Стихотворения - Гаврила Державин

Конец 1790 или начало 1791

Водопад[85]

Алмазна сыплется гораС высот четыремя скалами,[86]Жемчугу бездна и сребраКипит внизу, бьет вверх буграми;От брызгов синий холм стоит,Далече рев в лесу гремит.

Шумит, и средь густого бораТеряется в глуши потом;Луч чрез поток сверкает скоро;Под зыбким сводом древ, как сномПокрыты, волны тихо льются,Рекою млечною влекутся.

Седая пена по брегамЛежит буграми в дебрях темных;Стук слышен млатов по ветрам,[87]Визг пил и стон мехов подъемных:О водопад! в твоем жерлеВсе утопает в бездне, в мгле!

Ветрами ль сосны пораженный? —Ломаются в тебе в куски;Громами ль камни отторженны? —Стираются тобой в пески;Сковать ли воду льды дерзают? —Как пыль стеклянна ниспадают.

Волк рыщет вкруг тебя и, страхВ ничто вменяя, станови́тся;Огонь горит в его глазах,И шерсть на нем щетиной зрится;Рожденный на кровавый бой,Он воет, согласясь с тобой.

Лань и́дет робко, чуть ступает,Вняв вод твоих падущих рев,Рога на спину приклоняетИ быстро мчится меж дерев;Ее страшит вкруг шум, бурь свистИ хрупкий под ногами лист.

Ретивый конь[88], осанку гордуХраня, к тебе порой идет;Крутую гриву, жарку мордуПодняв, храпит, ушми прядет;И, подстрекаем быв, бодрится,Отважно в хлябь твою стремится.

Под наклоненным кедром вниз,При страшной сей красе природы,На утлом пне, который свисС утеса гор на яры воды,Я вижу — некий муж седой[89]Склонился на руку главой.

Копье и меч, и щит великой,Стена отечества всего,И шлем, обвитый повиликой,Лежат во мху у ног его.В броне блистая златордяной,Как вечер во заре румяной,[90]

Сидит — и, взор вперя к водам,В глубокой думе рассуждает:«Не жизнь ли человеков намСей водопад изображает?Он так же блеском струй своихПоит надменных, кротких, злых.

Не так ли с неба время льется,Кипит стремление страстей,Честь блещет, слава раздается,Мелькает счастье наших дней,Которых красоту и радостьМрачат печали, скорби, старость?

Не зрим ли всякой день гробов,Седин дряхлеющей вселенной?Не слышим ли в бою часовГлас смерти, двери скрып подземной?Не упадает ли в сей зевС престола царь и друг царев?

Падут, — и вождь непобедимый,В Сенате Цезарь средь похвал,[91]В тот миг, желал как диадимы,Закрыв лице плащом, упал;Исчезли замыслы, надежды,Сомкнулись алчны к трону вежды.

Падут, — и несравненный мужТоржеств несметных с колесницы,Пример великих в свете душ,Презревший прелесть багряницы.Пленивший Велизар[92] царейВ темнице пал, лишен очей.

Падут. — И не мечты прельщали,Когда меня, в цветущий век,Давно ли города встречали,Как в лаврах я, в оливах тек?[93]Давно ль? Но, ах! теперь во браниМои не мещут молний длани!

Ослабли силы, буря вдругКопье из рук моих схватила;[94]Хотя и бодр еще мой дух,Судьба побед меня лишила».Он рек — и тихим позабылся сном,Морфей покрыл его крылом.

Сошла октябрьска нощь на землю,На лоно мрачной тишины;Нигде я ничего не внемлю,Кроме ревущия волны,О камни с высоты дробимойИ снежною горою зримой.

Пустыня, взор насупя свой,Утесы и скалы́ дремали;Волнистой облака грядойТихонько мимо пробегали,Из коих трепетна, бледна,Проглядывала вниз луна.

Глядела и едва блистала,Пред старцем преклонив рога,Как бы с почтеньем познавалаВ нем своего того врага,Которого она страшилась,Кому вселенная дивилась.

Он спал — и чудотворный сонМечты ему являл геройски:Казалося ему, что онНепобедимы водит войски;Что вкруг его перун молчит,Его лишь мановенья зрит.

Что огнедышущи за перстомОграды вслед его идут;[95]Что в поле гладком, вкруг отверстом,По слову одному растутПолки его из скрытых станов,Как холмы в море из туманов.

Что только по траве росистойНочные знать его шаги;Что утром пыль, под твердью чистой,Уж поздо зрят его враги;Что остротой своих зеницБлюдет он их, как ястреб птиц.

Что, положа чертеж и меры,Как волхв невидимый, в шатре,Тем кажет он в долу химеры[96],Тем — в тиграх агнцев на горе,И вдруг решительным умомНа тысячи бросает гром.

Что орлю дерзость, гордость лунну,У черных и янтарных волн,Смирил[97] Колхиду златорунну[98],И белого царя уронРая́ вечерня пред границейОтмстил[99] победами сторицей.

