Ночь всех святых - Антон Леонтьев

Молодой человек не оставил идею завладеть сокровищами. Не всеми – зачем ему груды золота и бриллиантов? – а хотя бы частью. Ему бы вполне хватило на развеселую жизнь где-нибудь в Южной Америке!

Сокровища еще не были найдены, поскольку никаких слухов о том, что американские солдаты отыскали вход в штольню, не появилось. Хельга была разговорчивой особой, особенно после соития, поэтому Гансу приходилось упорно трудиться на сеновале, чтобы выудить из девицы всю известную ей информацию. Говорить о поезде с сокровищами он ей не решался, потому что знал: доверять можно только одному человеку – самому себе.

Ганс ждал подходящего момента, чтобы смыться. Потому что поставил перед собой чрезвычайно важную задачу – поиски нацистских сокровищ. И чем дольше он сидел в сарае за мельницей, тем меньше у него становилось шансов на успех. Ведь вход в штольню могли отыскать и союзники. Или кто-то из солдат, как и он сам, принимавших участие в тайной операции под командованием Гиммлера, мог вернуться в пещеру Али-Бабы.

По радио сообщили, что покончил с собой рейхсфюрер Гиммлер – он пытался притвориться обычным солдатом и бежать, однако трюк у него не прошел. Данная весть дошла и до Ганса и весьма взволновала его. Еще бы, ведь ушел в мир иной человек, который, собственно, был мозговым центром нацистского рейха. И тот самый человек, что знал о сокровищах, спрятанных в соляной штольне.

И тут вдруг, заявившись в очередной раз, Хельга сообщила, что она, дескать, беременна! А у него хватило ума поинтересоваться, уверена ли подружка, что именно он – отец ребенка (девица-то была не промах и как-то сама проговорилась, что встречалась с американскими солдатами, в том числе даже и с негром). Хельга, особа весьма импульсивная, начала рыдать, одновременно кроя Ганса ужасными ругательствами.

Не выдержав, парень закатил ей затрещину, но тотчас пожалел об этом, бросился к девушке с извинениями. Но та уже схватила вилы и наставила их на любовника.

– Меня никогда ни папочка, ни братья пальцем не тронули! – заявила она. – Ну, придется тебе за это сполна расплатиться!

И еще до того, как Ганс успел удержать ее, девица выскочила из сарая. Громыхнул засов. Молодой человек толкнул дверь – безрезультатно. Нахалка заперла его! Ганс в который раз принялся метаться по сараю, ища лазейку, но выбраться оттуда не представлялось возможным. Тогда он попытался снести дверь с петель, но только бок себе отбил.

Послышались низкие мужские голоса – сквозь щели в створке Ганс увидел, что к сараю шествуют все пятеро братцев Хельги под предводительством своего отца. В руках у них были косы, топоры и ножи.

Ганс побледнел и схватил подвернувшееся под руку поломанное колесо от телеги. Именно в таком нелепом положении его и застали бородатые злодеи. Хельга же, изображавшая из себя жертву, ревела как белуга, тыкала в Ганса пальцем и твердила, что он лишил ее чести, применив к ней силу.

Братцы ринулись на Ганса, и юноша решил уже, что настал его последний час, но тут Хельга произнесла с надрывом:

– Есть только один выход из ситуации – пусть он меня в жены возьмет!

Священник обвенчал их тем же вечером. Ганс все никак не мог прийти в себя после случившегося: то жил в сарае и вот переехал в богатый дом. И не в качестве жалкого любовника, а на правах законного супруга.

В первую брачную ночь Хельга сразу растолковала Гансу правила игры:

– Будешь на меня поднимать руку – позову братьев вместе с папой! Будешь на других засматриваться – позову братьев вместе с папой! Будешь мне перечить – позову братьев вместе с папой!

Потянулись унылые дни семейной жизни. Если секс в сарае когда-то забавлял Ганса и щекотал ему нервы, то роль мужа Хельги была подобна каторжным работам. Девица помыкала и братьями, и отцом, и те были готовы исполнить ее любое, пусть и самое сумасбродное, желание.

Прошло несколько месяцев. Ганс изображал из себя покорного мужа, радуясь, что Хельга на сносях, и супружеские обязанности ему приходилось выполнять все реже и реже: в постели жена походила на дрессировщицу, не прощающую малейшего промаха.

Ганс по-прежнему не терял надежды покинуть свою опостылевшую супругу и отправиться на поиски сокровищ, но не знал, как это сделать. Его всюду сопровождали братцы жены или их угрюмый отец. Стоило ему выйти на улицу, как следовал резкий окрик. С ним обращались как с собакой! А сокровища и счастливая жизнь в Южной Америке все манили и манили его…

Наконец пришло время родов. Даже обычно невозмутимый мельник был сам не свой. Послали в соседний городок за врачом и повитухой. Ганс, сидя в соседней комнате, слышал крики жены и уныло думал о том, что, по всей видимости, никуда ему отсюда не убежать. И что суждено ему до скончания века сидеть в этой дыре, в непосредственной близости от несметных сокровищ, а в итоге так и не суметь ими воспользоваться.

