Сингапурский квартет - Скворцов Валериан

— Что ещё наговорил про меня твой Декстер? Какие ещё сплетни он нашептывал в спальне?

— Джеффри!

— Что — Джеффри? Ты вроде и забыла, что ты значишь для меня!

— Я твоя любовница… Декстер считает, что мы тоже купим дом в округе Риверсайд. Твоя жена — классный авангард! Ты соблазнил меня, а она соблазняет калифорнийских агентов по недвижимости! Вы отличная пара! И мы с Декстером отличная пара! И ты со мной отличная пара…

Они долго молчали в «фольксвагене». И вдруг, перебивая друг друга, заговорили о том, насколько их браки несостоятельны, о том, что придется проходить через гласные формальности, иначе не покончить со старым и не начать новое, а конкретного плана и возможностей устраивать такую генеральную чистку у них нет и, Бог его знает, будут ли.

— Я процветаю, Ольга, процветаю, — иронизировал Джеффри. Узел с собственными простынями, которыми они обзавелись, лежал под её локтем, проминался, и плечи их соприкасались в крохотном европейском автомобильчике. — Но какой ценой! Хотел летать, а прогресс загнал в бетонную нору в обнимку с ракетой. Хотел честного боя, а стал пультовиком, готовым нанести ядерный удар. Хотел красивой любви, а должен раздевать жену командира либо в машине, загнанной в кусты, либо на чужой квартире… Мы не можем найти приют даже в задрипанном мотеле, потому что нас засекут армейские агенты безопасности. А ведь во мне хорошая кровь. Почему же я стал таким хилым?

— Знаешь, давай поженимся, милый!

— Вот ты и сделала мне предложение, — сказал Джеффри и развернул «фольксваген», не посмотрев в зеркало заднего вида.

В гостиницу им позвонил Декстер и сказал:

— Джеффри, ты уверен, что у вас обоих не дурь? Твоя жена сидит у капеллана. Но это ваше с ней дело. Капеллан потом собирается ко мне… Что касается Ольги, то ты, возможно, кое-чего не знаешь… Ну… иногда она требует к себе совершенно особенного отношения. Совершенно особенного. Ты понимаешь, Джеффри? Такое отношение она встречала только с моей стороны…

Джеффри показалось, что командир плачет, и он первым положил трубку. Позвонив на базу, он продиктовал штабному сержанту рапорт с просьбой перевести его в авиацию и отправить в Индокитай, где шла война.

А позже Джеффри понял, какое особенное отношение требуется Ольге. Она вдруг принималась строчить от руки в своем блокноте детские истории, которые следовало читать и обсуждать. Потом проходило… Возможно, в прошлом она не выдержала какого-то внутреннего разлада. В таких случаях, объяснил ему полковой психиатр, сожительство разумного идеала с неразумной действительностью камнем лежит на душе. Психика может примириться с этим лишь за счет подбора ложных понятий, чувств и представлений. То есть, сказок…

Чтобы вычеркнуть из памяти прошлое, полностью и до конца, Джеффри принял девичью фамилию Ольги. Так появилась чета Пиватски.

Семейная устроенность давала счастливое ощущение свободы, а оно упрощало окружающую жизнь. Вдруг проснулся интерес к науке. Она открывала широкие возможности. Большие, чем религия, на которую вначале уповал Джеффри, чтобы помочь Ольге… К этому выводу его привела работа в закрытом центре в Бангкоке, куда он летал из Дананга в Южном Вьетнаме на испытания сверхсекретного в те времена компьютера, за секунды обрабатывавшего кучу данных для выбора оптимального боевого решения.

Был декабрь, кондиционеры в просторном здании на бангкокской Ашока-роуд крутились в полурежиме. Окна открывать запрещалось. Но и сквозь противосолнечную пленку на стеклах Джеффри видел, как далеко на западной окраине, в заречье, плавятся в багровом закате россыпи бетонных коробок и редкие островки зелени. Пожелтевший воздух искажал цвета на экране компьютера, строчки текста и графики казались из-за этого гуще и чернее.

Джеффри Пиватски почти физически ощущал мощь прибора, с которым он работал. Мощь, из которой рождалось величие.

