Повелители камней - Патриция Маллен

— Наименование его Меча несколько задержалось.

— Это не его вина, сэр. Телерхайд был так занят всю весну с городскими лордами. Ньял — хороший мальчик, из него выйдет прекрасный лорд.

Чародей с любопытством посмотрел на слугу, но промолчал. Тим тоже неловко помалкивал, пока не вернулась Сина с котелком. От воды шел пар. Под бдительным взглядом чародея девушка засыпала травы в воду. Когда они заварились, она опустила тряпку в отвар, вытащила ее палкой и положила на голую руку Тима. Тим задохнулся, стиснул зубы и почувствовал, что на лбу у него выступил пот.

— Нет, нет, Сина! — воскликнул чародей. — Мы же хотим вылечить его, а не обварить. Помаши тряпкой, остуди ее и только потом положи на руку.

Тим страшно желал поскорее очутиться в конюшне, но долго просидел, пока Сина под руководством Фаллона делала припарку. Наконец чародей кивнул:

— Хорошо. Теперь ты умеешь делать припарку настоящему живому человеку.

— Да, Мастер Фаллон.

— Но что важнее, каковы твои мысли?

— Осмотреть, собрать сведения, — перечислила девушка, — поставить диагноз…

— Да, верно. Но когда ты поставила диагноз и решила, как лечить, тогда о чем думать будешь?

— Выбрать травы. Нет. Кипяток? — Сина запуталась. Тим сдержал улыбку.

— Для того чтобы исцелить, твои мысли должны быть чисты, — решительно заявил Фаллон. — Ты должна думать об этом парне, но не о таком, каков он сейчас — укушенный лошадью, страдающий. Когда ты лечишь его, ты должна представлять его здоровым, с чистой рукой. Только тогда, когда ты ясно увидишь это своим мысленным взором, исцеление станет полным. Лечение — не в зельях и травах, а в мыслях Целителя. Понимаешь?

— Да, Мастер Фаллон, — ответила Сина.

— Сделай так.

Сина закрыла глаза. Чародей тоже закрыл глаза. А Тим сидел между ними и чувствовал себя не в своей тарелке.

— Видишь его исцеленным? — спросил Фаллон после долгого молчания.

— Да, Мастер.

— Хорошо. Теперь сними припарку. Парень, дай мне руку.

Он взял руку Тима и с минуту крепко сжимал ее. Холодное покалывание разлилось по руке Тима от пальцев до плеча.

— Да, уже лучше, — сказал Фаллон. — Вздремни после обеда. К вечеру будешь почти как новенький.

К радости Тима, Фаллон оказался прав. К полудню синяки побледнели. Не зная точно, когда вернется Ньял, Тим именем Телерхайда приказал полудюжине недовольных конюшенных помочь ему стреножить жеребца и привязать его менаду двумя самыми крепкими яблонями во дворе.

Конь был ярко-ореховый. Передние ноги в белых чулках он перемазал в грязи, когда брыкался в стойле. Тим увернулся от угрожающе выставленного копыта и энергично заработал скребницей и тряпками. Жеребец щелкнул зубами рядом с ухом Тима.

— Эй, глядите за ним! — гаркнул Тим, легонько ударив лошадь между глаз тыльной стороной щетки. — Тихо ты, разбойник!

Прижав уши к голове и оскалившись, жеребец вскинул голову. Веревки удержали его, не дали взбрыкнуть. Тим чистил бока коня, и шкура нервно подрагивала. К концу чистки шерсть жеребца блестела, как начищенная медь. Тим накрыл его легкой попоной, отвел в стойло, где вновь стреножил, чтобы тот не баловал. Позже Тим соснул на тихом теплом сеновале. Был уже почти вечер, когда звуки труб разбудили его и привели к двери конюшни.

Тим надеялся увидеть возвращение Ньяла. Но вместо Ньяла у ворот остановилась маленькая процессия. С десяток всадников и несколько тяжело нагруженных вьючных лошадей сопровождали большую крытую повозку со множеством странных резных символов и полированных бронзовых украшений. Стражники сердито кричали. Тим заметил Руфа Наба, тот о чем-то спорил с всадником, сжимая рукоять меча.

Когда дверь большого зала распахнулась, толпа умолкла. В дверях стоял Телерхайд, высокий даже по человеческим меркам, широкогрудый и сильный. Его когда-то черные волосы блестели серебром, как рукоять его меча. Алый плащ мел землю позади него, когда он шагал по голубым камням двора к воротам. Люди почтительно расступались.

— Кто здесь? — требовательно спросил Телерхайд.

— Эйкон Глис просит приюта, милорд. — Голос Руфа Наба был больше похож на рычание.

Как только он это сказал, вычурная повозка закачалась и заскрипела, застонала под чьей-то огромной тяжестью. Занавески раздвинулись. На бортик дверцы легли пальцы в перстнях. Вышедший человек изумил Тима не только своим ростом — он был таким же высоким, как сам Телерхайд, — но и габаритами. «Да он здоровенный, как лошадь», — подумал Тим, с трудом расставаясь с неверием в слышанные рассказы.

Эйкон Глис был в великолепной пурпурной мантии, застегнутой на пухлой шее крупной золотой пряжкой. Его волосы, по моде Моерского Укрепления, были коротко острижены и завиты на концах, из-за чего голова казалась маленькой в сравнении с объемистым телом. Тим незаметно пробрался через двор, чтобы лучше разглядеть эйкона. Черты его лица были самыми красивыми, какие Тиму доводилось видеть у мужчины: большие, глубоко посаженные глаза, длинный орлиный нос и полные округлые губы. Когда губы раздвинулись в великодушной улыбке, Тим ощутил трепет страха, будто услышал, как змея ползет по сеновалу.

— Мой дорогой лорд Телерхайд! — мелодично поприветствовал хозяина эйкон, но не было тепла в голосе Телерхайда:

— Эйкон Глис.

— Прости меня за этот неожиданный визит, но я услышал в Элии, что твой младший сын достиг Наименования Меча. Я подумал, что мне следует заехать и принести сердечные поздравления.

— Благодарю, — ответил Телерхайд с холодным достоинством.

— Это твой младший сын, не так ли? Рожденный в Гаркинском лесу? — Не дожидаясь, когда Телерхайд ответит, эйкон Глис продолжал: — Кроме того, боюсь, я должен просить тебя о милости. Я возвращаюсь в Укрепление — ездил по делам. Мы прибыли сегодня утром после тяжелого плавания и в этот поздний час оказались без крова. Я бы предпочел не беспокоить тебя по такому поводу, но со мной ребенок. — Он отдернул занавески мясистой рукой, и все увидели нежную хорошенькую девочку, белокурую и светлокожую.

«Слишком взрослая, уже не ребенок, — подумал Тим, — но, впрочем, еще не девушка». Она отпрянула в глубь кареты, увидев мужчин во дворе, и спрятала лицо.

— Это дочь моей бедной покойной сестры, Меллорит. Я бы не хотел, чтобы она ночевала в поле.

Его слова, такие простые, оказали странное действие на Тима. Хотя он знал, кто такой эйкон, он почувствовал прилив сострадания к белокурой девушке и ее могучему спутнику.

— Все, что у нас есть, к вашим услугам, — сказал Телерхайд с притворной учтивостью. — Руф Наб, найди комнату для эйкона и ребенка. Его люди могут остановиться в конюшне. — Он снова повернулся к эйкону. — Ужин — поздно вечером, когда взойдет луна. Милости просим пожаловать к нам в большой зал.