Дочь палача и черный монах - Пётч Оливер

Магдалена разогнала ненужные мысли и кивнула. На пути в переднюю она окинула взглядом жарко натопленную темную комнату. Окна закрыли ставнями, щели заделали соломой и глиной. На лавках возле печи и вокруг стола сидели соседские женщины и смотрели, кто обеспокоенно, а кто с недоверием, на знахарку и ее юную помощницу.

– Богородице дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с тобою… – начали громко молиться некоторые из старых женщин. Они, по всей видимости, уже не сомневались, что Йозефа Хайнмиллер в скором времени предстанет перед Творцом.

Магдалена поспешила в переднюю, взяла из знахарской сумки кусок мха и набрала из медной бадьи воды в котелок. А когда вошла обратно в комнату, поскользнулась на сырой от крови соломе и растянулась на полу. Вода при этом выплеснулась на платье одной из старух.

– Чтоб тебя! Можно и поосторожнее! – вскинулась на нее одна из соседок. – И вообще, что здесь забыла эта соплячка? Отродье палача проклятое!

Тут же вмешалась и другая женщина.

– Правильно люди говорят: жди беды, ежели палача в дом впустил.

– Она у меня в учении, – просипела Штехлин, продолжая копаться в брюхе визжащей крестьянки. – А теперь оставьте ее в покое и дайте мне лучше чистых тряпок.

Магдалена стиснула зубы и принесла новый котелок с водой. От злости по щекам у нее катились слезы. Когда она вернулась, женщины так и не успокоились. Не обращая внимания на крики, они снова принялись переговариваться и показывать на нее.

– Что толку от этих промываний! – заговорила одна из старух. Лицо ее было черным от копоти, изо рта торчали три желтых зуба. – Никогда еще вода не помогала в тяжелых родах. Зверобой и дикий майоран, вот чем дьявола нужно изгонять. Святая вода, может быть, но уж точно не из колодца набранная. Курам на смех!

У Магдалены лопнуло терпение.

– Глупые вы бабы! – крикнула она и грохнула котелком по столу. – Что вы знаете о лечении? Грязь да глупая болтовня, вот отчего люди болеют!

Девушка вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. Слишком долго пришлось ей терпеть резкий запах полыни, чеснока и дыма. Она бросилась к окну и распахнула плотно закрытые створки. В комнату ворвался свет, и дым потянуло наружу.

Соседки и родственницы затаили дыхание. Окна во время родов открывать запрещалось, и правило это нарушить никто не осмеливался. Свежий воздух и холод считались для всех новорожденных верной гибелью. Какое-то время слышались лишь крики роженицы, которые теперь разносились по улице.

– Думаю, тебе лучше уйти, – прошептала Штехлин, осторожно оглянувшись. – Здесь ты мне все равно уже не поможешь.

– Но… – начала Магдалена.

– Ступай, – перебила ей знахарка. – Так будет лучше для всех.

Под осуждающими взглядами женщин Магдалена поплелась на улицу. Закрыв за собой дверь, она услышала, как в комнате снова зашептались и хлопнули оконные створки. Она почувствовала ком в горле и с трудом сдерживала слезы. И почему только она такая упрямая! Черту, из-за которой она не раз уже попадала в неприятности, Магдалена унаследовала от отца. Не исключено, что крестьянка Хайнмиллер станет последней, у кого она побывала в качестве знахарки. О ее выходке скоро прознает вся округа. И Марте Штехлин на глаза лучше пока не попадаться.

Магдалена вздохнула, закинула на плечо кожаный мешок с ножницами, рваными тряпками и всевозможными мазями и двинулась обратно в Шонгау. Может, хоть с Симоном удастся еще сегодня повидаться. При мысли о юном лекаре Магдалена почувствовала, как по телу стало расходиться тепло. Ярость улетучилась, уступив место приятному покалыванию в животе. Слишком много времени прошло с тех пор, как они в последний раз провели несколько часов наедине. Это было в праздник Трех королей, когда дети с песнями ходили от дома к дому и юноши в страшных масках пугали малышей. Никто и не заметил, как двое влюбленных, спрятав лица под масками и взявшись за руки, скрылись в одном из сараев возле реки…

Стук копыт прервал ее воспоминания. По широкой дороге, окруженной деревьями и заваленной снегом, к Магдалене приближался всадник. Девушка прищурилась и, лишь присмотревшись хорошенько, поняла, что на спине статного жеребца сидел вовсе не мужчина, а женщина. Она, судя по всему, была не местной – изучала местность взглядом, словно что-то искала.