Что, как румяной луч зари,Страну его покрыла слава;Чужие во́жди и цари,Своя владычица, держава,И все везде его почли,Триумфами превознесли.[100]

Что образ, имя и делаЦветут его средь разных глянцев;Что верх сребристого челаВ венце из молненных румянцевБлистает в будущих родах,Отсвечиваяся в сердцах.

Что зависть, от его сияньяСвой бледный потупляя взор,Среди безмолвного стенаньяПолзет и ищет токмо нор,Куда бы от него сокрыться,И что никто с ним не сравнится.

Он спит — и в сих мечтах веселыхВнимает завыванье псов,Рев ветров, скрып дерев дебелых,Стенанье филинов и сов,И вещих глас вдали животных,И тихий шорох вкруг бесплотных.

Он слышит: сокрушилась ель,Станица вранов встрепетала,Кремнистый холм дал страшну щель,Гора с богатствами упала;Грохочет эхо по горам,Как гром гремящий по громам.

Он зрит одету в ризы черныКрылату некую жену,Власы имевшу распущенны,Как смертну весть, или войну,С косой в руках, с трубой стоящу,И слышит он: «проснись!» гласящу.

На шлеме у нее орелСидел с перуном помраченным,В нем герб отечества он зрел;И, быв мечтой сей возбужденным,Вздохнул и, испустя слез дождь,Вещал: «Знать, умер некий вождь[101]!

Блажен, когда, стремясь за славой,Он пользу общую хранил,Был милосерд в войне кровавойИ самых жизнь врагов щадил:Благословен средь поздных вековДа будет друг сей человеков!

Благословенна похвалаНадгробная его да будет,Когда всяк жизнь его, делаПо пользам только помнить будет;Когда не блеск его прельщалИ славы ложной не искал!

О! слава, слава в свете сильных!Ты точно есть сей водопад.Он вод стремлением обильныхИ шумом льющихся прохладВеликолепен, светл, прекрасен,Чудесен, силен, громок, ясен;

Дивиться вкруг себя людейВсегда толпами собирает;Но если он водой своейУдобно всех не напояет,Коль рвет брега и в быстрота́хЕго нет выгод смертным, — ах!

Не лучше ль менее известным,А более полезным быть;Подобясь ручейкам прелестным,Поля, луга, сады кропить,И тихим вдалеке журчаньемПотомство привлекать с вниманьем?

Пусть на обросший дерном, холмПриидет путник и воссядетИ, наклонясь своим челомНа подписанье гроба, скажет:«Не только славный лишь войной,Здесь скрыт великий муж душой».

О! будь бессмертен, витязь бранный,Когда ты весь соблюл свой долг!» —Вещал сединой муж венчанныйИ, в небеса воззрев, умолк.Умолк, — и глас его промчался,Глас мудрый всюду раздавался.

Но кто там и́дет по холмам,Глядясь, как месяц, в воды черны?Чья тень спешит по облакамВ воздушные жилища горны?На темном взоре и челеСидит глубока дума в мгле!

Какой чудесный дух крыламиОт севера парит на юг?Ветр медлен, течь его стезями,Обозревает царствы вдруг;Шумит, и как звезда блистает,И искры в след свой рассыпает.

Чей труп, как на распутьи мгла,Лежит на темном лоне нощи?Простое рубище чресла,Две лепта[102] покрывают очи,Прижаты к хладной груди персты,Уста безмолвствуют отверсты!

Чей одр — земля; кров — воздух, синь;[103]Чертоги — вкруг пустынны виды?Не ты ли счастья, славы сын,Великолепный князь Тавриды[104]?Не ты ли с высоты честейНезапно пал среди степей?

Не ты ль наперсником близ тронаУ северной Минервы[105] был;Во храме муз друг Аполлона;На поле Марса во́ждем слыл;Решитель дум в войне и мире,Могущ — хотя и не в порфире?

Не ты ль, который взвесить смелМощь росса, дух ЕкатериныИ, опершись на них, хотелВознесть твой гром на те стремнины,На коих древний Рим[106] стоялИ всей вселенной колебал?

Не ты ль, который орды сильныСоседей хищных истребил,[107]Пространны области пустынныВо грады, в нивы обратил,Покрыл понт Черный кораблями,Потряс среду земли громами?

Не ты ль, который знал избратьДостойный подвиг росской силе,Стихии самые попратьВ Очакове и в Измаиле,И твердой дерзостью такойБыть дивом храбрости самой?

Се ты, отважнейший из смертных!Парящий замыслами ум!Не шел ты средь путей известных,Но проложил их сам — и шумОставил по себе в потомки;Се ты, о чудный вождь Потемкин!

Се ты, которому вратаТоржественные[108] созидали;Искусство, разум, красотаНедавно лавр и мирт сплетали;Забавы, роскошь вкруг цвели,И счастье с славой следом шли.

Се ты, небесного плод дараКому едва я посвятил,В созвучность громкого ПиндараМою настроить лиру мнил,Воспел победу Измаила,Воспел, но смерть тебя скосила!