Дверь спальни, где мучилась роженица, вдруг распахнулась, и оттуда вывалился трясущийся, с совершенно белым лицом мельник. Пятеро братьев взглянули на Ганса. Делать было нечего. Он понуро поплелся к супруге, разрешившейся наконец от бремени.

Та возлежала на старинной кровати, около нее суетилась повитуха, а доктор держал в руках нечто пищащее, завернутое в кружевные пеленки.

– Поздравляю, милейший, с сыном! – произнес доктор несколько странным тоном.

Ганс даже не изъявил желания взглянуть на ребенка. Зато этого захотела Хельга. Она властно протянула руки по направлению к своему малышу.

– Позовите всех! – заявила она.

Повитуха и доктор переглянулись. Последний, кашлянув, начал было:

– Не советую вам…

Но спорить с Хельгой было бесполезно, это Ганс уже давно понял. Появились дрожавшие, похожие на нашкодивших школьников пятеро братьев и мельник. Хельга зыркнула на повитуху, и та подала ей завернутого в кружева новорожденного.

Хельга подозвала к себе Ганса, и тот приблизился к жене. Тут из-под кружевных пеленок показалась крошечная ручка – ручка его сына… Ганс вздрогнул: ручка была странного цвета! И ему тотчас вспомнились события в соляной штольне, особенно бочонок, набитый мертвыми младенцами.

Один из братьев тем временем притащил большой фотоаппарат на треножнике, желая увековечить сие памятное событие. Бородачи сгруппировались вокруг кровати, Гансу было велено примоститься около Хельги. Та наконец откинула пеленки, скрывавшие личико новорожденного, и скомандовала:

– Ну, давайте, делайте фото!

Ганс уставился на своего сына, а затем заорал и в ужасе попятился. Потому что на мгновение ему показалось, что в руках Хельга держит чертенка. И только присмотревшись, он понял, что никакой это не чертенок, а обыкновенный ребенок, только… шоколадного цвета и с курчавыми черными волосиками.

Папаша-мельник грохнулся в обморок, а Ганс вдруг припомнил американского солдата-негра, с которым его супруга подозрительно часто танцевала в клубе. Вот и результат тех танцулек!

– Я же говорил, что ребенок не мой, – твердо произнес Ганс и направился к двери.

Хельга велела братьям помешать супругу скрыться, но те, словно завороженные, уставились на своего темнокожего племянника.

В этот момент дверь спальни распахнулась, и на пороге возник тот самый американский солдат, отец малыша. Лопоча что-то по-английски, он бросился к кровати с явным желанием прижать к груди свое чадо.

Вот тут-то все и началось! Папаша-мельник к тому времени уже пришел в себя, очнулись и пятеро сыновей. Мужчины все вместе набросились на несчастного солдата.

Воспользовавшись возникшей неразберихой, Ганс спокойно вышел из дома – никто и не думал его задерживать. Вслед за ним выкатились доктор с повитухой. Заметив, что медики грузятся в автомобильчик, Ганс попросил их подкинуть его до ближайшего городка, и уже минуту спустя они неслись прочь, оставив позади сладострастную Хельгу, ее бородатых родственников и темнокожего отпрыска американского солдата.

Денег у Ганса не было вовсе, однако молодой человек тешил себя надеждой, что вскоре все изменится: он готовился стать миллионером! Можно было бы рвануть на север, к родителям, однако его удерживала мысль о том, что рядом находится пещера, забитая сокровищами, о чем, похоже, никто не догадывался.

Поэтому Ганс принял решение остаться. Вряд ли Хельга и ее родственнички, заметив его бегство, додумаются, что он находится где-то под боком. Ганс знал, что ему понадобятся кое-какие инструменты, а также время, чтобы отыскать вход в соляную штольню. И был готов потратить и десять лет жизни на то, чтобы отыскать сокровища!

Промышлять преступлениями он, конечно, не рискнул, а решил наняться батраком на подворье какого-нибудь богатого крестьянина или в качестве грузчика в лавку. Поэтому прямо на следующий день отправился в магазинчик скобяных товаров, располагавшийся на Рыночной площади.

На улице, заметив, что прохожие как-то странно косятся на него, Ганс потер лицо и осмотрел свою одежду – нет, вроде бы, ни сажи, ни грязи. Подойдя к лавке, он увидел двух кумушек, рассматривавших какую-то листовку на стене. Кумушки обернулись и ахнули. Ганс тоже ахнул. Потому что с листовки на него смотрело его собственное лицо. Молодой человек приблизился и прочитал объявление – его обвиняли в убийстве американского солдата, что подтверждали семь свидетелей, каковыми являлись Хельга, ее папаша и пятеро братьев.