Среди болот и лесов (сборник) - Якуб Брайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Образ Ольги поразил и покорил мятежную натуру Савицкого. Он почувствовал душою артиста, как прекрасен этот образ русской красавицы. Первая встреча сблизила их неожиданным образом. Он всегда был замкнут, она жила затворницей. И вот судьба свела их, юных, прекрасных, одаренных возвышенными светлыми мечтами.
Несмотря на противоположность положения в обществе, они оба были близки друг к другу по сходству их юношеских влечений к искусству, ко всему разумному и радостному в жизни, что свойственно от природы каждому юноше и девушке с цельной душой и здоровой натурой.
На следующий день, по окончании уроков, швейцар вручил Савицкому пакет: Закалинский приглашал его на обед, желая лично выразить ему свою признательность. Савицкий взял извозчика, заехал домой; по возможности приодевшись, он прибыл к дому предводителя дворянства в точно назначенное время.
Швейцар в ливрее открыл ему дверь и, низко поклонившись, с доброй улыбкой сказал:
– Пожалуйте, пожалуйте, господин Савицкий! На лестнице его встретил лакей и, расшаркиваясь, пропустил в дверь гостиной. Сам Закалинский, невысокий, красивый старик с русским лицом и окладистой бородой, поднялся навстречу и, подав руку, искренне благодарил юношу:
– Я не могу выразить вам, молодой человек, всей своей отцовской благодарности! Вы поступили благородно и, пренебрегая опасностью, спасли мою дочь… Я рад, весьма рад видеть вас в моем доме и благодарить!
На белом лице Ольги играл румянец; потупив очи, она протянула ему руку. Савицкий ощутил ее легкий трепет и осторожно пожал.
Гувернантка, Акинфьевна и другие слуги с нескрываемым восторгом смотрели на героя дня. Савицкий не знал, что ему отвечать; его смущение еще более возбудило симпатии всех присутствующих.
– Прошу, господин Савицкий, к столу! – пригласил Закалинский, и все направились в столовую. За обедом предводитель расспрашивал Савицкого о его успехах в науках и, по мере того как последний отвечал, хвалил за серьезное отношение к учению; попутно и весьма осторожно осведомлялся о бытовых условиях, деликатно предложил в трудные минуты обращаться к нему лично за помощью без всякого стеснения. Савицкий благодарил и не менее деликатно отказался от предложенной помощи.
– Не поймите меня, молодой человек, – сказал Закалинский, – что я предлагаю вам только материальную помощь… Нет! Но бывают ведь трудные обстоятельства и другого свойства! И вообще, мы у вас в долгу, поэтому будем отныне знакомы и, если угодно, друзьями.
– Да, да! Мы будем всегда рады видеть вас у нас! – с живостью вставила Ольга.
– Конечно, конечно… Вы у нас теперь свой человек, господин Савицкий! – подтвердил отец. – В скором времени будет день рождения Оленьки, и мы непременно ждем вас!
Савицкий, приподнявшись, поклонился и благодарил за столь лестное внимание. Обед прошел в оживленной беседе. Савицкий с его умом, начитанностью и тактом расположил к себе требовательного к людям Закалинского.
После обеда хозяин дома, извинившись, пошел отдыхать. Молодые люди продолжали непринужденно беседовать. Ольга осведомилась, играет ли он на рояле. Савицкий с сожалением должен был ответить, что ему лишь в малой мере пришлось играть на рояле.
В селе, где живет его мать, у священника есть старое фортепьяно; бывая у его сына, своего товарища, он научился исполнять несложные вещи. Но ноты он знает и может петь под аккомпанемент.
Ольга не предложила, а Савицкий, понимая, что нельзя нарушать послеобеденный покой хозяина дома, не просил ее сыграть на рояле.
Незаметно пролетел час, другой, и Савицкий откланялся. Ольга проводила его и еще раз просила не забывать их дом.
– Благодарю вас, Оля! Если ничего не случится со мною, я всегда с великой радостью приду к вам! – сказал он, пожимая ее нежную руку.
Когда Савицкий шел по улице, душа его была полна образом девушки, взволновавшей самые сокровенные чувства его впечатлительной и сдержанной натуры.
В один из ближайших дней после визита Савицкого предводитель встретил директора реального училища. Директор уже знал о поступке Савицкого на маевке, но, отметив благородство его, добавил:
– Я должен предупредить вас, ваше превосходительство, что Савицкий – весьма опасный человек. Есть все основания полагать, что он не только читает запрещенную литературу, но и ведет революционную пропаганду, причем самого крайнего толка! На днях у меня был исправник. Он убедил меня в этом. Савицкий находится под неотступным надзором полиции, и чем это все кончится, не могу даже себе представить!