Увы! и хоров сладкий звукМоих в стенанье превратился;Свалилась лира с слабых рук,И я там в слезы погрузился,Где бездна разноцветных звездЧертог являли райских мест.[109]

Увы! и громы онемели,Ревущие тебя вокруг;Полки твои осиротели,Наполнили рыданьем слух;И все, что близ тебя блистало,Уныло и печально стало.

Потух лавровый твой венок,[110]Гранена булава[111] упала,Меч в полножны войти чуть мог,[112]Екатерина возрыдала!Полсвета потряслось за нейНезапной смертию твоей!

Оливы свежи и зеленыПринес и бросил Мир из рук;Родства и дружбы вопли, стоныИ муз ахейских жалкий звукВокруг Перикла раздается[113]:Марон по Меценате рвется,[114]

Который почестей в лучах,Как некий царь, как бы на троне,На сребро-розовых конях,На златозарном фаэтоне,Во сонме всадников блисталИ в смертный черный одр упал!

Где слава? Где великолепье?Где ты, о сильный человек?Мафусаила долголетье[115]Лишь было б сон, лишь тень наш век;Вся наша жизнь не что иное,Как лишь мечтание пустое.

Иль нет! — тяжелый некий шар,На нежном волоске висящий,В который бурь, громов ударИ молнии небес ярящиОтвсюду беспрестанно бьютИ, ах! зефиры легки рвут.

Единый час, одно мгновеньеУдобны царствы поразить,Одно стихиев дуновеньеГигантов в прах преобразить:Их ищут места — и не знают:В пыли героев попирают!

Героев? — Нет! — но их делаИз мрака и веков блистают;Нетленна память, похвалаИ из развалин вылетают;Как холмы, гробы их цветут;Напишется Потемкин труд.

Театр его был край Эвксина;Сердца обязанные — храм;Рука с венцом — Екатерина;Гремяща слава — фимиам;Жизнь — жертвенник торжеств и крови,Гробница — ужаса, любови.

Когда багровая лунаСквозь мглу блистает темной нощи,Дуная мрачная волнаСверкает кровью и сквозь рощиВкруг Измаила ветр шумит,И слышен стон, — что турок мнит?

Дрожит, — и во очах сокрытыхЕще ему штыки блестят,Где сорок тысяч вдруг убитыхВкруг гроба Вейсмана лежат.[116]Мечтаются ему их тениИ росс в крови их по колени!

Дрожит — и обращает взглядОн робко на окрестны виды;Столпы на небесах горятПо суше, по морям Тавриды![117]И мнит, в Очакове что вновьТечет его и мерзнет кровь.

Но в ясный день, средь светлой влаги,Как ходят рыбы в небесахИ вьются полосаты флаги,Наш флот на вздутых парусахВдали белеет на лиманах, —Какое чувство в россиянах?

Восторг, восторг они, — а страхИ ужас турки ощущают;Им мох и терны во очах,Нам лавр и розы расцветаютНа мавзолеях у вождей,Властителей земель, морей.

Под древом, при заре вечернейЗадумчиво Любовь сидит,От цитры ветерок весеннейЕе повсюду голос мчит;Перлова грудь ее вздыхает,Геройский образ оживляет.[118]

Поутру солнечным лучомКак монумент златый зажжется,Лежат объяты серны сномИ пар вокруг холмов виется,Пришедши, старец надпись зрит:«Здесь труп Потемкина сокрыт!»

Алцибиадов прах[119]! И смеетЧервь ползать вкруг его главы?Взять шлем Ахиллов не робеет,Нашедши в поле, Фирс[120]? Увы!И плоть и труд коль истлевает,Что ж нашу славу составляет?

Лишь истина дает венцыЗаслугам, кои не увянут;Лишь истину поют певцы,Которых вечно не престанутГреметь перуны сладких лир;Лишь праведника свят кумир.

Услышьте ж, водопады мира!О славой шумные главы!Ваш светел меч, цветна порфира,Коль правду возлюбили вы,Когда имели только мету,Чтоб счастие доставить свету.

Шуми, шуми, о водопад!Касаяся странам воздушным,Увеселяй и слух и взглядТвоим стремленьем, светлым, звучнымИ в поздной памяти людейЖиви лишь красотой твоей!

Живи! и тучи пробегалиЧтоб редко по водам твоим,В умах тебя не затмевалиРазжженный гром и черный дым;Чтоб был вблизи, вдали любезенТы всем; сколь дивен, столь полезен.

И ты, о водопадов мать!Река, на Севере гремяща,О Суна[121]! коль с высот блистатьТы можешь — и, от зарь горяща,Кипишь и сеешься дождемСафирным, пурпурным огнем, —

То тихое твое теченье,Где ты сама себе равна,Мила, быстра и не в стремленье,И в глубине твоей ясна,Важна без пены, без порыву,Полна, вели́ка без разливу,

И без примеса чуждых водПоя златые в нивах бреги,Великолепный свой ты ходВливаешь в светлый сонм Онеги —Какое зрелище очам!Ты тут подобна небесам.

1791–1794