Атаульф - Елена Хаецкая

Хродомер дедушке вторить стал. Негож такой тын, как Винитар расписывал. Слишком длинные стены — кто их оборонять будет? И не доверит он, Хродомер, такому тыну, если всякий возле своего дома его возводить будет. Понятно, что здесь, на хродомеровом подворье, добротная стена встанет. А вот у Рагнариса — еще посмотреть надо, что встанет.

Дедушка Рагнарис хотел было разозлиться на Хродомера, но тут оба кстати вспомнили о других, кто еще в селе жил, и сразу помирились.

А Валамир, этот шут гороховый, — он-то что за стену возведет? Разве что дядька-раб за ним приглядит. Никуда не годный, конечно, этот дядька, но все же умнее Валамира, хотя бы потому, что прожил дольше.

А уж про Одвульфа, родича рагнарисова, и говорить нечего… Врага жалко, что в этом месте на тын полезет. Как полезет, так себе все кишки выпустит, либо упадет стена и врага покалечит. Ни жить бедному этому врагу, ни умирать — только маяться.

Долго перебирали дедушка Рагнарис и Хродомер всех, кто в нашем селе жил, и все негодные у них выходили. И сошлись они на том, что тын надо возводить непременно. И небольшой нужен тын. И снова стали спорить — где.

Хродомер стал говорить, что лучше всего у него на подворье ставить. Мол, и на косогоре удачно дом стоит, и амбар широкий — может не только свое, но и при надобности общественное зерно вместить. И колодец у него есть, а больше ни у кого колодца нет.

Дедушка Рагнарис спросил, не пойти ли сразу всем селом к нему, Хродомеру, в услужение. Говори, мол, Хродомер, не таись.

Хродомер, разъярясь, закричал, что таких слуг, каковы сынки дедушки Рагнариса, ему и даром не надобно! А самого Рагнариса он и на порог не пустил бы.

Тут дед поднялся и к выходу направился. Мы с Гизульфом следом за ним побежали. Впереди нас дед бушевал, а за спиной Хродомер бесился и шипел что-то дедушке в спину.

Дедушка и Хродомер — большие друзья.

Вечером дядя Агигульф меня поймал и, руку заломив, выпытывать стал, зачем дед к Хродомеру ходил и не жаловался ли Хродомер на него, Агигульфа. Валамир неподалеку стоял и слушал внимательно. Валамиру живется легче, чем дяде Агигульфу. Валамира только его дядька ругает. Дядька все-таки раб валамиров, так что Валамиру иной раз осадить его удается. А дядю Агигульфа дедушка Рагнарис учит.

И рассказал я дяде Агигульфу все, как было. И про Нехемью тоже ему рассказал.

Валамир поближе подошел, ему интересно стало.

Дядя Агигульф сказал, что Нехемья, видать, вандалом был, а вождь, который в плен его взял, — гепидом. Никто бы, кроме вандала, такого бы не удумал: в доверие к вождю втереться, напоить медовухой, а после выпросить себе и телегу, и людей в помощь и отправиться к родному бургу его отстраивать. А телегу-то, небось, не отдал потом. И никто бы, кроме пьяного гепида, не решился бы подобного пленника отпустить, да еще и помогать ему людьми и оружием.

Валамир вмешался и сказал:

— Отчего же никто? Герул бы тоже решился. Герулы, как известно, скудостью ума отличаются.

Дядя Агигульф Валамиру сказал, что надо бы к годье сходить и про этого Нехемью как следует расспросить. Пусть расскажет, кто этот глупый вождь был, который того Нехемью отпустил, — герул скудоумный или гепид тугодумный. Годья, небось, не откажется сагу свою еще раз пропеть.

Валамир сказал, что пивом годью угостит.

С тем меня и отпустили, только перед тем еще снегу за шиворот напихали.

Раньше, когда мир был новым, все было иначе. Люди были великими — это теперь они обмельчали. И жили мы прежде не в этих краях, а на дивном острове Скандза. Все там было благолепно и чудесно, и всякий год казался лучше предыдущего. Зимы были там снежные да пушистые, веселые, раздольные; морозы стояли умеренные, хотя и крепкие — в самый раз для сердца готского. Весны наступали дружные, водой обильные, зеленело все разом и всходы поднимались за один день. Летом приходилось немного потрудиться, однако земля была такова, что сама рождала урожай, один обильнее другого. Осень же неизменно бывала богата хлебом и пивом.

Были там и совсем уж дивные уголки, где пивные реки текли в мясных берегах, и кто туда забредал, подолгу оттуда не возвращался; возвращался же тучен и жизнелюбив.

Богатство добывали там не трудом рабским, не тем, что землю скудную сохой ковыряли, а больше священной яростью. Яростью и урожаи из почвы выгоняли, и дома взметывали.