Магдалена решила дождаться незнакомку возле обочины. Когда ее отделяло от всадницы несколько метров, она поняла, что женщина эта родом из богатой семьи. С плеч ее ниспадала темно-синяя великолепно скроенная накидка, из-под которой виднелся белый плотный камзол и блестели кожаные сапоги. Руки в меховых перчатках мягко лежали на поводьях. Но в первую очередь внимание на себя обращали светло-рыжие волосы, выбившиеся из-под бархатного чепца, и изящное бледное лицо, выдававшее дворянское происхождение. На вид наезднице было чуть больше тридцати, она отличалась высоким ростом и явно была не из здешних мест. Скорее всего, приехала из какого-нибудь крупного города, может, из далекого Мюнхена. Но что, дьявол ее забери, она забыла в Альтенштадте?

– Могу я вам помочь чем-нибудь? – спросила Магдалена и приветливо улыбнулась.

Незнакомка ненадолго задумалась, а потом улыбнулась в ответ.

– Да, девочка моя, можешь. Я ищу своего брата, он местный пастор. Его зовут Андреас Коппмейер. – Она наклонилась в седле и протянула Магдалене руку в перчатке. – Мое имя Бенедикта Коппмейер. А тебя как зовут?

– Магдалена Куизль. Я… здешняя знахарка.

Ей всегда тяжело было признавать, что она дочь местного палача. Тогда люди зачастую крестились или с шепотом отворачивались.

– Магдалена… красивое имя, – продолжала женщина и указала на мешок. – Ты, смотрю, как раз с родов. Все прошло хорошо?

Девушка кивнула и опустила глаза в надежде, что всадница не заметила, как она покраснела.

– Это радует, – сказала Бенедикта и снова улыбнулась. – И все же… Ты знаешь, где находится церковь моего брата?

Магдалена без лишних слов развернулась и зашагала обратно в деревню. Она даже рада была, что встретила эту незнакомку, – немного отвлечься ей не помешает.

– Следуете за мной. Это недалеко отсюда. – Она указала в сторону запада. – Прямо за тем холмом вы увидите церковь Святого Лоренца.

– Надеюсь, застану брата дома, – сказала Бенедикта Коппмейер и изящно соскочила с коня, чтобы дать отдых своему гнедому. – Он прислал мне письмо. Кажется, что-то важное.

Ведя лошадь под уздцы, она последовала за Магдаленой по дороге на Альтенштадт. Сквозь щели в ставнях за женщинами наблюдали деревенские жители и провожали их недоверчивыми взглядами.

Симон заглянул в открывшийся перед ними черный провал. Из прямоугольного отверстия на них веяло сыростью и запахом плесени. Вниз круто уходила высеченная в камне лестница; уже через пару шагов ступени ее терялись в темноте.

– И что, мы… – начал он, но, увидев, как палач угрюмо кивнул, не стал договаривать. – Нам понадобится свет, – заметил он наконец.

– Вот их возьмем, – Куизль показал на два серебряных подсвечника, стоявших на алтаре. – Господь милостивый, да не прогневается на нас.

Он взял оба подсвечника и зажег их от свечи, горевшей в нише перед пронзенным стрелами святым Себастьяном.

– Теперь идем.

Якоб протянул Симону один из подсвечников и стал спускаться по влажным и скользким ступенькам. Молодой лекарь последовал за ним. В воздухе, ему показалось, витал необычный аромат. Но определить его он не смог, и запах постепенно развеялся.

Спустившись всего на несколько метров, они почувствовали под ногами ровный пол. Палач посветил вокруг, и взору открылась комнатка почти идеальной квадратной формы. Повсюду догнивали разбитые бочки и доски, в углу доживало свой век потрескавшееся распятие, краска на образе Иисуса вся выцвела и облупилась. С другой стороны валялась куча истертого тряпья. Симон наклонился поближе и разглядел на плесневелой ткани изображения крестов и жертвенных агнцев. Материя рассыпалась в руках лекаря.