Очерки русской литературы - Виссарион Белинский

Теперь бросим взгляд на понятия г. Полевого о драматической поэзии.

В то же грустное время жизни, когда <развлекался> я, сочиняя «Аббаддонну» (подлинно грустное, судя по роду развлечения!), Шекспир, старый друг мой, соблазнил меня переводить «Гамлета» (вот уж подлинно соблазнитель на свою же погибель!) и привесть притом в исполнение мысль мою о сценической передаче его творений (стр. 110). Публика лучше журналистов и теоретиков поняла дело, и это решило меня на драматический опыт еще, а потом на другой и на третий опыт (ibid.[4]){29}.

Эти немногие строки многим радуют душу читателя – и тем, что Шекспир друг г. Полевому, и тем, что г. Полевой хочет передать на русский язык все произведения своего друга; но где же доказательства того, что публика поняла дело? неужели в том, что она вызвала переводчика, как она вызывает всех переделывателей французских водвилей? или в том, что, восхищенная игрою Мочалова и Каратыгина, часто смотрела на них в роли Гамлета, несмотря на искаженный и облизанный перевод, крайне дурную постановку и выполнение пьесы?.. Потом, какое отношение имеют к переводу драмы Шекспира и собственные театральные изделия г. Полевого? Неужели то и другое – драматический опыт? Как? «Гамлет» Шекспира – и «Уголино» и «Ужасный незнакомец» г. Полевого – драматические опыты?.. Как?.. Но… Извините – мы и забыли, что г. Полевой с Шекспиром запросто – свои люди, сочтутся сами; а наше дело – сторона…

Не буду пересказывать здесь историю драмы и сцены и, думаю, вы согласитесь без дальнейших доказательств, что наш век не сыскал еще современной ему драмы…

Каково предложение? Согласиться, без дальнейших доказательств, что наш век не сыскал еще современной драмы и перебивается чужою? Не все ли это равно, что попросить кого-нибудь согласиться, что 2 × 2 = 5, а не 4?.. В XIX веке знаменитейшие драмы – Шиллера и Гете. Дело ясно: если эти драмы художественны, то зачем же ему, нашему веку, мимо драм, которые у него есть, искать драм, которых у него нет? «От добра добра не ищут», – говорит мудрая русская поговорка. Если же драмы Шиллера и Гете не художественны, а других художественных не является: значит, их нет, а «на нет и суда нет», – говорит другая мудрая русская поговорка. Не смешно ли искать того, чего нет?..

…а русская словесность и сцена еще менее сыскала ее. Какая должна быть современная драма? Какая должна быть драма у каждого народа? И даже должна ли быть отдельная драма русская, французская, немецкая?

Что за глубокие вопросы! на дне их и света не видно!.. Русская сцена нашла современную драму-комедию отчасти в «Горе от ума» Грибоедова и вполне в «Ревизоре» Гоголя. Конечно, это еще одна сторона сцены, и этого еще немного; но вопрос не в количестве, а в сущности, в первообразе предмета. Русская же словесность нашла свою современную драму отчасти в «Горе от ума» Грибоедова и вполне в «Борисе Годунове», в «Сальери и Моцарте», «Скупом рыцаре», в «Русалке», в «Каменном госте» Пушкина и в «Ревизоре» Гоголя{30}. «Какая должна быть современная драма?» – спрашивает г. Полевой: вот предостолюбезный вопрос! Право, подобные вопросы напоминают нежных супругов, которые до слез спорят – один, что у них родится сын, а другая, что у них родится дочь… Такие вещи не выводятся a priori[5], и стремление выводить их, равно как и исторические факты в будущем, – не философия, а философическое пересыпание из пустого в порожнее. У отца есть сын – и он может сказать, каковы наружность и характер его сына; но если этот сын его ожидается, то все вопросы о его наружности и характере будут походить на вопрос: «Какова должна быть русская драма?» Если поименованные нами драматические произведения Грибоедова, Пушкина, Гоголя г. Полевой почитает художественными, то он уже должен знать, какова должна быть русская драма; если же он не признаёт их художественными, то все его усилия решить этот вопрос будут походить на усилия человека, который желает разгадать, что будет находиться через пять тысяч лет на том месте, где стоит его дом. В мышлении немаловажная задача определить – что может и что не может быть мыслимо. Что же касается до вопроса, должна ли быть отдельная драма русская, французская, немецкая, – мы можем утвердительно отвечать г. Полевому на этот важный и глубокий вопрос: должна, непременно должна… еще раз, тысячу, мильон раз – должна, но должна с условием, чтобы прежде, нежели быть русскою, французскою или немецкою драмою, – быть художественною драмою. Последнее условие гораздо важнее первого: если соблюдено это последнее, то первое, без всяких усилий и хлопот со стороны поэта, исполняется само собою. Если «Борис Годунов» Пушкина не художественная драма, то она и не русская и никакая драма; а если художественная, то необходимо и русская, потому что написана русским поэтом, на русском языке, да и самое содержание ее взято из русской истории.