И охота там была знатная. Зверь да птица неотлучно за людьми следили, так и норовили охотнику под ноги попасться. Стоит только рогатину в сторону леса наставить, как — вот уже готово! — бежит к тебе медведь лютый, губу дерет, грозит изничтожить. И сам собою на рогатину надевается и издыхает, ревя пресвирепо.

На Скандзе в былые времена — не так, как ныне, когда за какой-нибудь белкой драной полдня бегать приходится, чтобы упустить ее и ни с чем вернуться. Там добыча так обильна, что с одного оленя целое село седмицу кормилось.

Три бурга на Скандзе было. У каждого бурга по три села стояло. В каждом селе великие воины жили.

Народов же было там, по числу бургов, три: вандалы, гепиды и мы — готы. И жили мы в дивном несогласии, дабы войны между нами проистекали свирепые и кровавые, ибо того требовала душа всякого истинного воина.

Истинными же воинами были все, ибо кого из воинов ни возьми — всяк был вутья. Младенцев — и тех священная ярость не покидала, оттого и колыбели делали из неохватных дубов, дабы не сгрызло бы да не разметало их дитя в одночасье.

Боги часто сходили на Скандзу и нередко так случалось, что вожди из бургов ходили в Асгард к богам пировать. А гепиды чаще ходили в Ванахейм, но у гепидов все не как у других. А вандалы столь свирепыми были, что их и боги и великаны боялись. Иной же раз и боги к вождям в бурги приходили и пировали и довольны бывали. Ибо пива и мяса и богатырской удали всегда было вдосталь.

Земля была лесом богата, не так, как здесь. И лес был не кривой да косой да хлипкий, как на болоте, где Агигульф силки на птицу ставит, а строевой лес. Трава — и та была строевая.

Война между бургами шла беспрерывно, однако ущерба никто от того не терпел. Так все было благолепно устроено на Скандзе, что война к радости и потехе служили. Люди были крепки и семенем сильны и лишь один из семи детей в семье урождался уродом. А меньше семи не рождалось ни у кого.

Женщины были красивы, беловолосы, широки в бедрах и плодовиты. И хоть половину из них конями разметывали — за дерзость, либо же за неверность, а то и просто потехи ради, оставшихся хватало для того, чтобы Скандзу героями заселить. И не было на Скандзе недостатка в героях.

За жидкое пиво на Скандзе смерть полагалась беспощадная. Да и не варили там жидкое пиво. Там было такое пиво, что брось в чан бабу толстую, вроде нашей Ильдихо, — и не потонет баба, как бы ни старалась. Да что там Ильдихо! Дядя Агигульф в кольчуге и со щитом — и тот бы не потонул, хоть и недалек умом. Да что там дядя Агигульф. Ведь как на Скандзе испытывали пиво. Вывернут из земли утес и в чан с пивом бросят. Плавает утес — значит доброе пиво.

Каждое новое поколение из живущих на Скандзе было лучше прежнего, более свирепое, более могучее, более воинственное и крепкое. И столь могучие богатыри рождались на Скандзе, что дрожала земля под поступью их и постепенно все глубже и глубже уходила в воды Океана.

И вот не выдержала Скандза и взмолилась: не сносить мне, Скандзе, столько богатырей на груди своей зараз! Чую — ухожу под воды Океана, где погубит меня Морской Змей. Освободите же меня от тяжести своей, умерьте богатырство ваше. Пусть часть богатырей уйдет с груди моей и облегчит ношу мою, непосильной ставшую.

И сошлись вожди всех трех племен на великий тинг. Долго спорили и говорили, судили и рядили, ибо никому не хотелось покидать благодатную Скандзу. Сорок дней и сорок ночей без перерыва длился этот тинг, и птицы падали на землю мертвыми — такой крик стоял эти сорок дней и ночей над всем островом. И зародилась у берегов Скандзы от споров этих великая волна и обрушилась на берега других островов и земель и поглотила десять островов и десять раз по десять сел.

И было убито на тинге том народа без счета, но оставалось еще больше. И решили вожди племен: пусть младшие сыны наши прочь уйдут, ибо их богатырство самое великое и несносимое.

И было по сему. Три корабля построили величайшие богатыри трех племен и приготовили все к отплытью.

После же повеселиться напоследок решили. Тремя дружинами прошлись по трем мирам, оставив по себе память долгую. А у стен Асгарда сошлись они в битве с богами. И бились долго. И увидели асы, что богатыри эти силами с ними равны, и подговорили они Локи, чтобы спустил он на богатырей волка Фенрира. А сами от героев этих за крепкими стенами скрылись. И внял Отец Хитрости Локи просьбам асов и вывел волка Фенрира. И только так одолели асы богатырей и после братались с ними.