Плащ душегуба - Крис Эллиот

– Да, и что? При чем тут эти клоуны, что наряжаются в птичьи перья и расхаживают, попивая пиво?

– Нападение акулы! – воскликнул мэр.

– Не скажи, – возразила Лиза. – Ряженые не просто устраивают ежегодный парад. У них существует древнее тайное общество, оно появилось в Англии, в Сассексе, много сотен лет назад. Само слово обозначает человека, который наряжается и участвует в пантомиме. Между прочим, уже у греков было слово «ряжа», ну или что-то похожее, что означало «маска». Использование масок и костюмов приобрело популярность в четырнадцатом веке. Кроме того, что они наряжаются, устраивают представления и парады, Ряженые также поклоняются языческим богам плодородия.

– Похоже, это и мои божества, если вы понимаете, что я имею в виду, – сказал мэр, делая выразительное движение бедрами.

– Но что все это значит? – спросил Калеб.

– Так ты признаешь, что тебе нужна моя помощь?

– Я признаю, что именно в данный момент твоя осведомленность может сэкономить мое время…

– Зашибись! – воскликнул Рузвельт. – Значит, эта лапочка останется в команде.

– Нет никакой команды! – взорвался Калеб.

Рузвельт сник и, казалось, готов был снова расплакаться:

– Нет команды?…

Лиза нахмурилась.

– Не знаю, что нам это даст, но ежегодный парад Ряженых проходил сегодня в центре. Предлагаю отправиться туда, попытаемся свести концы с концами.

Калеб попробовал запротестовать, но Лиза его опередила:

– Я нужна тебе в этом деле. Мой отец был Ряженым, так что я смогу кое-что подсказать.

Крыть было нечем, хотя такое положение ему не нравилось.

– А если убийца будет снова мудрить с прическами, тебе понадобится моя женская сообразительность.

– Ну да, а если дело осложнится, может, нам удастся увидеть ее без юбки! – прошептал Рузвельт на ухо Калебу.

– Ладно, пошли, – наконец сдался Калеб.

– Зашибись! – заорал сами-знаете-кто. – Эх, вместе весело шагать!

Неожиданно Лиза оживилась.

– Слушай, Калеб. Каждый год члены секретного общества Ряженых устраивают в Нью-Йорке свой съезд. Если наш убийца – из них, возможно, он все еще здесь. Но пробудет он в городе еще только день. Мы не можем терять время.

– Правильно, – сказал Рузвельт, осознав наконец весь ужас ситуации. – Так что пошли скорей в «Дельмоникос» и быстренько закончим нашу послеобеденную выпивку.

Свежеиспеченная команда сыщиков сумела провести некоторые изыскания. Конечно, они изрядно продвинулись в расшифровке улик, но в своем рвении следовать линии Ряженых не обратили внимания на один очевидный ключ, оставленный убийцей, – положение тела жертвы! Возникал вопрос: они просто пропустили его или же не смогли понять его смысла?

Да, Беззубую Старушку Салли оставили в стоячем положении, но ее поза! Одна нога согнута в колене и приподнята, руки разведены и согнуты в запястьях. Учитывая замысловатую прическу, скрученную душегубом из ее потрохов, а также белые ботинки, макияж, мини-юбку в горошек, позу и знак на щеке, картина становилась совершенно ясной. Впрочем, разумеется, не для человека девятнадцатого столетия. Очевидно было для меня в моем двадцать первом веке – убийца, несомненно, представил бедную Салли Дженкинс в образе танцовщицы зажигательного танца гоу-гоу конца 1960-х годов!

Неделю или две спустя мне пришло в голову, что в этом деле явно присутствовало нечто из ряда вон выходящее.

Глава 2

В которой ужасным образом обнаруживается ужасающее послание, расчетливо составленное для вызывания соответствующего ужаса

Мне срочно требовалось поделиться мыслями с кем-нибудь, кто обладал бы умом и сообразительностью. К сожалению, я не дружил ни с кем, кроме Венделла. Да и тот заглядывал в мою шикарную «Дакоту» только тогда, когда я обещал ему бутерброд с сыром.

– Венделл, мой афроамериканский друг, – сказал я. – Через неделю я, возможно, сумею раскрыть дело, которое оставалось нераскрытым больше сотни лет.

– Угадай, кого я встретил в лифте, – ответил он.

До Венделла обычно доходило не сразу. Я считал это результатом того, что он вкалывал сразу на двух работах: днем водил такси по Нью-Йорку, а по ночам жарил на трубе в парке аттракционов.

– Венделл, я толкую тебе о деле Веселого Крушителя. О том, которое, по твоим же словам, не было раскрыто. Мне кажется, я и в самом деле смогу в нем разобраться.