Я уверен, что современная нам драма не осуществлена ни французскими классиками (пора увериться!..) и романтиками (пора!), ни германскою драмою Гете (вот как!..), Шиллера, Вернера, Грилльпарцера, Мюльнера и что Шекспир целиком также не современная наша драма (на колени, читатели!..), как целиком Кальдерон, Софокл и Корнель. Далее идет другой ряд вопросов о соглашении нашей драмы, сообразной нравам, понятиям, образованию (чьим?) с идеею современной драмы вообще. Наконец, третий ряд вопросов о примирении сцены с драмою, или теории с практикою.

Превосходно! Во-первых, что за чудное смешение имен: Гете и Шекспир перемешаны с Грилльпарцерами, Вернерами и Мюльнерами; Кальдерон и Софокл – с Корнелем; о французских классиках и романтиках говорится вместе с Гете, Шекспиром и Софоклом!.. Далее, каковы понятия об органической целости и художественной замкнутости изящных произведений: Шекспир и Софокл целиком не годятся, а их надо облизывать и уродовать или по крайней мере переделывать, как, например, переделан «Гамлет» Дюсисом и гг. Сумароковым, Висковатовым и Полевым!..{31} Второго и третьего ряда вопросов мы совершенно не понимаем, как будто бы они были изложены на китайском языке. «Все это вопросы важные, и, может быть, да и, кажется, наверное, мы умрем, не решивши их», – заключает г. Полевой. Жаль, очень жаль! А вопросы действительно важные – право-с! Бога ради, решайте их поскорее, г. Полевой! Ведь вы их сочинили, вы их и решайте, а наше дело – сторона.

И г. Полевой решает:

Но что же нам делать: сложить руки и сидеть? Нет, надобно начать решение, положить от себя несколько данных, к которым потом приложить еще. Начать решение должно думая теоретически и делая практически…

Видите ли: ларчик просто открывался!{32} У нас нет драмы, так сделаем драму, вместо того чтобы сидеть сложа руки. Положим, что теперь зима и на дворе свирепствуют морозы, а нам нужно, чтобы у нас цвели розы. Но розы в это время не цветут; что ж! еще небольшое горе: вместо того чтобы сидеть сложа руки, мы пошлем в магазин, где делают из тканей какие угодно цветы и розы; вот мы и с розами, да еще с такими, которые никогда не увядают, а разве только рвутся и пачкаются. Каковы понятия о творящей силе природы! нет ароматической красавицы, пышной царицы садов – сделаем ее из тряпок!.. Каковы понятия о творящей силе художественного духа: у нас нет драм Шекспира, – так есть драмы друга его, г. Полевого!..

Примемся за опыты: одна теория недостаточна нигде – в этом я уверен, а одной практики также мало. Думать о драме и сцене имел я время, принимаясь за их практику на сороковом году от рождения, изучив предварительно историю их у всех народов.

Ну, господа, давайте, примемся все за работу, а чтобы она шла успешнее, разделимся на две половины: одна будет делать теорию лучшего сорта… другая – самые отличнейшие драмы, то есть, практику-с. Хорошо; но вот условие – sine qua non:[6] кто не имел счастия дожить до полных сорока лет, того мы не примем в члены нашей драматической фабрики. Пусть это будет напоминать злую сатирическую статейку г. Полевого «Общество беззубых литераторов»{33}, но что до этого! Конечно, оно будет немножко смешно, но зато очень полезно: у нас будет теория и практика… Не пугайтесь также необходимости предварительного изучения драмы у всех народов: дело не так страшно, как кажется. Может быть, вы слишком добросовестны, и вам кажется недостаточным всей жизни для свершения подобного подвига: уверяю вас, что это излишняя робость. Научитесь из примера г. Полевого, что подобный подвиг можно совершить между другими гораздо важнейшими делами, как-то: изучением философии Шеллинга, политической экономии, изучением всех литератур в мире, изданием журнала, сочинением разных историй в нескольких томах, сочинением нескольких романов, множества повестей, бесчисленного множества журнальных статей. Для этого даже не нужно ни глубокого эстетического чувства, ни глубоких познаний, ни даже каких-нибудь понятий об искусстве: гораздо нужнее всего этого отвага и самоуверенность…