Сад Вия - Наталья Способина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Едят, – задумчиво продолжил Жаров, вызвав смешки в классе.
– Сочетают, Евгений. Сочетают.
Виктор Петрович взмахнул рукой, и позади них со скрипом распахнулись дверцы шкафа. Тринадцать учебников взмыли в воздух и, разлетевшись по классу, медленно опустились перед учениками.
«Теория волшебства» было выбито золотистыми буквами на коричневой обложке, а под названием красовался рисунок: наполовину скрученный свиток и чернильница с пером. Автора учебника звали Вениамин Золотарев.
– Поди какой-нибудь прадедушка нашей Золотаревой, – подал голос Жаров, и Ева хмыкнула, вспомнив их с Женькой общую одноклассницу из старой школы, которая обожала самоутверждаться за счет других.
Виктор Петрович оказался интересным лектором и немного злопамятным, поэтому Валере пришлось несколько раз отдуваться за свое всезнайство. Его даже вызвали к доске ассистентом при демонстрации превращения предметов в птичку. Опыт был призван показать, что бумага превращается гораздо легче, чем дерево, а дерево – намного легче, чем металл. И летают наколдованные предметы, соответственно, тоже по-разному. Валера, к удивлению Евы, не стал выпендриваться и поднимать в воздух металлическую птичку, которая, по задумке преподавателя, не должна была взлететь. Но Ева-то знала, что Валера мог поднять даже себя. А уж он-то был гораздо тяжелее небольшого куска металла.
Поскольку большинство из них уже были знакомы по летней школе, на перемене началась ничего не значащая болтовня о том, кто как провел лето. Женька с Валеркой вышли из класса, а Лика что-то рисовала в тетради, не горя желанием общаться с остальными девчонками, поэтому Ева поддерживала разговор в одиночку.
– Слушайте, Голосов такой зануда, – безо всякого перехода заявила присевшая за свободную парту Кристина.
Поскольку Лика сделала вид, что не заметила наезда, впрягаться за Валеру пришлось Еве.
– Он не зануда. Он просто много знает о волшебстве.
– Ты серьезно? – Кристина, явно ожидавшая поддержки, посмотрела на Еву с разочарованием.
– Да. Он мой друг, и меня совсем не раздражают его замечания.
– Лик, а тебя? – не унималась Кристина.
– Представь, нет, – не отрываясь от рисования, отозвалась Лика.
Кристина молча встала и пересела за свою парту. Света с Настей перебрались за ней.
– У-у-у, прямо как у меня в школе, – подытожила Ева. – Только изгоями мы стали командой.
– Вот уж без разницы, – дернула плечом Лика, и Ева заглянула в ее тетрадь.
На полях был нарисован черный ворон, и Ликина ручка зависла над листом, чуть ниже птицы, будто не решаясь дорисовать человека, на чьем плече она сидит.
– Скучаешь? – осторожно спросила Ева.
– Злюсь, – неожиданно ответила Лика, не став делать вид, что не понимает, о ком речь.
– Вы расписание видели? – хмуро уточнил вернувшийся в класс Жаров и положил на парту перед Евой тетрадный листок.
Женькин корявый почерк Ева узнала бы из тысячи.
– Алгебра? Геометрия? История?
– И явно не Тридевятого царства, – заметил занявший свое место Валера.
– Это на случай, если мы решим отсюда свалить. Чтобы мы могли хоть куда-то поступить, – резонно предположила Лика.
– Да ты что? – искренне удивился Валера. – Совсем не поэтому. Нас же будут учить внедрять волшебство в обычную жизнь.
Ева с Ликой синхронно стукнулись лбами о парту.
– Ненавижу математику, – пробормотала Ева.
– Громова, а как ты без нее собиралась артефакты реставрировать? Там вообще-то расчеты нужны, – подал голос Жаров и оказался прав, о чем на следующем же уроке им сообщила почтенного возраста преподавательница алгебры и геометрии.
В итоге к концу учебного дня Ева чувствовала, что немного потеряла связь с реальностью, потому что школа при РАВ оказалась совершенно обычной школой с обычными предметами, за исключением нескольких специальных вроде теории волшебства или волшебной истории, которая стояла в расписании на следующий день. Но при всем этом учебники перемещались по воздуху, мел писал на доске сам по себе, в то время как учитель не отходил от стола, и еще здесь не было звонков, и это оказалось самым сложным, потому что создавалось впечатление, что они все просто посещают факультативные занятия.
