Мультики - Михаил Елизаров

Для начала мы выступили всей компанией: Куля, Лысый, Тоша, Паша Конь, Шайба, Боня, Тренер, Козуб, Шева и я. Одевались как для драки — во все удобное. На мне была легкая, из черной мешковатой материи куртка на синтепоне с отстегивающимся капюшоном — я его заранее отцепил, чтобы не мешал, а на ноги обул любимые подкованные ботинки с очень твердыми носами. В карман я сунул вентиль от пожарного крана — он вполне заменял кастет, им легко крушился твердый силикатный кирпич. Тоша на всякий случай вооружился выкидухой, а Паша Конь спрятал под куртку нунчаки, сделанные из ножек табуретки. Конь, правда, все равно не умел работать этими нунчаками, взял для виду. У Шайбы была чугунная фигурка космонавта — маленькая статуэтка размером чуть поменьше чекушки, гладкая, словно матрешка, но практичная для боя — такой можно было приложить как молотом. Шева захватил солдатский ремень со свинцом в пряжке. Одет Шева был беднее всех — в обычный стеганый ватник, как у строителей. Ватник был достаточно теплым, но делал руки неповоротливыми. Единственное, он был коротким и не стеснял ноги, так что Шева вовсю мог работать своими кирзачами, вполне подходящими для боя. Они уж точно были лучше, чем Бонины «дутики» на поролоне, может и более теплые, но бессовестно смягчающие удар.

Аня надела шубу из коричневого «Чебурашки». Грудь Аня оставила полностью голой, на ногах были колготки, но без поддетых трусов, так что сквозь капрон просвечивал заросший лобок, до смешного похожий на какого-нибудь Карла Маркса, отправившегося на разбой с чулком на голове.

Мы решили покинуть нашу панельную окраину и попытать счастья ближе к центру — там было много тихих улиц. Мы понимали, что чем меньше будет свидетелей у нашего представления, тем лучше.

В центр мы приехали на метро. В это время Аня была в свитере и юбке, а когда мы вышли на промысел, она в первом подвернувшемся подъезде сняла их и сложила в сумку, которую повесил себе на плечо Шева. Там же лежала бутылка водки — Ане для согрева. Впрочем, вечер был не холодный.

Центр, перетянутый вдоль и поперек праздничными гирляндами, сверкал как новогодняя елка. Быстрые потоки машин разлетались от перекрестков, оседая оранжевыми бенгальскими брызгами на магазинных витринах. В дымчатом свете фонарей кружили снежные стружки, покрывая нежной голубой искрой вялый городской снег. Вдоль тротуаров узкими лентами вились горчичного цвета песчаные дорожки. Повсюду валялись затоптанные картонные гильзы хлопушек в окружении бесцветных россыпей конфетти. Звучала музыка, приглушенная окнами, так что наружу пробивался только глуховатый ритм, без мелодии и голоса.

За памятником Ленину стояла городская ель — сварной скелет из труб, в растопыренные пазы которого втыкались маленькие елки, изображающие густые ветви. Венчала составную громадину красная звезда. Нижние «ветки» вместо елочных игрушек были украшены надувными клеенчатыми мячами, с которыми обычно летом играют дети на пляже. Боня оторвал один мяч, и пока мы шли по парковой аллее, то гоняли этот мяч, почти такой же невесомый, как пустой полиэтиленовый пакет.

Сразу же возникла непредвиденная проблема. Наша компания отпугивала одиноких прохожих. Завидев нас, люди сворачивали в переулки в сторону многолюдного проспекта или скрывались в подъездах. Мы безуспешно бродили больше получаса, и Лысый разумно предложил разделиться: он и Куля останутся с Аней, а мы должны идти метрах в двадцати поодаль — может, тогда от нас не будут шарахаться.

Хитрость сработала, уже через пятнадцать минут мы выловили первого клиента. Это был мужик лет сорока, он явно чуть принял и возвращался домой или, наоборот, направлялся в гости, чтобы продолжить гулянье. Он был в приподнятом настроении, шел и напевал, чуть помахивая портфелем, как школьник.

Начало этой сцены я видел издалека. Аня распахнула полы своей шубы и стала похожа на летучую мышь. Мужик остановился. На его лице застыло глупое удивление.

— Мультики видел? — спросил Куля.

— Что? — переспросил мужик, водя по нам тревожными, быстро трезвеющими глазами. Он поднес руку к своей ондатровой шапке, словно хотел убедиться, что она еще на голове.

— Ну, мультики, — повторил Куля и сделал руками движение, точно вылезал из шкафа и открывал одновременно две дверцы. Кивнул в сторону Ани. Та улыбнулась и снова на миг распахнулась.

Мужик отступил на шаг, опять коснулся шапки, будто мусульманин своей чалмы.

— Видел? — спросила уже Аня.

— Да, — тихо признался мужик. — И что те перь?

— А если видел, — сказал Лысый, — тогда плати!

— Платить? — осторожно переспросил мужик. — А сколько?

