Росток Имболка - Мария Фомальгаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сознание цепляется за знакомое слово, держится за него мертвой хваткой.
Привал.
Ужин.
Тоже правильное слово. У-жин. Хотя нет, не совсем правильное, ужин бывает вечером, а здесь нет утра, вечера, дня…
А нет. Ужин бывает перед тем, как лечь спать.
Значит, все-таки у-жин.
Едим. Еда здесь горчит, ну, к этому я уже привык, что еда горчит, такая скотина человек, ко всему привыкает. Ингерд втолковывает мне что-то, ловлю незнакомые слова – сумма обратных величин, замкнутая кривая Жордана… хочу спросить – обратные величины это отрицательные числа, что ли – не спрашиваю. Понимаю, что после такого Ингерд точно отправит меня куда подальше, не посмотрит, что сюда еле добрались, а отсюда в одиночку идти так и вовсе нереально…
Засыпаю.
Если здесь можно сказать – засыпаю, если эту тяжелую дремоту, наполненную воспоминаниями, можно назвать сном.
– Э-э-э… здрассьте.
Смуглый парень смотрит на меня настороженно:
– Привет и ты, коли не шутишь.
– А я… по объявлению.
– Физмат кончал?
– Ну…
– Диплом давай.
Меня передергивает, это что-то новенькое. Хотя что новенькое, сказано же было в объявлении – с собой паспорт, диплом, снилс, и-эн-эн, и всё такое…
Смуглый парень недоверчиво крутит мой диплом, зачем-то пробует на зуб.
– Где купил?
– Да ну тебя, сам бы посидел, поучил ночами…
Сжимается сердце, только бы не просек, где я купил диплом…
– И сидел, и учил… – парень вскидывает голову – третий закон Ньютона?
Земля уходит из-под ног, сознание хватается за отдельные слова, не удерживается, падает.
– Э-э-э… сила действия… противодействия…
– Ага, чего-то помним, слышим звон, да не знаем, где он… сформулировать-то сможем?
– Не…
– Ладно, что с тобой поделаешь…
Оглядываю неприметную комнатенку:
– А… начальник скоро будет?
Парень фыркает:
– А я, по-твоему, кто?
…вздрагиваю.
Хочется сказать – просыпаюсь.
Только это будет неправильно. Это выныривание из тяжкой дремоты нельзя назвать пробуждением.
Ингерд приподнимается на постели, смотрит на меня с ненавистью:
– Спи, давай, завтра опять не встанешь…
– А сам чего не спишь?
– А ты чего?
– А ты?
Ингерд хочет ответить, не отвечает, смотрит в темноту…
Здесь хочется сказать – ночи.
И не говорится.
Нет никакой ночи.
И темноты нет.
Вертится на языке – туман.
И это тоже будет неправдой.
Тумана здесь тоже нет.
Ингерд встаёт, уходит по холмам…
(…и холмов здесь тоже нет…)
…в сторону проблесков на горизонте.
(…хотя горизонта здесь тоже нет…)
Кричу ему вслед:
– Мне с тобой, или…
– …здесь оставайся.
Здесь есть хотя бы здесь. Пока есть. Хотя здесь всё меняется очень быстро, вы у Ингерда спросите, он вам скажет про равенство двух элементов кольца периодов, и про проблему континуума, и много ещё про что.
Хочется сказать – сны.
…нет, это не сны, это другое. Здесь не бывает снов.
Воспоминания…
…тоже как-то не то.
…Смотрю на страницу газеты, спрашиваю сам себя – что я только что видел.
А ведь видел.
А ведь секунду назад страница была другой, совершенно другой, это я точно помню. Какой другой – не помню, но – другой.
Вспомнить бы еще – какой именно.
Нет, не вспоминается, память отказывает мне, да и была ли она вообще, эта память, не было, не было ничего, быть такого не может, чтобы на странице газеты было то, чего там не было.
Встаю со скамейки…
…стоп, с какой скамейки, нет здесь никакой скамейки, пустой тротуар, откуда здесь скамейке взяться. Да отродясь здесь скамеек не было. А ведь секунду назад сидел я на чем-то, сидел ведь, читал газету…
В который раз думаю, что пора уже отмечать такие моменты, когда мне кажется, что вот только что было что-то, а уже нет.
В который раз думаю, что в который раз забуду.
Иду в сторону отеля Парадиз…
…стоп-стоп-стоп, какой, к чёрту, отель Парадиз, нет здесь никакого отеля Парадиз, и не было никогда. Во всю стену фотография Регдина, какие-то набившие оскомину громкие слова, мы любим Регдина, и всё такое.
…с размаху налетаю на кого-то, ай, ах, девчонка, сбитая мной, чуть не валится на троутар, сейчас начнется, а-а-а-а, куда прёшь…
Не начинается.
Смотрю на неё, понимаю – она тоже видела. Что-то…
Она шепчет мне в ухо чуть слышно:
– Отель Парадиз.