– Йоко Оно, – сказал он. – Стояла прямо рядом со мной. Попросила нажать восьмой, я сказал, что уже нажал. Тогда она велела мне посмотреть на потолок, где она написала «Да» крошечными буквами.

На меня это не произвело особого впечатления. Наши с Йоко апартаменты в «Дакоте» находятся рядом, и мы много раз обменивались любезностями в лифте. Вернее, я говорил любезности, в то время как она разглядывала меня, ища признаки старения или тяжелой болезни. Она сгорала от желания выжить меня из квартиры, мечтая пристроить ее к своей галерее, и надеялась, что либо я, либо мой договор аренды испустим дух.

– Венделл, слушай сюда. Посмотри на эти фотки с места преступления и скажи, видишь ли ты нечто необычное.

– Как ты думаешь, это Йоко предложила мешкизм[9] или все-таки Джон?

– Жертва… То, как она стоит, не кажется тебе странным?

– Лично я думаю, что нацепить на себя мешок – не самый плохой способ… – Его глаза остановились на фотографии. – А что, так и было задумано, чтобы ее кишки располагались на голове?

– Доел бы ты лучше свой бутерброд.

– Да не вопрос!

– Вот что я думаю, – начал я. – Такое впечатление, что убийца предвидел некоторые явления современной американской культуры. Либо он ухитрился разнюхать появление гоу-гоу за сто пятьдесят лет до того, как этот танец появился, либо он какой-то фокусник или предсказатель. Разумеется, обе эти версии – полный бред, что приводит меня к единственно возможному выводу…

Для пущего эффекта я выдержал театральную паузу.

Венделл сидел, невозмутимо жуя бутерброд.

– Гоу-гоу появился гораздо раньше, чем мы думаем! Ряженые, возможно, с самого своего появления практиковали его. Это мог быть один из тех языческих ритуалов, которые позже стали популярными обычаями, вроде пасхи или кентуккийского дерби.

Венделл отхлебнул виноградного сока, запив кусок бутерброда. Выглядел он задумчивым, и на секунду мне показалось, что он и впрямь сможет сказать мне что-то полезное.

– Никоим образом, – произнес он. – Никто не смог бы держать появление гоу-гоу в секрете сотню лет.

Его тупость была невыносима. Я попытался телепатически послать ему картинку, как я бью его по голове бейсбольной битой, но не мог избавиться от образа спаниеля, лакающего рутбир. Когда он покончил с бутербродом, я проводил его до двери и смог спокойно вернуться к своим заРЕАСЕям о расследовании.

В девятнадцатом веке, до рождения современных небоскребов, линия горизонта в Нью-Йорке была попроще. На фоне рассветного неба были заметны лишь Бруклинский мост, дом-«утюг», здание компании «Свиной жир и сухари Набиско» и знаменитая медная статуя Натана Бедфорда Форреста, основателя достопочтенного братства Ку-Клукс-Клан.

Девяностометровая[10] фигура в капюшоне была подарена Союзу побежденной Конфедерацией в 1865 году, в знак примирения и окончания Гражданской войны, и она стояла на острове Бедло у входа в порт Нью-Йорка уже более тридцати лет. Горящий крест, воздетый в правой руке Великого мага, служил гостеприимным маяком для миллионов иммигрантов, желавших припасть к щедрой американской груди. Это было первое, что бросалось им в глаза после долгого путешествия через суровую Атлантику. Школьники любили взбегать по 350 ступеням статуи к гигантскому капюшону основателя клана, выглядывать из его громадных глазниц, пока внизу их родители утирали слезы, читая «бегущую строку»:

А нам отдайте из глубин бездонныхсвоих изгоев, люд забитый свой,пошлите нам отверженных, бездомныхиз всех земель, но только не таковских,которые Испании южнееи, главное, восточнее России(ну разве что там уже обзавелись железными дорогами).[11]

К сожалению, эта достопримечательность впоследствии была уничтожена. Произошло сие вьюжной ночью зимы 1896 года, когда пьяный капитан цеппелина врезался своим дирижаблем прямо статуе в пах. Находившийся на борту груз – 500 галлонов марихуаны – вывалился в Гудзон, вызвав первую настоящую национальную экологическую катастрофу. Местные формы жизни – голуби, портовые крысы и угри – еще несколько десятилетий не могли избавиться от липкой нефтяной пленки. Спустя несколько лет здесь водрузили уродину Фредерика Бартольди и Гюстава Эйфеля, и безвкусная Леди Свобода по сей день остается предметом жарких споров среди ньюйоркцев.