— Сколько? — Лысый задумался, но в разговор вмешался Тоша. — Червонец давай! — строго сказал он и нахмурился.

— Значит, десять рублей… — Мужик полез в карман брюк, вытащил кошелек, разломил, порылся в нем, вытащил пятерку и трешку. — У меня два рубля мелочью будут. Не страшно?

— Нормально, пойдет, — покровительственно сказал Куля, принимая деньги.

— Можно идти? — спросил мужик.

— Пожалуйста, — разрешил Куля. — Позвольте на секунду ваш чемоданчик…

Куля принял у мужика портфель, деловито открыл и вынул оттуда бутылку шампанского и вернул портфель обратно.

— Ну, что, гражданин… С наступающим вас, трудовых успехов в новом году…

Лысый не выдержал и гоготнул. Шева прыснул тонко и с привизгом. Не справился с весельем и открыто засмеялся Боня, а вслед за ним Козуб, Тренер и я. Мужик тоже позволил себе улыбнуться, застегнул пряжку на портфеле, поправил на голове ондатра и пошел прочь от нас. Через шагов десять оглянулся и, подгоняемый нашим смехом, уже больше не оборачивался.

Мы продолжали хохотать, затем Боня от полноты чувств завизжал, толкнул Шеву, тот полетел в сугроб, но не разозлился. Тренер слепил снежок и запустил в Шайбу. Снежок разлетелся. Шайба запрокинул голову и по-волчьи завыл.

Аня встала передо мной и Тошей, распахнула шубу, покрутила сиськами, а потом жеманно сказала:

— Мальчики, мультики видели? Платите! — а Лысый в восторге принялся кидать ей под ноги мелочь.

Паша Конь кружился с Козубом в свете фонаря, они орали дурными голосами: «Лаванда, горная лаванда, наших встреч с тобой синие цветы!..»

В руках Кули выстрелило шампанское, задымилось у горлышка.

— С наступающим! — выкрикнул Куля, и мы, передавая по кругу бутылку, выпили первый тост за Бормана и «мультики».

В тот же вечер до двенадцати мы тормознули еще шестерых запоздалых дядек и настреляли всего семьдесят четыре рубля. Вечером первого января выручка увеличилась до девяноста рублей.

Конечно, все шло не так гладко, как мечталось в первые новогодние дни. Вскоре выяснилось, что в будни лучше вообще не соваться на улицу — бессмысленно. Идеальным зрителем «мультиков» был одинокий и подвыпивший дядька за сорок, лучше всего трусливой интеллигентной профессии, а такие чаще водились на выходные или праздники. С понедельника по пятницу они куда-то исчезали, словно впадали в спячку. Самым доходным временем был субботний вечер. Пятница и воскресенье тоже бывали неплохи, хотя и проигрывали субботе — если по пятницам мы собирали рублей тридцать—сорок, то это было неплохо. В праздники наши заработки увеличивались втрое. К примеру, на старый Новый год, когда по улицам шлялось много подвыпивших клиентов, мы собрали уже сто двадцать рублей. Кстати, не все нас боялись, некоторые восторженно говорили: «О, стриптиз!» — и сами просили Аню оголиться еще раз, на бис, и прибавляли денег.

Света, узнав о том, что Аня получила от нас за четыре вечера зарплату инженера — чуть ли не сто пятьдесят рублей, тоже изъявила горячее желание поработать. Аня вначале была недовольна новостью, что у нее появится конкурентка, но дружба все же взяла свое.

Новая пара «мультиков» подтолкнула нас к мысли разбиться на две бригады. Ведь раньше нам приходилось остаток делить на десятерых, а так наши доходы возрастали вдвое. Понятно, что, проиграв в численности, бригады резко слабели, от чего значительно увеличивался риск провала, но уже с середины января мы разделились, постаравшись, чтобы в каждой бригаде были свои Сильный, Жирный, Подлый, Нервный и Малой.

Одной бригадой командовал Куля, и «мультиками» там была Аня. У меня имелся выбор, но я предпочел бригаду Кули, чтобы остаться с Аней — что поделаешь, я был в нее влюблен. С нами еще трудились Тоша, Шайба и Козуб. Второй бригадой руководил Лысый, и с ним ходили Паша Конь, Боня, Тренер и Шева.

За пару недель мы здорово поднаторели в новом деле и порядком обнаглели. К февралю девчонки наши приоделись и очень похорошели. Аня наконец смогла избавиться от опостылевшей «Чебурашки» и приобрела красивую дубленку с пушистой оторочкой.

У нас завелись деньги, которые уже странно было называть карманными. За три дня в неделю я зарабатывал в среднем не меньше тридцати рублей. Через месяц я обзавелся стационарным магнитофоном «Маяк» и электронными часами «Монтана» с семью мелодиями. Чтобы дома не возникло вопросов, я сказал, что все это добро я очень дешево купил в комиссионке, и продемонстрировал выпотрошенную копилку. Родители поверили.