Киваю. Шепчу одними губами:
– Отель Парадиз.
Переглядываемся, понимаем друг друга. Кто-то косится на нас, не нравится мне этот кто-то, – обнимаемся с незнакомкой, хочу чмокнуть её в губы, она шепчет еле слышно, ой, не надо, у меня парень есть…
Больше я её не видел.
Вот это я хорошо помню – больше я её не видел…
Воспоминания.
Если это можно назвать воспоминаниями.
Нельзя.
Нельзя.
Здесь приходит что-то другое…
…что-то…
– Вставай.
– А?
– Вставай, говорю.
Это Ингерд.
Хочется сказать – встаю, только это будет неправильно. Здесь нельзя вставать, здесь можно только выбраться из переплетения координат, прямых, кривых, синусов, косинусов, арктангенсов, что такое, не знаю, вы у Ингерда спросите, он скажет, он знает, и про риманово пространство знает, и про неримановы пространства, видно, важный человек был этот Риман, если ему целое пространство отвели…
Итак, выбираюсь из хитросплетения линий, иду за Ингердом.
(Хочется сказать – иду, и это будет неправильно)
Тут надо быть осторожным, чтобы не провалиться куда-нибудь в никуда, в непериодические десятичные дроби. Но и не слишком осторожничать, а то просечет Ингерд, что помощник его в математике дальше дважды двух – четыре не сечёт…
Ингерд оборачивается ко мне, глаза стеклянные. Это я уже знаю, когда у Ингерда глаза стеклянные, значит, смотрит куда-то в глубину мира тонких чисел, выискивает интегралы, высматривает обходные пути до каких-то неведомых асимптот.
Здесь хочется сказать – вспоминаю, только это будет неправильно.
Это не воспоминания.
Это другое.
Требуются специалисты со знанием высшей математики. Обращаться – Новослободская, 19, отель Парадиз, офис 23.
Читаю – хочу заорать, что нет на Новослободской никакого отеля Парадиз, и не было никогда.
Не ору.
Начинаю понимать.
Набираю номер.
Гудки.
– Слушаю.
– Э-э-э… я по объявлению…
– А там что сверкает?
Здесь хочется сказать – сверкает, только это будет неправильно. Здесь не сверкает, здесь другое что-то…
Тем не менее, говорю:
– А там что сверкает?
Тут же мысленно даю себе подзатыльника, на кой черт сказал, вот теперь всё понятно со мной будет, что по математике выше тройки не было, сидит училка, руками разводит, Саламахин, я тебя как оценивать должна, у тебя в полугодии двойка выйдет, я что делать должна… помню, домой идти боялся, думал, батя меня убьет, я еще не знал, что батю самого убили…
А ведь ляпнул же я:
– А там что сверкает?
Ингерд оборачивается:
– Где?
– Да вот же…
Ингерд прищуривается, глаза стеклянные:
– Не вижу…
– Да вы нормально смотрите, а не в бесконечность.
– Точно, я и забыл… где, говоришь? Слушай… ну, башка у тебя работает…
Начинаю догадываться:
– Это… оно и есть?
Ну а то… слушай, ну ты вообще молодчина… необратимость хода времени… Ну, конечно же!
Ничего не понимаю. Спешу за Ингердом, черт, даже не спросил, что мне делать, за ним идти или стоять здесь…
Начинаю понимать, что что-то не так…
…да, вот это слово здесь подходит – что-то не так.
Присматриваюсь, еще бы понять, что именно не так, да здесь все не так с точки зрения нормального человека, но теперь как-то особенно – не так.
А вот оно что…
– А ты заметил, мы идем, а оно ближе не становится?
Ингерд подскакивает:
– Ты… ты здесь?
– А что…
– Блин, я ком-му сказал, на месте стоять? Оборудование на хрен не надо, пусть пропадает, так?
Отступаю назад, всё-таки говорю:
– Там… мы к нему идем, а оно не приближается.
– Так и должно быть, что… от чёр-р-р-т…
Ингерд бормочет что-то, узнаю полузнакомое слово – асимптота.
Вспоминаю:
– Это… это значит, её нельзя пересечь.
– Верно, не доберемся мы до него ни хрена… Не выйдет номер… ладно, давай к лагерю…
Поворачиваюсь к лагерю, понимаю, что возвращаться некуда, лагеря нет. Что-то тёмное доедает ноутбук, давится моим свитером.
Жду нагоняя от Ингерда, не дожидаюсь, Ингерд идет куда-то по краю воронки, закрученной на саму себя немыслимой петлей Мёбиуса. Хоть это я помню – петля Мёбиуса, рисунок ещё был, там муравьи по ленте бегали…
Воспоминания…
(…нет, не воспоминания, тут что-то другое…)
– Ну что… – парень смотрит на меня, постукивает по столу пальцами, – что Регдин сделал, догадываешься?
