Соблазненная принцем - Кристина Додд

Рауль знал, что отец не напускает на себя важность своими величественными замашками. Гримсборо просто не видел смысла в том, чтобы вежливо кивнуть вошедшему, прежде чем сочтет возможным оторваться от своей работы. По его собственному мнению и по мнению умудренных опытом слуг, на земле не было человека более важного, чем виконт Гримсборо. Однако Рауль достиг такого великолепного момента в своей жизни, когда для него не имело абсолютно никакого значения, кем является его отец. Поэтому он уселся в кресло, стоявшее перед письменным столом Гримсборо, и, не проявляя особого интереса, стал ждать, когда отец закончит то, чем занимается. Когда отец положил перо, последовало зловещее молчание. Рауль взглянул на него.

— Так! — произнес Гримсборо раздраженным тоном.

Может быть, раздражение было вызвано тем, что Рауль пристально рассматривал, хорошо ли начищены у него сапоги? А возможно, цифры, которые он складывал, не сложились так, как ему хотелось?

— Значит, насколько я понял, ты закончил школу.

— Я действительно закончил школу. Я научился там всему, что мне было необходимо знать.

— Полагаю, ты считаешь, что теперь тебе следует отправиться в путешествие?

— Вовсе не считаю, — сказал Рауль.

Гримсборо все еще ошибочно полагал, что Рауль, подобно другим молодым английским джентльменам, является пустым, эгоцентричным человеком, воображающим, что мир вертится вокруг него, тогда как он отлично знал, что если ему желательно, чтобы мир вертелся вокруг него, необходимо как следует потрудиться и самому создать этот мир.

— Отлично. — Гримсборо был одним из таких английских джентльменов, хотя уже не молодым, но по-прежнему эгоцентричным. — Потому что мне говорили, будто ты проявил большие способности в обращении с лошадьми.

— Все морикадийцы хорошо умеют обращаться с лошадьми. Этот талант я унаследовал от своих предков.

Как и ожидал Рауль, упоминание о Морикадии вывело Гримсборо из себя.

— Чушь! Ты только наполовину морикадиец, и твои способности развились лишь потому, что вокруг тебя были превосходные английские чистокровки.

— Как скажете, — произнес Рауль.

Удовлетворенный тем, что удалось так быстро подавить мятеж Рауля, Гримсборо перешел прямо к делу:

— Я желал бы, чтобы ты взял на себя управление моими конюшнями скаковых лошадей.

— Таковы ваши желания? — сказал Рауль, которому не нравилось, что отец с такой легкостью способен вывести его из равновесия.

Раулю следовало быть выше всего этого… Но это был его отец, человек, который приказывал его избить, который насильно делал из него цивилизованное создание и чуть не убил его — и все это из-за беспечной связи с матерью Рауля. Беспечной только со стороны Гримсборо. Рауль знал, что мать любила этого человека, он же жестоко предал ее. За это он почти жалел ее, хотя до сих пор тосковал по ней. Иногда он месяцами не вспоминал ее. Потом вдруг видел во сне, и от горя у него перехватывало дыхание. Его не было рядом, чтобы держать ее за руку, когда она умирала, чтобы прошептать ей о сыновней любви, — и это было по его вине. Он был виноват во всем.

— Разумеется, я буду платить тебе комиссионные — в зависимости от суммы наших выигрышей, — сказал Гримсборо, который явно верил, что идет на уступку.

Рауль почти улыбнулся. Почти.

— Вы хотите проверить, сэр, на что я гожусь?

— Что ты имеешь в виду?

Гримсборо, кажется, был искренне озадачен.

— Ваши фавориты намекнули мне, что вы можете быть очень щедрым. Чего, например, стоит тот факт, что, несмотря на незаконность моего рождения, вы позволили мне присоединиться к числу английских джентльменов.

Гримсборо с важностью кивнул.

— Но мне известно также, что джентльменам противна мысль о том, чтобы самим зарабатывать деньги, — сказал Рауль.

Он наблюдал, как аристократы — старые и молодые — проигрывают дома, доводят до разорения семьи, сбегают на континент или попадают в долговую тюрьму, лишь бы не зарабатывать себе на жизнь. Он презирал их, но Гримсборо этого не знал.

Впервые в жизни Рауль видел, как Гримсборо осторожно подбирает слова.

— Это правда, большинство английских джентльменов тщательно избегают даже подобия работы, однако есть среди них и те, что работают. Их вынуждают это делать обстоятельства.

— Но ведь сына виконта Гримсборо ничто не вынуждает. Я понимаю, что, будучи внебрачным сыном, я должен быть даже более осторожным, чем законнорожденные джентльмены. Поэтому боюсь, что мне придется отказаться от вашего щедрого предложения.

У Гримсборо слегка покраснели щеки от гнева.

— В таком случае я лишу тебя твоих денег.

— Как вам будет угодно, — сказал Рауль и встал, вполне удовлетворенный разговором.

— Интересно, что же ты будешь делать без денег? У тебя нет собственных средств. Семья твоей матери едва ли станет поддерживать тебя. По правде говоря, никто из семьи твоей матери не писал уже много лет.

Вспомнив разговор с Эллой, Рауль спросил:

— Как много лет, сэр?

— Что ты сказал?

— Когда вы сказали мне о смерти дедушки, а потом о смерти матери, на вашем столе лежала пачка писем. Значит, кто-то все-таки их писал?

— Я решил, что будет лучше совсем оборвать твои связи с Морикадией.

Отец не ответил на вопрос, но Рауль все понял.

— Где сейчас эти письма?

— Я отдал их Томпсону и приказал сжечь. Почему ты спрашиваешь?

— Я возвращаюсь в Морикадию, отплываю завтра с вечерним отливом, и мне хотелось бы знать ситуацию, с которой я там столкнусь. — Рауль поиграл цепочкой карманных часов. — Хотя, возможно, мне лучше было бы этого не знать.

— В Мори… Морикадию?! — Рауль еще никогда не видел, чтобы Гримсборо с такой поспешностью вскакивал со своего места. — Что ты намерен делать в Морикадии? Ведь там ничего нет!

— Вы сильно ошибаетесь. Морикадия знаменита своими игорными заведениями, своими водолечебницами, своими любителями удовольствий… и своими скачками. Я купил замок с обширными конюшнями. Мой конюх с помощником уже туда отправились. Я там буду неплохо жить, вращаясь среди местной аристократии.

Гримсборо обошел письменный стол и остановился перед Раулем. Ноздри его трепетали, в глазах была холодная ярость.

— Где ты взял деньги на лошадей? На поездку? На замок? Ты крал у меня?!

Рауль сдержал свой гнев, как он сдерживал лошадей — твердой рукой, точно рассчитав действия, которые приведут к победе.

— Разве такое возможно, сэр? Вы проиграли большую часть своего довольно значительного состояния, и в Лондоне поговаривают, что виконту Гримсборо нельзя больше ничего давать в долг, потому что ему нечем расплатиться.