Армейские письма к отцу - Сергей Довлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жду писем.
Сергей.
Мне даже не верится, что это я сам написал. Извини за нескромный восторг.
14
[Осень 1962. Коми — Ленинград]Дорогой Донат!
Большое спасибо за подробный и очень дружеский отзыв о стихах. Я почти со всем согласен, кроме мелочей. Но не буду этим загромождать письмо. Дело в том, что все, что здесь написано, чистая правда, ко всему, что написано, причастны люди, окружающие меня, и я сам. Для нас — это наша работа. Я скажу не хвастая, что стихи очень нравятся моим товарищам.
Раньше я тоже очень любил стихи и изредка писал, но только теперь я понимаю, насколько не о чем было мне писать. Теперь я не успеваю за материалом. И я понял, что стихи должны быть абсолютно простыми, иначе даже такие Гении, как Пастернак или Мандельштам, в конечном счете, остаются беспомощны и бесполезны, конечно, по сравнению с их даром и возможностями, а Слуцкий или Евтушенко становятся нужными и любимыми писателями, хотя Евтушенко рядом с Пастернаком, как Борис Брунов с Мейерхольдом.
Я пишу по 1-му стиху в два дня. Я понимаю, что это слишком много, но я довольно нагло решил смотреть вперед, и буду впоследствии (через 3 года) отбирать, переделывать и знакомить с теми, что получше, мирных штатских людей.
Но тем не менее я продолжаю мечтать о том, чтоб написать хорошую повесть, куда, впрочем, могут войти кое-какие стихи.
Как я уже писал, я с твоим мнением вполне согласен, но стишок «Как живете, полосатики?» всегда имеет у ребят успех. Дело в том, что все стихи рассчитаны на то, чтоб их читать вслух людям. Отсюда очень длинные строчки (ненавижу) и корявый ритм (при прочтении это незаметно). Читаю я плохо, монотонно, но членораздельно.
Ты обратил внимание на то, что о разных страшных вещах говорится спокойно и весело. Я рад, что ты это заметил. Это очень характерная для нас вещь. Стихи очень спасают меня, Донат. Я не знаю, что бы я делал без них. Посылаю тебе еще парочку. Это будет уже четвертая партия. Жду отзывов с громадным нетерпением. Очень прошу в Ленинграде из знакомых никому не рассказывать и не показывать стишков. Ладно?
ОХРАПрим: охра — так называют жители наши войска.
Да мы же охраЛежим в казармеОт смеха дохнемМы тоже армия
У нас есть нектоБез интеллектаОн носит лычкиКак две кавычки
* * *Мне часто снится асфальт под ливнемОн стал рекою, в нем тонут звездыЯ вспоминаю дома и лифтыЯ вспоминаю пока не поздноТвой взгляд последний, мной непонятыйИ воротник плаща приподнятыйЕще окурок у порогаИ бесконечную мою дорогу.
Это плохое стихотворение. И это плохое.
Посв. Наташе Гужас
За зеркалом, где пыль и паутинаТы слезы прячешьИ ходики твои не уставая тикатьВолшебных снов разматывают пряжу
Печной уют и таракан домашнийГерань на окнах, скатерть с петушкамиТы мне казалась неприступной башнейКривая хатка на второй Весляне.
Мещанский рай, владенье кошки МуркиЯ в этих землях попугай залетныйО ком ты думаешь и чьи окуркиБелеют у крыльца в траве зеленой?
И днем и ночью, хорошо ли плохо…Отстукивают ходики эпоху.
Извини, Донат, но это тоже плохое. Понимаешь, я забыл, какие стихи я посылал тебе, а какие нет, и поэтому я посылаю те, которые точно не посылал, то есть самые плохие.
МИГУНЬ«Скорей бы в драку, а то комары закусали».
Это наша пословица.
Мигунь, Мигунь, опасный городишкоПойдешь один — не соберешь костейНа танцы надо брать с собой кастетДа острый нож совать за голенище
А я был храбр, мне было все равноМеня за это уважала охраМне от рожденья было сужденоНе от ножа, а от любви подохнуть
Это просто кошмарное.
ЛЕНИНГРАДЦЫ В КОМИ(Донат! Этот стишок вызывает рев у 20 процентов присутствующих. Это ленинградские ребята).
И эту зиму перетерпим, охрыИ будем дратьсяМы с переулка Шкапина,мы с ОхтыМы — ленинградцы.
Мы так и не научимся носитьВоенной формыМы быстро отморозили носыОтъели морды
Я помню воздух наших зимИ нашу сыростьИ профиль твой, что так красивИ платья вырез
Мне б только выбраться живымМне б только выжитьМне б под ударом ножевымСебя не выдать.
Донат. Последняя партия стишков — отбросы. Некоторые я вообще не посылаю, чтоб тебя не пугать. Но в общем надо повысить требовательность. Так и сделаем. Сейчас у меня в производстве один неплохой стишок про ночные тактические учения.
Привет Люсе и Ксанке. Скоро напишу письмо Ксанке лично, с картинками.
Жду писем.
С. Довлатов.
Р. S. Насчет «предпоследней мысли»[12]. Последняя мысль у убитого человека всегда — «я умираю». Предпоследняя мысль — это, собственно, последняя живая мысль у человека. Но я, конечно, неясно это выразил.
Пойми, Донат. Я совершенно искренне говорю, что я не только не считаю себя поэтом, как, например, Мак[13], но даже не думаю, что это дело будет со мной всю жизнь. Просто сейчас стихи меня выручают, и еще они нравятся ребятам.
И вот еще что. Я ручаюсь за то, что даже в самых плохих стихах нет ни капли неправды, неискренности или неправдивых чувств. Если что-то тебе покажется жестоким — так мы имеем на это право. Если тебе не понравится, что я что-нибудь ругаю («некто, без интеллекта», «лычки-кавычки» и т. д.), то не торопись судить. Подумай, может быть, я прав. Ведь правда в этих стишках проверена не одним мной, многими людьми, из Вологодской области, из Пскова, из Архангельска, в основном с 4-классным образованием.
С.Д.
15
[Осень 1962. Коми — Ленинград]Дорогой Донат!
На это письмо ты уже не успеешь ответить. Большое спасибо за все, особенно за подробные и доброжелательные отзывы. Это я о стихах. Это сейчас для меня довольно важно. В воскресенье 19-го я должен был читать вечер на стадионе, но политначальство отменило. Это досадно. Сейчас я стараюсь над большущей вещью, которая будет, очевидно, начинаться так:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});