В столовой, против ожидания, в течение дня было немноголюдно. Наверное, потому что под завтраки, обеды и ужины в расписаниях выделялись промежутки в полтора-два часа, и учащиеся в итоге приходили небольшими группами. Еще оказалось, что многие студенты разъезжаются после учебы по домам. Это было и понятно: путешествие по ВД занимало мало времени. Другое дело, что не всем такой способ перемещения подходил.
Когда друзья пришли наконец ужинать, в столовой было человек пятнадцать, в том числе двое учителей, но, поскольку все были рассредоточены по разным местам, можно было говорить совершенно спокойно, не рискуя быть услышанным.
– Как-то я себе это немного не так представляла, – пожаловалась Ева, подцепив вилкой помидор из салата.
– Ну это же обычное школьное обучение с уклоном в волшебство. Как в волшебном классе, – заметил Валера, которого, кажется, ничего не смутило.
– Я не только об этом. Здесь как будто… – Ева замолчала, не зная, как объяснить понятно.
– Как будто волшебство ненастоящее, – неожиданно сказала Лика.
– Тебе тоже так кажется? – оживилась Ева.
– Может, это из-за того, что мы в Тридевятом царстве побывали? – понизила голос Лика. – Шар Виктора Петровича даже отдаленно не был похож на те, которыми Никита змея отвлекал.
– Потому что там не было материи, Лик, – сказал Валера. – Там было чистое волшебство. Как и во всем, что делал Никита.
– Но получается, это волшебство отличается от того?
– А как вы думаете, почему шапка-невидимка моего дяди – первый удачный опыт за столько лет? – неожиданно подал голос Женька.
– Почему? – заинтересовался Валера.
– Потому что он первый, кому удалось каким-то образом связать материю и волшебство так же, как это сделали создатели первых артефактов.
Они, не сговариваясь, уставились на скатерть-самобранку, которая сохранилась одна-единственная во всем мире.
– А как ему это удалось? – шепотом спросил Валера, склонившись к столу.
– Я пытаюсь это понять, – ответил Женька. – Пока только понял, что волшебство тоже бывает разным. Истинным, как у Никиты, или же вот таким, как у Виктора Петровича.
Впавший в задумчивость Жаров выглядел очень взрослым.
– Получается, и волшебники разные? – ни к кому не обращаясь, спросила Ева.
И Женька кивнул:
– Получается, что так.
Глава 4. Новые тайны
К концу второй недели Ева немного привыкла к школе.
Каждое утро ровно в семь часов на улице раздавался крик Петушка – Золотого гребешка, который было слышно отовсюду. Лика пробовала закрывать на ночь окно, но добилась лишь того, что они промучились всю ночь в духоте, а утром ровно в семь подскочили на своих кроватях от звонкого кукареканья. Летом на фоне новизны впечатлений от пребывания в волшебной школе вставалось легче. Сейчас учеба превратилась в рутину, и отдирать себя от постели приходилось с трудом. Учебный процесс тоже перестал радовать довольно быстро: некоторые занятия оказались весьма скучными, а некоторые – довольно сложными. И все это сопровождалось кучей домашки и строгим, действительно строгим, распорядком дня.
В десять вечера свет выключался. Весь. Полностью. К счастью, под их окнами горел фонарь, рассеивавший тьму, но все равно первые вечера им было неуютно. Хотелось по привычке, как летом, поболтать с мальчишками, однако в течение учебного года девочки и мальчики жили в разных крыльях здания, и перемещаться между ними после отбоя, разумеется, было запрещено. За нарушение грозили отчислением, и вроде как бывали даже реальные случаи. Впрочем, насколько эти слухи соответствовали действительности, Ева не знала, потому что общалась преимущественно со своими друзьями.
Так вышло, что и в новой школе класс разбился на группки по интересам. Девочки в их классе не то чтобы не принимали Лику и Еву в свою компанию, но общались весьма прохладно. У Насти как-то на перемене проскользнула фраза: «Ев, ты-то нормальная, но с Видовой общаться лишний раз никакого желания не возникает».
Ева окинула тогда взглядом хмурую Лику, читавшую параграф по физике, и в общем-то не могла не согласиться. С Ликой было сложно. Та огрызалась, порой злилась на ровном месте, и у нее было довольно язвительное чувство юмора, но, если бы
