой порывался заговорить, но каждый раз что-то мешало ему. И Джим вдруг почувствовал, что ему лучше не слушать доктора, чтобы тот ни говорил. Он угрюмо уставился в кружку. Снова у него разыгралась паранойя. Зная, что все дело в выпивке, он даже не пытался никак облегчить свои страдания.

– Какого черта, Джим! – вдруг прервал молчание Маккой. – Что, черт возьми, с тобой происходит? У всех есть дни рождения. Почему твой мы справляем как поминки?

– Именно за этим ты и пришел? – огрызнулся Джим. – Мне не нужна твоя лекция.

– Тогда что же тебе нужно? Что ты делаешь здесь, сидя совсем один, в День рождения? Только не неси снова всей этой чепухи об играх для юнцов!

Ты просто вымотался и сам это отлично понимаешь. Дело ведь совсем не в возрасте. Все это от того, что ты играешь с компьютером вместо того, чтобы управлять космическим кораблем!

– Мне бы твое чувство поэзии, я бы многое сделал.

– Вот ведь бык упрямый! Тебе бы не следовало уходить с «Энтерпрайза» после «Вояжера».

Джим снова отхлебнул эля, желая чуть продлить первое оживление.

Теперь он вспомнил, почему пристрастился тогда к этому напитку.

Возбуждение эля оправдывало депрессию, к которой приводил. Хотя не вполне.

Он горько усмехнулся.

– Да, я кажется занимался пиратством, старина.

– И это – чушь. Если ты и позволил себе парочку смелых выходок, то им пришлось сместить тебя.

– Вряд ли во всем Звездном Флоте найдется адмирал, который будет пересылать байты из одного банка данных в другой с большей охотой, чем мечтать.

– Мы говорим не о каком-то там адмирале Звездного Флота. Речь идет о Джеймсе Т. Кирке.

– Который имеет дурную славу. Так что, вполне справедливо использовать это.

– Джим, этика – это одно, но ты же занимаешься самоистязанием.

– Есть правила и инструкции…

– За которыми ты прячешься.

– Да ну? И от чего же я прячусь?

– От самого себя – адмирала.

Джим сдержал готовый сорваться резкий ответ. После долгой паузы он произнес:

– Мне кажется, ты еще что-то хочешь посоветовать независимо от того, хочу ли этого я.

– Джим, не знаю почему, – то ли как доктору, то ли просто как другу мне кажется это очень важным. Верни свой корабль. Верни его, пока ты еще не стар. Пока ты еще не стал одним из экземпляров своей коллекции.

Джим взболтал остатки эля на дне кружки, поднял глаза и встретился взглядом с Маккоем.

Ветер буквально сбил Чехова с ног, когда тот вышел из-под защиты транспортера. Альфа Цети VI была одним из самых мерзких, негостеприимных мест, где ему когда-либо приходилось быть. На Альфа Цети VI было еще хуже, чем зимой в Сибири.

Вздымаемый ураганным ветром песок скрипел на скафандре. Перед Чеховым вдруг возник капитан Террелл. Он осмотрелся и попытался связаться с кораблем.

– Террелл вызывает «Уверенного».

– «Уверенный». На связи Бич, капитан.

Передатчик качало из стороны в сторону, как на волнах.

– Очень плохо слышно, сэр.

– Все нормально, Стоуни. Мы высадились. Никаких признаков жизни или чего-нибудь еще.

– Вас понял, сэр.

– Послушай, я не хочу весь день слышать этот писк. Я выйду на связь, ну скажем, через полчаса.

– …Да, сэр.

К разговору подключился Кайл:

– Помните, что вы должны оставаться на открытой поверхности, капитан.

– Не волнуйся. Кайл. Сеанс связи окончен.

Он выключил передатчик и включил свой трикодер. Чехов вытянул руку; она почти совсем исчезла в вихре песка. Даже если те существа, которых они ищут, макроскопичны, не говоря уже о микроскопичных, они ни за что не смогли бы их разглядеть. Чехов тоже начал искать источник того сигнала, который, собственно, и привел их на эту несчастную планету.

– Нашел что-нибудь, Павел?

Чехов едва разбирал слова капитана, и вовсе не из-за плохой связи, а из-за песка и ветра, в шуме которых тонул голос капитана.

– Нет, пока не нашел, сэр.

– Ты уверен, что координаты верные?

– Вы помните, капитан, то цветущее местечко, о котором Вы говорили: это оно и есть.

Он сделал несколько шагов вперед. Песок скрипел, забиваясь в складки скафандра. Они не могли долго оставаться на поверхности: такие условия могли разрушить и самый прочный материал. Чехов отлично знал, что произойдет, если скафандр будет разорван или проколот. Окиси, составляющие большую часть атмосферы, отравят воздух и высушат легкие. А он хотел бы умереть более приятным способом и в более отдаленные сроки.

– Я ни черта не вижу, – крикнул Террелл. Он направился к небольшому возвышению, указанному трикодером. Чехов с трудом пробирался вслед за ним.

Ветер подгонял его, заставляя идти быстрее, чем было возможно в этих предательских песках. По лицу струился пот, и у него ужасно чесался нос от песка. Никому пока что не удалось изобрести скафандр, в котором можно было почесать нос.

– Я ничего не вижу интересного, капитан, – прокричал Чехов. – Ничего, только мурашки по коже. Идем дальше? – Ответа не последовало. Он посмотрел вверх: на вершине холмика стоял капитан, пристально вглядываясь вперед.

Его очертания были неясны и расплывчаты в этой песчаной буре, но видно было, что он отчаянно жестикулировал. Чехов пробивался сквозь песчаную дюну, стараясь скользить по гладким, острым крупицам. Он добрался до Террелла и остановился в изумлении.

Песчаная дюна словно щит укрывала небольшую лощину, открывавшую взору нечто вроде оазиса чистого воздуха в самом центре бури. В сотне метров впереди Чехов увидел полузанесенные песком развалины зданий.