Анатомия любви - Марина Крамер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семен пожал плечами — условие о разговоре с психологом его не обескуражило, а желание работать здесь только окрепло, он вдруг почувствовал в Аделине родственную душу, что ли, и это только укрепило его в мысли, что его место здесь.
— Я не вижу в этом проблемы, — сказал он, и Драгун, свернув листок вчетверо, бросила его в ящик стола:
— Тогда завтра в семь тридцать в ординаторской лечебного корпуса. Алла вам покажет, выдаст пропуск и объяснит, как тут у нас все устроено. Встретимся на обходе.
Семен понял, что собеседование окончено, и поднялся:
— Спасибо за шанс, Аделина Эдуардовна.
— Надеюсь, вы его используете, — холодные глаза опять скользнули по нему, и Кайзельгауз поежился, но неприязни при этом не испытал. — До завтра, Семен Борисович.
— До завтра.
Он вышел из кабинета и вопросительно взглянул на тут же вышедшую из-за стойки Аллу.
— Ну что, испытательный срок? — спросила она, и Семен кивнул. — Тогда идемте гулять по клинике. Ой, только давайте сразу пропуск сделаем, чтобы вам уже сюда не возвращаться. Мне нужен номер машины.
— У меня мотоцикл.
Алла удивленно вскинула брови:
— А зимой?
— И зимой, — пожал плечами Семен. — Какая разница?
— Так холодно же.
— Я привык.
— Ну мотоцикл так мотоцикл, — согласилась она и вбила в компьютер данные. — Вот ваша карточка. Парковка для персонала у нас в другом месте, не там, где вы сегодня остановились, я покажу. Карточку необходимо всегда держать при себе, охрана вас, конечно, запомнит через какое-то время, но пропуск будет требовать всякий раз — такое правило, даже Аделина Эдуардовна каждый раз показывает, а уж ее-то все знают.
— У вас тут, смотрю, для всех равные условия?
— Да, — подтвердила Алла. — У нас нет разницы между санитарками, работниками пищеблока или владелицей клиники. Такой подход. Потому и персонал практически не меняется. Я, например, с открытия работаю, и даже мыслей не возникало куда-то уйти.
— Странно, что у вас лицо абсолютно натуральное, — заметил Семен, шагая рядом с Аллой по коридору.
— Почему странно?
— Обычно женщины, имея возможность что-то исправить, обязательно ею пользуются.
— А вы считаете, что мне нужно что-то исправлять? — слегка обиделась она.
— Нет, но… Даже когда нечего исправлять, а есть доступ…
— Глупости какие-то. У нас на операцию просто так не попадают, все через психолога. И если он видит, что операция — не необходимость, а бабья дурь, то ни за что не подпишет разрешение, а врачи без него не возьмут, такие правила.
Семен удивился. Ему казалось, что клиники пластической хирургии берут всех желающих, лишь бы деньги несли, а тут, оказывается, все через психолога — и пациенты, и персонал.
— А вы, Алла, тоже с психологом собеседование проходили?
— А как же? Конечно. Только тогда здесь другой психолог был, он погиб потом. Но Иван Владимирович не хуже, он очень хороший и очень знающий. Вы его не бойтесь, — добавила Алла, и Семен рассмеялся:
— Похоже, что меня может запугать психолог?
Алла фыркнула:
— Вас? Вряд ли. Да и габаритами Иван Владимирович вам явно уступает.
— Надеюсь, мне не придется бороться с ним на руках.
Алла расхохоталась, слегка запрокинув голову:
— Ой, не надо! Он нам здоровый нужен.
Экскурсия по клинике прошла непринужденно, Алла показывала какие-то важные места, попутно объясняя, как быстрее добраться, сводила Семена в кафетерий в корпусе реабилитации, показала, где операционные, процедурные и прочие кабинеты, а также ординаторская, где в момент их появления никого не было.
— Операционный день, — объяснила Алла. — А кто не на операциях, те на перевязках. Кстати, у нас здесь врачи рано приезжают, чтобы успеть до обхода всех своих больных посмотреть.
— Я это учту, спасибо.
— Во время дежурств можно отдыхать вот тут, — она толкнула следующую дверь и показала просторную комнату с кроватями, застеленными свежим бельем. — Если случается что-то экстренное, сестры всегда знают, где найти врача.
— А экстренное случается?
— Очень редко. Но иногда, например, могут привезти кого-то по скорой — это по договоренности с Аделиной Эдуардовной, она тогда звонит и предупреждает или едет сюда сама.
— Смотрю, начальница ваша работой не гнушается, да?
— Она едва ли не больше остальных работает, — как-то посуровела Алла, словно готовясь защищать Драгун. — Разве что Матвей Иванович… А сейчас, когда заместитель ее, Васильков, на больничном опять, она все на себе везет — и административное, и операции свои.
— Ну уж операции-то могла бы раскидать, — заметил Семен.
— Она только в экстренных случаях больных отдает, и то только Мажарову. Ну ничего, завтра уже Васильков выходит, всем будет полегче.
— Мажаров ведь ее муж?
— А вы бабка-сплетница?
Семен смутился — вышло действительно не очень красиво.
— Ладно, не краснейте, — пожалела его Алла. — Да, Мажаров ее муж, это не секрет. Но Аделина Эдуардовна считает его лучшим хирургом клиники, даже лучшим, чем сама, а уж она-то… — Алла устремила взгляд в потолок, давая понять, что Драгун величина, каких поискать.
— Редкое качество для женщины — признать кого-то лучшим, чем она сама.
— Ну не мне судить, я не врач. Но все говорят, что у Матвея Ивановича руки золотые. Он же уходил из хирургии, преподавал в институте, но Аделина Эдуардовна его вернула, потому что нельзя, чтобы человек с таким практическим талантом зарывался в бумажную работу.
— Но учить ведь тоже кто-то должен.
— Знаете, что я думаю? Учителей полно, а хороших хирургов, видимо, не столько. Потому Аделина Эдуардовна так настаивала, чтобы он вернулся в операционную.
— Вы правы, Алла… учителей полно, — задумчиво повторил Семен, вспомнив отца. — А иногда хорошие хирурги гонятся за регалиями и должностями, забывая, зачем они вообще в медицину пришли. И становятся посредственными учителями.
Алла внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала.
В целом, покидая территорию клиники и показывая на воротах пропуск уже с ощущением полноценной принадлежности к этому месту, Семен остался доволен и не разочарован. Завтра познакомится с будущими коллегами, оглядится, что и как устроено в плане рабочего процесса, а там, глядишь, все пойдет как надо — операции, перевязки, выписки. Он будет делать то, что давно хочет, там, где над ним не будет висеть тяжелая отцовская тень, закрывая собой весь горизонт.
Инна
В операционной она всегда чувствовала себя легко и свободно,