– Господин директор! Необходимо было с вашей стороны оказать влияние и образумить юношу; он произвел на меня самое лучшее впечатление! – отвечал озадаченный предводитель.
– Представьте себе! Я беседовал с ним неоднократно, но убедился в бесполезности усилий, – оправдывался директор. – Он умен, имеет обширные познания, но, к сожалению, упрям и скрытен, его невозможно переубедить. Он озлоблен против существующего строя, помещиков и дворян. Я думаю, что весьма скоро он будет репрессирован полицией. Сейчас необходимо быть особенно настороженными к проявлению революционных настроений среди молодежи. Война с Японией приносит неудачу за неудачей, и, если дело кончится поражением наших войск, – неизбежны потрясения основ общества… Поэтому, ваше превосходительство, будьте осторожны с Савицким и не вводите его в свой дом! – посоветовал директор.
После этого разговора Савицкий не получил приглашения в день рождения Ольги.
Когда она напомнила отцу о приглашении Савицкого, то получила решительный отказ без всяких объяснений. Ольга была весьма огорчена, но не решилась перечить родителю. В конце июня закончились экзамены. Ольга уехала на каникулы к своей родной тетушке, сестре покойной матери, которая жила в своем имении в соседней губернии. В середине августа ученики съехались к началу занятий, возвратились Ольга и Савицкий, но встретиться им больше не пришлось. Спустя месяц после начала учения отец сообщил Ольге печальную весть:
– Представь себе, Оля, этот Савицкий натворил невероятных, прямо ужасных дел!
– Что такое? – тревожно спросила дочь.
– Директор еще ранее предупреждал меня, что Савицкий – бунтарь и полиция следит за ним. Вчера у него на квартире произвели обыск и нашли запрещенные книжки, нелегальную литературу, какие-то прокламации. Сегодня Савицкий исчез. Полиции не удалось его арестовать… С ним исчезли и другие подозрительные лица… Я ожидаю больших неприятностей в уезде! – сокрушенно говорил предводитель.
В скором времени Ольга узнала от отца, что в уезде стало неспокойно.
– Поступают сведения, – сообщил он, – о действиях Савицкого; с шайкой таких же преступников он нападает на имения, устраивает аграрные беспорядки и возбуждает невежественных крестьян против помещиков; появились случаи убийства полицейских чинов. Все усилия изловить его до сих пор безуспешны… Он совершенно неуловим! Говорят, приобрел маузер и наводит ужас на всех… Ах! Какое непредвиденное несчастье свалилось на мой уезд! Я страшно обеспокоен всем этим! Что скажут в губернии?
Ольга с нескрываемым огорчением слушала эти речи и все дни и ночи думала о Савицком.
– Неужели все это правда? Что толкнуло его на путь преступлений?
Как ей хотелось встретить его, убедить, но ведь теперь произошло непоправимое! Он преступник, и нет уже возможности вернуть его в общество.
В один из ясных дней она прогуливалась в своем саду, примыкавшему к дому. Деревья уже обнажились, желтый лист покрывал дорожки сада; осенняя пора навевала печальные думы, заставляла сожалеть о погибших мечтах, усугубляла грустные обстоятельства разлуки с юношей, впервые взволновавшим ее девичий покой. С учебником в руках Ольга старалась забыться, вчитываясь в предмет. Вдруг перед ней упал конверт. Кто-то, очевидно, перебросил его через забор. Она осмотрелась, но ничего не увидела и не услышала. Высокий забор надежно прикрывал сад.
Она с волнением подняла письмо. К уголку конверта был прикреплен кусочек свинца; распечатав его, она прочла записку:
«Ольга Николаевна! Не осуждайте меня. Я не преступник, а революционер. Что побудило меня окончательно стать на путь вооруженной борьбы? Вслед за мной исключили из училища моего младшего брата, уволили со службы мою старушку-мать. Теперь они остались без всяких средств к существованию. Моя жизнь разбита и обездолена, меня выбросили вон из последнего класса. Ну что же! Я поднимаю перчатку! Попомнят же и узнают Савицкого. Но не ради только личной мести я вступаю на путь беспощадной борьбы с социальной несправедливостью. Может быть, придет время, и Вы поймете меня. Жизнь не так прекрасна, как может Вам казаться. Трудовой народ стонет под игом царизма и его приспешников. Он темен, забит нуждой и горем. Передовая интеллигенция беспощадно преследуется за свои убеждения. В позорной войне гибнут лучшие сыны родины. Я не могу вернуть прошлое, и если о чем сожалею, то только о разлуке с Вами… Я не хочу смущать Ваш покой, я не жду ничего и не надеюсь ни на что. Мои чувства к Вам чисты и бескорыстны.