«Мужчина, человек чести, должен уподобляться Господу Богу нашему, то есть властвовать как над людьми, так и над прочими тварями, прибирать к рукам земные богатства и обладать ими, — философствовала Ольга в последнем своем рассказе. — Властвовать, обуздывать дикую силу… Оператор мясобойни не чета матадору. Если бы смысл жизни заключался в насыщении желудка, в героях ходили бы мясники. В конечном счете, главное — выстоять до последнего вздоха. Это и есть бессмертие».

Он окреп в военно-воздушных силах…

Джеффри собрал в опустевшем номере оборудование. Перенес компьютер в свою комнату. Включив, вызвал на экран текст Барбары Чунг из «Стрейтс таймс». Усмехаясь, читал:

«Компания «Лин, Клео и Клео» готовится заработать в ближайшее время честные пять миллионов. Нет, лучше скажем так: честные пять миллионов на бесчестном черном рынке. Она покупает у частного коллекционера величайшую реликвию. Деревянный позолоченный кулак, венчавший некогда древко знамени китайских повстанцев, называвшихся «боксерами». Бесценную вещь увезли как трофей в Германию. Возвращение в Азию через российские Советы, захватившие деревяшку в Берлине в конце второй мировой войны, сопровождалось многократным увеличением цены этого старого куска дерева с каждой милей. Чтобы в конце пути выразиться в миллионах, которые сейчас, попав в качестве выручки за это произведение искусства из нечестных в честные руки, становятся, таким образом, честными. Другими словами, отмытыми.

Стоит ли писать об этом случае? Видимо, стоит. Хотя бы потому, что денег, нажитых вокруг нас на черном рынке, становится все больше и больше. Денег, которые боятся дневного света. Денег, так сказать, в надвинутой на глаза шляпе. Это пугливые, нелегальные деньги, которые ищут обходные пути, чтобы стать настоящими и полными достоинства. Хотя бы через приобретение исторических ценностей…

Я долго размышляла: разве этот случай — повод для финансовой колонки в нынешний четверг? Размышляла, пока не получила другого сообщения, касающегося «Лин, Клео и Клео». А именно, что эта компания никак не связана со строительными подрядными фирмами «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин». Мы же наивно считали, что такая связь имеется, и безудержно смело покупали акции обоих.

Так вот, мне доподлинно известно, что акции «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин» подогреты на одном, как говорится, пару. Реальной ценности у них нет. Завтра к вечеру, за несколько минут до закрытия биржи, ребята «горячих денег» будут сбрасывать эти акции руками и ногами. Пока всех вокруг не охватит паника. И ночью начнутся сердечные приступы, а утром подтвердится, что для этого имелись основания.

Но за «Лин, Клео и Клео» нам переживать не придется. И знаете, почему? Она-то заплатила за позолоченный кулак как раз акциями «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин». При этом, щадя витающего в мире чистого искусства бывшего владельца приобретенного раритета, «Лин, Клео и Клео» помогла ему через одного парня сбросить эти акции. То, что акции сбрасывал неведомый рынку искусствовед, ввело в заблуждение обычно настороженных маклеров. Они прозевали начало атаки. И кусок исторического дерева, и деньги, вырученные по существу за клочки бумаги, то есть акции «Голь и K°» или «Ли Хэ Пин», оказались теперь в руках управляющих «Лин, Клео и Клео». На самых законных основаниях. И мы их поздравляем!

Когда я позвонила в компанию «Лин, Клео и Клео», старший клерк сказал, что сейчас к ним поступает множество запросов от ценителей древностей, желающих осмотреть приобретенный предмет. «И какой же ответ вы даете?» спросила я. «Он один для всех, — сказал мне старший клерк, — никаких проблем, приезжайте скорее, порадуемся вместе!»

Джеффри погасил экран, поднял трубку телефона и набрал сингапурский номер.

— Джеффри? — спросил Клео Сурапато.

— Поздравляю, — сказал Джеффри.

— Ха-ха-ха… О, прохлада на склонах горы Фушань! Если бы мог, принес на веере в город, как красавицу на руках…

Вот уж действительно, подумал Джеффри, тайна каждой национальности не в кухне или одежде, а в манере понимать вещи. Китаец Клео никогда не лгал, но ему бы и в голову не пришло сказать правду. Строка древних стихов была произнесена, как раз чтобы ничего не сказать.